Копоть

       Лу Хань оказался в той самой ситуации, которую принято называть «подвешенное состояние»: он понятия не имел, что делать дальше.    Условия завещания убитого были донельзя просты: каждому из одиннадцати его домочадцев полагалась равная доля его капитала. Дом в горах и алмазные копи отходили троим сыновьям ДонХо в совместную собственность.    Ещё в документе были упомянуты несколько благотворительных организаций, которым причитались небольшие взносы.    И всё.    Речь шла об огромных деньгах, и в мире известны случаи, когда убивали и за меньшее, но теперь проблем с выделением подозреваемого становилось ещё больше.    Все получали недурную прибыль от кончины магната... Но опять-таки сыновьям повезло чуть больше: они становились полноправными хозяевами этой горы и бриллиантовых россыпей (если от них после пожара хоть что-то останется).    Журналист сжал зубы и застонал: ну почему в этом деле ничего не может быть однозначно?!    Он отложил завещание и, встав с кресла, начал сосредоточенно мерить шагами кабинет.    Один из следователей, которого корреспондент интервьюировал, рассказывал о своей славной карьере длиной в четверть века. Говоря о борьбе с преступностью и раскрытием деликтов, этот заслуженный блюститель порядка рассказал о своей тактике, которая никогда его не подводила: нужно было отойти назад и посмотреть на дело в перспективе, начиная с самых истоков, и тогда многое станет ясно само собой.    Что ж, можно попробовать...    Но чем дольше Лу Хань размышлял обо всём этом происшествии, тем больше нестыковок и странностей обнаруживал.    Внезапно разбогатевший матрос, списавшись на берег, решил зажить мирной жизнью буржуа. Чтобы вернуть моральные долги, которые он создал во время своей беззаботной молодости, ДонХо позвал к себе родственников, с которыми не виделся много лет. Затем его начала снедать тревога за свою жизнь, что неудивительно при таком количестве будущих наследников на квадратный метр, и что делает этот человек?    Вызывает к себе сотрудника газеты.    Журналист покачал головой, остановившись у окна. Если кого-либо и вправду беспокоит собственная безопасность, то потенциальная жертва предпринимает как можно более капитальные меры для обеспечения собственной безопасности, предпочитая пользоваться услугами профессионалов: если не полиции, то, по крайней мере, детективов.    А нувориш предпочел репортера, который знаком с криминалистикой лишь чисто теоретически.    Даже частный сыщик смог бы разглядеть деликтоопасные проявления, пусть и в зачаточном состоянии, и установить их источник.    А что писака?    Хорошо развитая фантазия мешает ему, и такой человек вряд ли сможет вычислить, кто именно из одиннадцати домочадцев затаил в душе некоторую гадость.    Создавалось впечатление, что ДонХо сам изо всех сил старался покончить с собой чужими руками.    Корреспондент фыркнул, а затем ахнул, проведя ладонью по лицу.    А так ли уж это невероятно?    Богач был человеком весёлым, любившим шутки и легко шедшим по дороге своей жизни; такой розыгрыш вовсе не шел вразрез с его личностью. Что, если он решил разыграть домашних, а потом трюк пошел не так?..    Лу Хань бесшумно зашевелил губами, обдумывая эту теорию. С сожалением покачав головой, через пару минут он был вынужден признать её несостоятельность.    Использованное в преступлении оружие – сильнейший и быстродействующий яд – не оставляло сомнения, что злоумышленник желал именно кончины магната.    А то, что покойный не позвал профессионального детектива... Что ж, есть люди, которые в них не верят, считая, что куда важнее знание человеческой натуры, а уж этого-то добра у представителей журналистской братии не занимать.    Можно объяснить и тот факт, почему ДонХо окружил себя людьми, которые не очень хорошо его знали: этот человек просто хотел начать новую жизнь. С чистого листа.    Корреспондент дошел до рабочего места Исина и рассеянно провел рукой по столешнице. Поднеся пальцы к глазам, он усмехнулся: на столе был тонкий слой пыли.    Видимо, секретарь не являлся ревностным поклонником гигиены...    Лу Хань медленно сел на стул и прикрыл глаза. Итак, одна теория провалилась, но это только начало: сдаваться ни в коем случае нельзя.    Может, стоит взять за отправную точку расследования использованное оружие?    Преступник выбрал синильную кислоту – сильнейший яд, убивающий быстро и со стопроцентной вероятностью. Что этот факт может сказать об убийце?    Обычно отравляющие вещества используют женщины, но представительниц прекрасного пола среди подозреваемых нет.    Такой яд, не оставляющий следов, действующий мгновенно и почти исключающий муки жертвы, мог выбрать человек аккуратный, методичный, не жестокий по натуре...    Журналист резко выдохнул и вскочил с места: такой субъект был среди одиннадцати домочадцев покойного!    Корреспондент кивнул и, взяв с письменного стола хозяина схему второго этажа, начерченную МинСоком, отправился в коридор.    Пора навестить старшего сына богача.    Ким ЧунМён, адвокат по разводам, был прекрасным специалистом своего дела и в деньгах совершенно не нуждался, но можно ли полностью отбросить меркантильный мотив?    Если даже и так, то никто не может сказать, что творилось в душе этого человека, ведь он весьма напоминал одну из тех средневековых японских шкатулок, выставка которых проходила в Пекине в прошлом году. Эти небольшие и изящные вещицы, выполненные с тщательностью и старанием, никак не желали приоткрыть свои тайны, так и оставаясь навеки запечатанными.    Над простой задачей – отомкнуть эти коробочки – не одно десятилетие бились лучшие умы человечества, но результат как был, так и оставался нулевым.    ЧунМён одевался старательно, аккуратно, с неким едва заметным щёгольством. Оставаясь верным официальному стилю, он не смотрелся неорганично рядом с тем же ЧонДэ, предпочитавшим обноски своего деда.    А ещё адвокат любил своих братьев.    И если не для себя, то ради них он вполне был способен на серьёзный, масштабный поступок...    Лу Хань дошел до конца коридора и повернулся налево: судя по схеме МинСока, это и была дверь в комнату старшего из отпрысков покойного.    Итак, если юрист внутри, то можно побеседовать о деле, незаметно наблюдая за ним, если же нет – необходимо порыскать в помещении. На случай, если кто-нибудь застанет его за сим неблаговидным занятием, у журналиста есть оправдание на этот счет: произошло убийство, а он вёл расследование.    Тактично постучавшись и не дождавшись ответа, корреспондент, нажав на ручку двери, толкнул её от себя и прошел внутрь.    Комната ЧунМёна была, видимо, самой скромной из всех спален этого поместья: темная мебель строгих очертаний, никаких украшений, серые в полоску обои на стенах, и того же цвета занавески на окне.    Довольно узкая кровать аккуратно застелена – ни одной складочки на коричневом легком пледе. На письменном столе из темного дерева царил образцовый порядок, книги были заботливо выравнены по краям поверхности, бумаги – оставлены идеальной стопочкой.    Лу Хань ради любопытства заглянул в платяной шкаф. Те немногие предметы одежды, что были размещены там, выглядели превосходно.    В ящиках стола, на прикроватной тумбочке, в примыкающей к спальне строгой ванной – безупречный порядок.    Что ж, скорее всего, этот человек – педант как в делах, так и в повседневной жизни.    Но, разумеется, этот факт ещё не делал из него отцеубийцу.    Журналист наклонился над документами, которые были сложены на столе у адвоката. Это были проекты бракоразводных мировых соглашений, полные таких сложных правовых оборотов, что даже у Лу Ханя – человека, которому случалось читать юридические бумаги, – глаза полезли на лоб.    Итак, ЧунМён – прекрасный знаток своего дела, человек состоявшийся, твёрдо, обеими ногами державшийся на земле.    Но преступники бывают разных мастей и калибров. Не нужно думать, что сильным мира сего не хочется наживы или удовлетворения жажды мести только потому, что они добились многого.    Корреспондент вышел из комнаты старшего сына ДонХо, неслышно прикрыв за собой дверь.    И что теперь? Куда идти?    Лу Хань закусил губу и нахмурился.    Думай же, давай! Ты писал о стольких расследованиях, стольких блестящих сыщиках; неужели, всё это не оставило ни малейшего следа в сознании, ничему тебя не научило?    Журналист потер шею.    Центральная фигура убийства: кто она?    Некоторые ошибочно полагают, что виновный.    Это не так: всё действо вертится вокруг совсем иного субъекта.    Жертвы.    Что корреспондент знал о ДонХо? Ничтожно мало.    Он провёл бурную молодость, порхая с места на место, как мотылёк: успел поработать и в газете, и в сети прачечных, и в собственноручно организованной фирме, и даже на кораблях, путешествую по миру в качестве матроса. Получив в наследство эту гору и узнав, что там есть алмазы, он решил остепениться и вернулся в родные пенаты. Разбогатев из-за оказавшемся в его собственности месторождении, магнат позвал к себе родственников...    А спустя шесть месяцев был убит.    Лу Хань помотал головой: информации явно было недостаточно. Но существовал способ узнать ДонХо поближе, хоть и не напрямую.    Можно использовать ту же тактику, что и только что с ЧунМёном: посмотреть на человека через призму вещей, что его окружали.    Иными словами, посмотреть хозяйскую спальню.    Журналист направился налево – в другое крыло, где, судя по схеме, располагались всего три комнаты: владения ЧонДэ, ЧанЁля и нувориша соответственно.    Дверь в апартаменты ДонХо, как и полагалось входу в покои владельца, была масштабна, огромная и чересчур щедро украшена золотом. Она состояла из двух створок, которые отворялись совершенно бесшумно, скрывая за собой роскошное помещение, похожее на пещеру Али-Бабы.    К сожалению, при жизни богач не обладал тонким вкусом, поэтому его спальню кратко можно было охарактеризовать лишь одним словом: кич.    Много позолоты, уйма массивных и непрактичных предметов мебели, тяжелые бархатные портьеры, занавеси на кровати, мешающие нормально дышать во сне – вот всё, что предстало перед взором корреспондента.    Но сей блеск не ослепил Лу Ханя, который почти не удивился: после вида тех апартаментов, что отвели ему, юношу вообще было весьма сложно чем-либо поразить.    Не тратя ни единой минуты, он начал методично обыскивать каждый сантиметр этих огромных владений Шехерезады.    При жизни ДонХо, судя по всему, не отличался особой склонностью к систематизации, и это весьма затрудняло поиски чего-либо конкретного, но журналисту было плевать: он с готовностью тратил время и силы, чтобы выяснить всё возможное о покойном.    В ящике прикроватного столика – блистеры с желудочными таблетками, салфетки, носовой платок с монограммой, тоненькая книжица со стихами о море. На полках стеллажа: множество детективов и явно ни разу не читанные произведения классической литературы. На письменном столе: старые документы с пометкой «Аннулировано»; в ящиках: уйма канцтоваров, сотовый телефон, несколько коробок с наручными часами, снежные шары, засушенный цветок, несколько статуэток, зубная нить, бутылочки с ароматическим маслом, упаковочная тесьма, планшет. В шкафу: куча разнообразной одежды...    И только в комоде журналист обнаружил то, что искал: в первом же ящике лежала коробка со стеклянными колбами и контейнер со шприцем.    Что ж, история с инсулином подтвердилась...    Корреспондент, взяв один из прозрачных цилиндриков, повертел его между пальцами. К сожалению, он никак не мог сказать, что за вещество находится внутри, так как нигде не было маркировки. Он несколько страшился ломать колбу и пытаться определить состав смеси по запаху: это могла быть и синильная кислота (хотя вряд ли).    Но лучше перестараться с осторожностью, чем потом сожалеть...    Лу Хань положил контейнер на место и продолжил обыскивать вещи убитого.    Он обнаружил диплом по судоводительской специальности, настолько пожелтевший от времени, что прочитать его не являлось возможным. Под ним обнаружилась огромная стопка старых карт, успевших покрыться темным налётом на сгибах. Рядом покоился большой профессиональный компас.    Журналист улыбнулся: скорее всего, эти вещи напоминали ДонХо о беззаботных деньках, проведенных на борту корабля...    Корреспондент, крякнув, распрямился и потер поясницу: он чувствовал явную усталость: видимо, он провёл в этой комнате намного больше времени, чем рассчитывал, но результат полностью устраивал добровольного детектива: образ убитого начинал вырисовываться в его сознании куда более явственно.    Жаль, правда, что слишком поздно...    Лу Хань, опустив голову, снова посмотрел на карты и компас, лежавшие в выдвинутом ящике.    От мыслей его отвлёк тихий стук в дверь. Журналист резко обернулся, проговорив: «Войдите!».    Дверь мягко раскрылась, и внутрь вошел ЧонИн. – Я так и знал, что найду вас здесь, – вымолвил смуглый молодой человек, улыбнувшись. – Как продвигается расследование? – Потихоньку, – корреспондент указал ладонью на содержимое ящика. – Видели нечто такое у своих товарищей в доках?    Грузчик подошел ближе и медленно кивнул. – Да, – ответил он. – Это лоцманский компас; я их повидал достаточно. – Вот как? – поднял брови Лу Хань. – Что ж, буду знать... Вы хотели со мной поговорить? – На самом деле, не совсем, – ЧонИн приподнял уголки рта. – Мне кажется, вы голодны; обед уже готов. Нам повезло, что кладовая полна запасов, а КёнСу – прекрасный кулинар.    Журналист кивнул, и оба молодых человека направились к выходу.