Время быть героями

      КОНСТАНТИН       «Пятидесятилетие бывает раз в жизни, надо отметить его достойно», – записал Константин в дневнике и отложил ручку. Взгляд упал на поднос с открытками. Они начали прибывать ещё накануне: придворные, которые были в отъезде, сердечно поздравляли с праздником и выражали сожаление, что не смогут присутствовать на торжестве.       Имена мелькали одно за другим, к пятнадцатой открытке Константин начал путаться. Долголетия, мудрости, процветания – это понятно. Его двор преимущественно состоял из военных, и оригинальность пожеланий не была их коньком. Но попадались и необычные, вроде «Освещать Галактику подобно сверхновой». Это от племянницы Жози, конечно же. Константин слышал о её последнем увлечении астрономией. Или вот, например, от кузена Луи, обожающего южные курорты: «Повысить температурный фон королевства». Написано по-разному, но равно витиевато и об одном. За годы правления Константина все как-то привыкли, что разговоры о политике ведутся только в кабинете министров и на военных совещаниях. Восторженная пятнадцатилетняя племянница да чудаковатый кузен были единственными при дворе, кто открыто говорил о присоединении Теороса, но им всё прощалось.       Сам Константин ещё ничего насчёт Теороса не решил. Сделать частью королевства или оставить автономией? Чем чаще он об этом думал, тем больше склонялся ко второму варианту. Присоединение означало много административной мороки, и смена флага и гимна была меньшей из проблем. Документация, новая валюта, не говоря уже о риске народных волнений… А Константин, нежно любя маску грубоватой фамильярности, всё же заботился о репутации. И прославиться в веках как Король-Волокитчик не входило в его планы.       – Ладно, решу позже, – сказал он очередной цветастой открытке и поднялся из-за стола.       В дверях он столкнулся с лакеем, на руке которого плыл ещё один поднос с поздравлениями.       – Ваше величество.       – Поставьте на этажерку, я посмотрю после праздника.       Константин поднялся к себе. Настало время облачаться в парадный костюм, и без камердинера тут было не обойтись.       – У всех глаза на лоб полезли, когда я сообщил о переносе раута. Конечно, с едой по музеям не ходят, но директор заверил, что грязеотталкивающие стёкла гарантируют безопасность для экспонатов. Так почему бы не совместить веселье и искусство?       – Прекрасная идея, ваше величество, – ловкие пальцы разгладили кружева на манжетах, таких же мягких, как тон Гюстава.       – Зеркальная зала привычнее, однако выставка интереснее. Два этажа произведений искусства. Есть на что посмотреть, что обсудить и где присесть. Там будет и новый министр культуры. Пообщаюсь с ним, ведь после войны надо развивать мирные отрасли.       – Вы абсолютно правы, ваше величество, – Гюстав встряхнул баллончик со сверкающим содержимым и распылил над петлями. На молочно-белую ткань легли перламутровые блёстки.       – Сегодня буду сиять, как сверхновая, – усмехнулся Константин, подавая руку для обработки рукава.       – Замечательная фраза, ваше величество.       – О, это малютка Жози, это в её стиле. В следующем месяце у неё день рожденья. Надо подарить что-нибудь эдакое. Ммм… новый телескоп, возможно.       Камердинер замялся всего на пару секунд, но Константин бросил на него взгляд и приподнял бровь.       – Вы правы, Гюстав, – ответил он на молчание подданного. – Раз она так увлечена, родители уже позаботились, чтобы телескоп у неё был самый лучший. Ну, что-нибудь придумаю, время ещё есть.       – Да, ваше величество, – камердинер протянул шляпу, в тон костюму, только украшенную алыми перьями.       – Пора, – сказал Константин, осматривая себя в зеркало.       Если верить придворным модникам, светлые цвета полнят. Фигура у Константина и без того была внушительной, но к его юбилею портные превзошли самих себя. Даже не интересуясь нарядами, Константин заметил, что в этом костюме и живот, и руки, и бёдра стали выглядеть гораздо аккуратнее.       Возле лестницы уже ждали придворные, предпочитающие своим резиденциям Нуво-Версаль. Константин кивнул вытянувшимся адмиралам флота де Вобану и Миоссану и едва сдержал недовольную гримасу при виде врача и двух медсестёр, белыми тенями стоявших в стороне. Но никуда от них не денешься, особенно теперь, когда приступы неведомой болячки участились.       Де Брезе объявил выход, и толпа вереницей потекла за Константином. Поздравления, комплименты, речи – это всё потом, на рауте, под ароматы лакомств и шипение шампанского.       По пути к автомобилю Константин бросил взгляд на заново отстроенную библиотеку, нарядный вид которой служил напоминанием, что любые трудности преодолимы, и прибавил шагу.       До Карнавале доехали за полчаса, хотя могли и за пятнадцать минут, но праздничный кортеж сам по себе – целое мероприятие. Горожане высыпали на улицы, и Константин, опустив окно, вскинул руку. Кассиопея, сидевшая напротив, посмотрела косо, как всегда, когда он, по её мнению, пренебрегал безопасностью. Но где это видано, чтобы хороший правитель не отвечал на любовь народа?       Машина остановилась точно рядом с ковровой дорожкой, которую проложили до самых дверей дворца-музея. Когда Константин вышел, зажглись первые фонари, белеющие вдоль дорожки, и из них выпорхнули бабочки-голограммы. Шаг – и ещё пара зажжённых фонарей и взлетевших в вечернюю синь бабочек. И так до самого порога музея.       – Весьма оригинально, – похвалил Константин директора.       Подданный глубоко поклонился, перо шляпы очертило зигзаг на полу вестибюля.       – Это только начало, ваше величество. В конце вечера будет салют, его доставили из самой Низзы.       – Пьемон, ну вы расстарались! – Константин хлопнул подданного по плечу. – Присуждаю вам премию в сто луидоров.       «Самое то для поощрения и казну не разорит».       – Спасибо, ваше величество, – низкорослый Эдуар Пьемон, мелкими чертами лица похожий на мышь, вмиг преобразился и стал как будто выше. – Честно говоря, благодарить за фейерверки нужно хорошо налаженную торговлю и господина Кольбера.       – А вот он как раз!       Министр финансов приблизился такой несвойственной ему лёгкой походкой, что Константин даже рот приоткрыл. Министр улыбался! Не дежурно, а непринуждённо и искренне. И костюм он выбрал необычный. Подобные носили гости из Империи.       – Новая мода? – улыбнулся Константин после приветствия. – Что ли и мне такой заказать?       Кольбер дёрнул плечом.       – А у них наши шляпы – последний писк. Не поймёшь, что моднее.       – Круассаны, – ввернул Пьемон. – Они до самого Феззана добрались.       – Ну, еда везде дорогу проложит.       Посмеялись, потом Константин спросил о здоровье почтенной матушки министра. Госпожа Кольбер в свои семьдесят по-прежнему разъезжала по балам и не стеснялась тёплых знакомств с мужчинами помоложе – конечно, в рамках приличий.       Выставочный зал постепенно заполнялся гостями. Константин улыбнулся расторопности работников музея, которые уже заканчивали со свечами. Едва зажглась последняя, стала ярче и подсветка экспонатов.       – Ваше величество, прошу, – пригласил Пьемон.       Константин подошёл к картине, изображавшей крепость в облаках, вокруг которой летали ангелы, – такую внушительную, что башни превосходили высотой его самого. Пространство рядом с полотном служило импровизированной сценой. Настоящей здесь не было, и Константину это пришлось по душе. Иногда устаёшь взирать с высоты.       – Приветствую вас, мадам и месье, – начал он, опершись на трость. – Сегодня мы проводим раут тысячи свечей в необычном месте. Надеюсь, это новшество привнесёт в нашу прекрасную традицию свежую ноту. Отдыхайте, угощайтесь, наслаждайтесь созерцанием произведений искусства. Желаю всем замечательного вечера.       Когда аплодисменты и восторженные возгласы начали стихать, Константин слился с толпой и нашёл взглядом министра культуры. Месье дю Бурж скромно стоял в стороне и рассматривал экзотический морской пейзаж, с солнцем, утёсом и буйной растительностью на побережье. Константин не смог бы отличить манеру современного художника от стиля прошлого века, но министр, похоже, знал в этом толк.       – Ваше величество, – он поклонился, и чёрная прядь, выбившаяся из щёгольского хвоста, упала на лицо.       Константин назначил Антуана дю Буржа после скандала с его предшественником, который почём зря растрачивал выделенные на нужды культуры финансы. Дю Бурж за считанные недели привёл в порядок дела, «висевшие» полгода, и заслужил похвалу Константина, а два месяца спустя и должность.       – Месье дю Бурж, вы впервые на рауте тысячи свечей?       – Да, здесь очень… атмосферно. Что побудило вас изменить традиции?       Константин пожал плечами.       – Как я уже сказал, захотелось внести свежую ноту.       – Автору этого полотна – тоже, – министр указал рукой с шампанским на картину. – Пока он писал психоделику, его работы знали только на выставках да на конкурсах. А потом он просто поехал отдохнуть и запечатлел вид, открывающийся из окна. Пейзаж мигом разошёлся, его даже печатают на сувенирах. Автор не только прославился, но и разбогател.       – Что ж, сейчас самое время для таких перемен. Так где отдыхал этот художник?       Спустя четверть часа Константин знал достаточно о новом курорте на юге Теороса и сделал мысленную пометку «Найти время для визита». А ещё он убедился, что дю Бурж – дельный человек и с ним можно рассчитывать на плодотворное сотрудничество.       Константин поднялся на второй этаж и на пару мгновений оторопел от числа людей, но почти сразу понял, что это не двор разросся – это коллекция скульптур впечатляет.       Неподалёку раздался звонкий девичий смех. Малютка Жози оживлённо беседовала со сверстницей и указывала на ближайшую скульптуру, изображающую небо в звёздах, планетах и кометах и одинокого путника с рюкзаком, присевшего понаблюдать за светилами.       Константин улыбнулся и подошёл поздороваться с Жози. Поговорили о космосе и созвездиях, Константин пообещал племяннице как-нибудь провести экскурсию по «Таранису». Потом отыскал кузена Луи, который пытался сфотографировать статую нимфы с бокалом лимонада.       – Ну что ты мучаешься, давай помогу, – предложил Константин, и кузен со смущённой улыбкой передал ему фотоаппарат.       Нимфа получила свой лимонад и восхищённый взгляд Луи в придачу. Потом Константин перебросился с кузеном парой фраз, похвалил его внесезонный загар и пожелал оставаться таким же преданным ценителем искусства.       Незаметно и быстро сгустились сумерки. Где-то через час загремят фейерверки, то-то будет представление.       Константин спустился на первый этаж. Кресла у окна так и манили присесть. И правда, почему бы не дать ногам отдохнуть? Устроившись в одном из кресел, Константин обвёл взглядом зал. Свечи горели так же ярко, как и в Нуво-Версале, но здесь было как-то… душевнее, что ли. Гости оживлённо беседовали, останавливались у картин, делились впечатлениями. Месье Пьемон сиял и охотно рассказывал гостям об экспонатах. Видимо, решил вспомнить время, когда был гидом. Учась в школе, Константин трепетал на экскурсиях в Карнавале, потому что проводил их эрудированный и увлечённый господин Пьемон.       Константин повернул голову на близкий шелест платья. Кассиопея. А в руках у неё – по блюдцу с эклером.       – Ваше величество, с фруктовым чаем апельсиновые эклеры особенно хороши.       Позади неё шёл юный паж – Адам Лерин… ах нет, уже де Клорион, Жак и его супруга недавно официально усыновили этого мальчика. На подносе, который нёс Адам, рядом с двумя чайными парами дымился белый чайник.       – Спасибо, юный месье.       Адам поставил поднос и поклонился Константину.       – Мой долг – служить вашему величеству.       Он удалился, улыбаясь так, будто подобно путнику со скульптурной композиции увидел в небе разом тысячи светил.       – Отличное место для чаепития, – сказала Кассиопея, разливая по чашкам ароматную жидкость.       – Да, вот и тематическое произведение искусства.       Над столиком, в обрамлении сверхпрозрачного защитного стекла, висела картина: дама в странном наряде подставляла чашку под небольшой кран, приделанный к цистернообразной, но по-своему изящной конструкции. «Царство самовара», – гласила подпись под картиной.       – Традиция страны с севера Земли, – прокомментировал Константин.       – Хотя бы что-то сохранилось до наших дней.       – Ещё два года назад мы ни о чём таком не знали, а теперь принимаем всё новых гостей с других планет, – Константин прикрыл глаза, смакуя эклер, и продолжил: – В последнее время я часто слышу о Земле. Будто бы на ней почти нет жизни, только святилище терраистов. Хотелось бы узнать больше.       Взгляд приёмной дочери стал серьёзным и задумчивым.       – Так ли необходимо посылать шпионов на почти заброшенную планету?       Константин усмехнулся, втянул ноздрями фруктовый аромат чая. Он и правда прекрасно дополнял вкус эклера.       – Совсем не обязательно отправлять кого-то с миссией. У мадемуазель Таллар недавно умерла мать, Лорене надо развеяться, сменить обстановку. Долгое путешествие и новые земли – самое то для неё, как считаешь?       Не дождавшись ответа ни через пять, ни через десять секунд, Константин повернул голову и заметил, как опустились плечи Кассиопеи. Её глаза что-то высматривали на столе, но не находили.       – Отец, – произнесла она совсем тихо, – вы расформировываете Молниеносных?       – Что?       – Это началось с Анжелики Фрессен, верно? После её гибели во время похищения Элизевин. Потом не стало Софи, а я… подвела вас. Поэтому вы решили…       – Кассиопея!       Он поднялся, стряхнул с вышивки крошки и обратил на дочь предупреждающий взгляд. Сейчас не время и не место для таких разговоров, пусть даже она права.       Ресницы Кассиопеи дрогнули, и Константин приподнял уголки губ. Его дочь умна, со временем она всё поймёт.       – Спасибо тебе за компанию. Угощение действительно было вкусным.       Она присела в реверансе, а Константин улыбнулся уже открыто и отошёл.       Его внимание привлёк один из развешанных под капителями колонн экранов. На них отображались полотна и скульптуры, участвовавшие в недавнем конкурсе. Работы сменяли друг друга и периодически повторялись, поэтому любоваться понравившимся можно было сколько угодно.       Вот на экране появился горный пейзаж. Покатые склоны с заснеженными хребтами, голубое небо и луна вдали. Вроде ничего особенного, но почему-то внутри возникло ощущение необъяснимой печали. Повеяло холодом, словно снежные вершины не где-то там, а на расстоянии вытянутой руки. Интересно, что это за пейзаж? Тоже Теорос? Не Веррозион, это точно: свою страну Константин изучил вдоль и поперёк.       – Странная картина, – полушёпотом сказал он сам себе.       В ответ из-под земли раздался низкий гул. Константин успел только расширить глаза, как экран с неизвестной картиной разорвало на части. Горы обернулись искрящимися проводами и обломками пластмассы.       «Как вулкан», – подумалось Константину, прежде чем мир исчез в оглушительном грохоте.       Какое-то время он ещё находился на грани. Сквозь полусомкнутые веки он видел людей – окровавленных, орущих что-то о помощи. Красивые костюмы и платья превратились в обычные тряпки. Вот так, да… Говорил же он Гюставу когда-то, что тряпки ими и остаются, сколько их ни украшай. Потом поменял мнение, а теперь, выходит, он с самого начала был прав.       – Помогите королю! – кричал кто-то тысячью глоток и сотнями тембров.       Он различил только голос дочери, потом приподнял то, что должно было быть веками. Да, Касси… Платье лавандового цвета, чёрные волосы – правда, растрёпанные, как и у всех сейчас, наверное… Надо вновь её повысить, она должна выйти в бой. Возглавить флот, чтобы наказать этих… кто это всё сотворил. Но кто?       – Ваше величество, всё будет в порядке, только не шевелитесь.       Он и не шевелился – просто не смог бы. Мир стал расплывчатым миражом. Тени, беготня, визг сирены, топот тяжёлой обуви. Всему этому не место на его рауте! Кто? Кто посмел?..       А низзеанские фейерверки он так и не увидел. Конечно, он бывал в Низзе, и не раз. Там тоже есть горы, но не такие, как на картине. Где же это всё-таки?       – Дочь…       Кассиопея тут же взяла его за руку и прижалась к тыльной стороне его ладони влажной щекой.       – Не двигайтесь, ваше величество. Мы почти на месте.       Константин откинулся назад и, кажется, улыбнулся. Во всяком случае, хотелось улыбнуться, хоть как-то подбодрить эту скорбную девочку.       Потом его куда-то везли под изменчивым светом. «Да не нужно, другим помогите». Говорить не получалось: язык не слушался, как будто омертвел и был похоронен за зубами.       Мираж сменился лабиринтом. Тут тупик, здесь тупик, а тени мыслей носятся рядом и не могут сложиться в одно целое. Но придёт время – и Константин вспомнит нечто важное, а потом потянется нить вопросов и ответов и приведёт его к догадке, способной изменить ход истории. И он изменит, да. Он же король, он должен.       Рядом суетились фигуры в белом. Ангелы с полотна? Если так, тогда… нет, он не в лабиринте, он в крепости и защищает её. Позади него армия, впереди – враги. И его воины ждут от своего короля вдохновляющей речи.       Он посмотрел на кружащихся в небе ангелов, обернулся к солдатам и разомкнул губы:       – Когда изменим историю, мы…