Копоть

       Фотограф заметно волновался; не нужно быть психологом, чтобы понять: это настоящий комок нервов. Его длинные пальцы с узловатыми суставами постоянно находились в движении, а круглые, чуть навыкате, глаза никак не могли сосредоточиться на каком-то одном предмете.    Лу Ханю был знаком такой тип: этот человек, что сидел сейчас напротив него и изо всех старался хранить на лице широкую улыбку, многое повидал, через многое прошел, а такие вещи никогда не проходят бесследно.    С такими свидетелями важно было соблюдать равновесие применяя давление, но не перебарщивая. Нащупать это золотую середину являлось невероятно трудной задачей. Но, конечно, опытному журналисту можно было попытаться...    Корреспондент посмотрел на шариковую ручку в своих пальцах и вздохнул. – Думаю, мы с вами пойдём по классическому пути, – размеренно вымолвил он. – Расскажите о ваших отношениях с покойным, о ваших впечатлениях о нём...    Юноша поднял голову; улыбка сошла с его губ. В одно мгновение с ним произошла разительная трансформация, как будто он снова разом обрёл всю свою уверенность. – Я его племянник, – пожав плечами, вымолвил молодой человек. – Никогда до этого его не видел, да и в семье о нём особо не говорили. ДонХо свалился, как снег на голову, где-то полгода назад, написал мне, что хочет встретиться, чтобы сплотить вокруг себя всю свою семью. Я как раз тогда вернулся из Ливии, и мне дали отпуск... Сами помните, что тогда творилось в той стране... Так вот, я решил принять его предложение и приехал сюда, тут познакомился и с дядей, и с прочими родственниками. Отношений у нас никаких не было: вопреки тому, что он писал в письме, он не особо стремился сближаться с нами. – Но теперь он мёртв, – сурово проговорил Лу Хань, делая малопонятную заметку на листе бумаги. – Значит, вам достанется неплохой куш. – Это точно, – миролюбиво кивнул ЧанЁль. – Но не только мне; я полагаю, сыновья тоже не останутся внакладе.    Журналист поднял голову и внимательно посмотрел допрашиваемому прямо в глаза. Лицо фотографа практически ничего не выражало, кроме истинной безмятежности, – такое часто случалось с теми, кто побывал в горячих точках, и в писательской среде это называлось «мерцающей бронёй».    Что ж, остаётся лишь пробить её. – У него были враги? – корреспондент вновь сосредоточился на своих каракулях. – Думаю, да, – протянул ЧанЁль, потирая подбородок. – Судя по тому, что мне рассказывали, ДонХо бы далеко не святой Амвросий, и женщины, с которыми у него были отношения, сильно пострадали от его необязательности, но, как видите, он хотя бы пытался как-то компенсировать это, попытавшись познакомиться с сыновьями. – Но странно, что он не пригласил их матерей, – заметил Лу Хань, постукивая ручкой по бумаге. – Нет, это-то как раз объяснимо, – усмехнулся молодой человек. – Представьте себе троих бывших невест под одной крышей! Да они же передерутся друг с другом на следующий день, а если и нет, то будут испытывать явный дискомфорт. Пригласить только одну ДонХо тоже не мог: две другие бы непременно расстроились. Так что наш хозяин поступил совершенно правильно. – Хорошо, оставим это, – нахмурился журналист. – Расскажите мне, что вы делали с одиннадцати вечера и до того момента, как переполошили весь дом.    Фотограф, откинув голову, рассмеялся. Корреспондент спокойно ждал, пока тот успокоится, зажав ручку в сильных пальцах. – Ну и сцену я закатил, – заметил ЧанЁль, прекратив, наконец, хохотать и утирая глаза. – На самом деле, лейтенант, сейчас мне уже не кажется, что я вообще что-либо слышал.    Лу Хань поднял брови. Его желудок снова начал было возмущаться, но предприимчивый китаец постарался надуть его – эту методику он узнал от одного из коллег, регулярно работавшего на громких судебных процессах. – Что это значит? – спросил иностранец, изо всех сил стараясь не потерять лицо.    Фотограф развёл руками. – Мне пришлось поскитаться по миру, – признался он. – Я навидался всякого, сами понимаете... Порой о большей части этого хочется просто-напросто забыть, но не получается: жуткие образы сами приходят ко мне во сне. И очень часто эти видения настолько реалистичны, что я не могу точно сказать, случилось ли это взаправду или нет. За все годы, что я запечатлеваю не самые позитивные мгновения, мне приходилось слышать призывы на помощь. Может, это случилось и в эту ночь; не могу сказать точно...    Журналист устало потер лоб. – Но вы начали всех будить, – не сдавался он. – Не могло же это быть из-за несуществующего крика! – Почему? – бросил ЧанЁль, положив ногу на ногу. – Я же говорю вам: не всегда реальность – это то, что мы воспринимаем органами наших чувств. – Ладно, – вздохнул Лу Хань. – А как насчет вечера? Что вы делали тогда? Я надеюсь, на этот вопрос вы сможете ответить нормально. – Мы были в библиотеке, – беззлобно откликнулся высокий юноша. – Сыновья ДонХо, КёнСу... Кажется, там ещё был ЧонДэ... Точно! Он ещё потом вышел позвонить. Так вот... Все начали расходиться. Я не помню, в каком порядке; я был слишком сильно занят рассказами. Кажется, мы с БэкХёном поднялись последними... Потом я принял душ и отправился спать. Ну, а затем... Вы в курсе, что произошло... – Как раз нет, – коварно улыбнулся китаец. – Я рассчитывал, что вы просветите меня в этом вопросе, но, как оказалось, вы и сами не можете отличить сон от яви... – Есть немного, – примирительно вымолвил ЧанЁль. – Но, сами понимаете, мне почудилось, и я в панике побежал будить всех, а потом... Мы обнаружили беднягу ДонХо... До сих пор не могу в это поверить...    Печальные слова никак не сочетались ни с широкой улыбкой, ни с ровным тоном голоса молодого человека, и Лу Хань невольно поморщился: в странноватых повадках собеседника ему чудилась неискренность, фальшь...    Но на убийцу фотограф мало походил...    И всё же в нём было что-то тёмное, непонятное, неоднозначное; при общении с ним возникало ощущение, будто смотришь в бездонный колодец. Причина этому была абсолютно понятна, но всё же, сей факт не мог не настораживать. – Хорошо, – склонил голову журналист. – Большое спасибо за содействие расследованию. Не могли бы вы прислать ко мне КёнСу? – Разумеется, – ЧанЁль бодро встал со стула и шутливо отдал честь. – Будет исполнено, лейтенант!    Он вышел в коридор, захлопнув за собой дверь несколько громче, чем того требовали правила этикета, но вряд ли это имело какое-то особое значение.    Случайности иногда имеют место быть, разве нет?..    Корреспондент с облегчением расслабил мышцы живота и поморщился: шумы, которые его желудок издавал, имели весьма однозначный характер. Если он вскорости не позавтракает, позора не избежать... – Разрешите? – КёнСу, деликатно постучавшись, приоткрыл дверь. – Я так понимаю, я следующий? – Совершенно верно, – Лу Хань с тоской сглотнул слюну и указал очередному допрашиваемому на место перед собой. – Присаживайтесь.    Писатель тут же подчинился и, заняв стул, чинно распрямился, ожидая вопросов.    Журналист изучающе посмотрел на человека, сидевшего напротив. На данный момент, он был самой тёмной лошадкой из всех обитателей этой трижды клятой усадьбы, и сие затрудняло опрос, который и так не блистал профессионализмом.    Какую тактику выбрать? Как сбить его с толку? Лучше вести себя сдержанно или спровоцировать свидетеля?    Понадеяться на вдохновение?    Следовать чёткой полицейской инструкции, которую китаец дословно не знал?..    В любом случае, решение следовало принять сейчас же. – Почему «Жаклин Сюфан»? – неожиданно даже для самого спросил Лу Хань.    КёнСу шокированно уставился на журналиста. – Э-э-э.., – протянул он. – Я даже не знаю, что сказать... – Но по какой-то причине вы же выбрали этот псевдоним, – корреспондент отложил ручку и опустил подбородок на сцепленные пальцы.    Свидетель усмехнулся. – Что ж, если вам так любопытно, я отвечу, – он скрестил руки на груди. – Когда я только начинал свой творческий путь, я мечтал о том, что когда-нибудь мои книги станут классикой, их станут проходить в школе, а моё имя навсегда войдёт в историю мировой литературы. Увы, мои опусы о средневековых сражениях не пользовались особым успехом и, как следствие, не приносили дохода. Я попытался перебиваться случайными заработками, и меня занесло в дамский журнал. Мне заказали томный рассказ с элементами эротики, и я скрепя сердце справился с этим. Историю опубликовали, и отклик публики был просто невообразимым: автор этого мусора в одночасье стал звездой. Редактор позвал меня к себе и предложил неплохие условия контракта. Я, разумеется, согласился. Оставалось лишь придумать мне красочный псевдоним, который бы показался привлекательным моим читательницам и – будем честны друг с другом – читателям. Согласитесь, «Жаклин Сюфан» звучит куда загадочнее и экзотичнее, чем «До КёнСу». Французы не зря считаются мастерами любовных дел: всё, что исходит от них, автоматически приобретает ореол эротизма, вот и фальшивое имя сработало, придав моим бульварным виньеткам элегантности и утонченности. Я удовлетворил ваше любопытство, лейтенант? – Вполне, – улыбнулся журналист. – А теперь перейдём к делу: насколько хорошо вы знали покойного и в каких отношениях с ним состояли? – Ни в каких, – пожал плечами писатель. – Я всего лишь сын его старых знакомых, которые много лет назад помогли ему в одном неоднозначном деле, и недавно, когда ДонХо, разбогатев, вернулся на родину, он связался со мной и попросить приехать в гости. – Вас?! – корреспондент поднял брови. – Не ваших родителей?    КёнСу сложил пальцы домиком. – Это кажется странным, вы правы, – вымолвил он. – Но у меня есть своя теория на этот счет: мне кажется, что убитый предпочитал общество людей намного моложе себя, потому что так он чувствовал себя... Как бы сказать?.. Всё ещё в седле, что ли... – Это интересное предположение, – склонил голову иностранец. – А что насчет вас? Вы выиграли от его гибели? – Я думаю, да, – писатель уставился на свои ладони. – Как и все, кто жил в этом доме. Условия завещания хозяина поместья ни для кого не были секретом; я думаю, таким образом он пытался загладить свою многолетнюю вину перед отпрысками и прочими родственниками, которых он игнорировал, по меньшей мере, четверть века.    Лу Хань неторопливо сделал заметку. Выкладки его собеседника были логически верны и обоснованны... Явственно проглядывал аналитический склад ума и способность просчитывать поступки других людей.    Если подумать, такое сочетание открывало перспективу широких возможностей...    Распрямив спину, журналист задал следующий вопрос: – Что вы делали с одиннадцати вечера и до того момента, как ЧанЁль разбудил вас?    КёнСу нахмурился. – С одиннадцати до примерно без четверти полночь я сидел в библиотеке – мы слушали байки ЧанЁля...Кроме нас, там были ещё братья и ЧонДэ, который ушел в половину двенадцатого. Я поднялся наверх, а потом почти тут же спустился: я вспомнил, что мне нужно было позвонить. – Но телефон был занят, – развёл руками корреспондент. – Действительно, – писатель вздохнул. – ЧонДэ болтал по-английски уйму времени, и мне так и не удалось связаться с редактором, но я извлёк из этого пользу для себя: я подслушал этот в высшей степени странный разговор, и мне на ум пришел сюжет очередного рассказа про алмазного магната и роскошную блондинку в мехах... В общем, когда управляющий закончил беседу, я положил трубку на базу и опрометью ринулся наверх, чтобы он меня не заметил. Было начало первого, по-моему... Я прошел к своей комнате, пожелав спокойной ночи МинСоку, который стоял у двери кабинета, и отправился спать. – И всё? – уточнил Лу Хань, тщательно записывая все показания бумагомарателя. – Да, – коротко подтвердил КёнСу, чуть наклоняясь вперед. – И я его не убивал. – Замечательно, – журналист поднял голову и посмотрел на собеседника. – Спасибо за помощь. Пришлите ко мне ЧонИна, пожалуйста. – Хорошо, – писатель встал со стула и, развернувшись, пошел к выходу.    В дверях он замер, но, постояв так несколько секунд, снова направился вдоль по коридору.    Корреспондент подал плечами и усмехнулся: эти писаки всегда отличались странностями; на это не стоило обращать внимания.    С другой стороны, КёнСу казался одним из самых рациональных людей из всех, кто гостил в поместье...    От мыслей об авантюрном мастере пера его отвлёк ЧонИн, тактично постучавшись в раскрытую дверь. – Я могу войти, лейтенант? – спросил смуглый молодой человек. – Да, конечно, – китаец, усилием воли заставив себя сосредоточиться на новом свидетеле, указал на место напротив.    Грузчик прошел в кабинет.    Он успел переодеться в джинсы и клетчатую рубашку. Вещи были поношенными, но чистыми, и говорили о скромной натуре юноши. В правой руке он держал бумажный пакет, который протянул журналисту сразу же, как занял стул напротив. – Я рассудил, что вы, должно быть, голодны, лейтенант, – проговорил ЧонИн, дружелюбно улыбаясь. – Я не самый лучший повар, но с парой сэндвичей вполне справляюсь. – Большое спасибо, – искренне вымолвил Лу Хань, раскрывая пакет и вгрызаясь в бутерброд.    Ему показалось, что ничего вкуснее он и в жизни не ел, но, возможно, это было из-за голода. – Пока вы завтракаете, я, пожалуй, сам расскажу обо всём, – ЧонИн оперся локтями на колени и наклонился вперёд. – Я был женат на племяннице ДонХо. Полгода назад он связался со мной и пригласил нашу семью к себе. Я сообщил ему печальную новость, но он всё равно настоял, чтобы я приехал. Так я и стал жить здесь, временами отъезжая в доки, чтобы отработать свою смену. Разумеется, его смерть стала шоком для меня: он казался вполне здоровым и наслаждавшимся жизнью... Но между нами не было особой близости, потому что не имелось кровных уз. Я был в курсе, что моё имя стоит в завещании наравне с другими, но я доволен своим материальным положением, и мне не нужно его улучшать. – Прекрасно, – журналист скомкал бумажный пакет и выбросил его в мусорное ведро. – Расскажите, что вы делали со вчерашнего вечера, скажем, с одиннадцати часов, и до того момента, как ЧанЁль поднял панику?    Грузчик откинулся на спинку стула. – В большой гостиной собралась компания, – проговорил он. – Я, Крис, Тао и МинСок. Мы вели довольно интересную беседу. В половину двенадцатого или около того в комнату пришел ЧонДэ; он попросил не обращать на него внимания и начал разговаривать по телефону. В двенадцать мы все вместе поднялись наверх. МинСок сказал, что ему ещё нужно переговорить с хозяином, и направился по коридору к кабинету. Я же прошел к себе. Ко мне в гости заглянул Тао, и мы проговорили где-то до двадцати минут первого, потом он ушел, и я, совершив туалет, отправился спать. С утра ЧанЁль разбудил меня первого: моя спальня находится слева при входе в наше крыло.    Лу Хань глубокомысленно кивнул. Он понял тактику этого человека: заткнуть ему рот едой, перехватить инициативу и самому вести линию допроса так, как удобно ему... Неплохой план. – Что ж, спасибо вам и за помощь следствию, и за сэндвичи, – произнёс журналист, вставая с места. – Они были великолепны. – Всегда пожалуйста, – очаровательно улыбнулся ЧонИн, тоже поднимаясь со стула. – Надеюсь, мои показания вам пригодятся