Время быть героями

      ЯН ВЭНЬЛИ       Когда Аттенборо сообщил, что «Спартанец» Юлиана был подбит и едва долетел до ближайшего авианосца, сердце Яна ушло в пятки. К счастью, воспитанник пострадал несильно, врач обещал разрешить посещения часов через десять. Но пока Юлиан не приходил в себя, и, как бы дико ни звучало, Ян был этому рад.       «Лучше ему не знать».       На корабле, пристыкованном к астероиду, стояла неуютная тишина ожидания. Члены команды уже с минуту посматривали на Яна, но его собственные глаза упорно глядели вниз, на приборную панель, даже когда совсем рядом послышались тяжёлые, решительные шаги.       Сильные руки буквально выдернули его из кресла и развернули. Напомнить бы Шёнкопфу о субординации, но его отряд за последние несколько часов понёс большие потери, убитых было около двадцати, а среди раненых – близкие друзья генерал-лейтенанта, Линц и Блюмхарт.       – Что вы задумали, командующий? – жёсткий взгляд и непреклонный тон.       – То, на что в другой ситуации не решился бы. Мы проиграли, надо это признать. Однако наш долг – сохранить как можно больше жизней. Вы позволите, генерал-лейтенант?       Розенриттер наконец отпустил его. Уселся в своё кресло, сложил руки на груди и закрыл глаза.       Ян вздохнул и повернулся к команде.       – Даже самая протяжённая линия защиты конечна. Мы обогнём их одну за другой и пробьёмся к Лоэнграмму. Идти придётся на полной скорости, но фланг неизбежно пострадает. Не говоря уже о том, что есть риск вообще не дойти.       – Сколько этих линий? – спросил контр-адмирал Патричев, размеренно поворачивая указательные пальцы вокруг друг друга.       – По моим расчётам, восемь или девять.       Ян невольно скривил губы. «По моим расчётам»… Но ведь он ошибся уже дважды – понадеявшись на сентиментальность врага и не разгадав его замысел вовремя. В итоге Зигфрида Кирхайса, потенциального наследника Лоэнграмма, вообще не оказалось на поле боя, а во флоте Альянса осталось всего девять тысяч кораблей.       – Лоэнграмм верит в преданность идеалам, и это наш шанс. Если наши действия убедят его, он сам подпустит нас к себе.       – И вы убьёте его? – спросил Шёнкопф.       – Да. Но вражеская армада всё равно не позволит нам уйти. Так что в этот бой со мной пойдут только ветераны и те, кому нечего терять.       – Командующий, это безумие! – никогда в голосе Алекса Кассельна не было столько горечи и безысходности.       – Напротив, вице-адмирал: здравый смысл.       – Должны быть другие варианты!       – Нет, если мы хотим остановить завоевание. Вы будете руководить перекомплектованием флота, а потом – возвращением в столицу. Это приказ.       Кассельн несколько секунд беспомощно хватал ртом воздух, но в конце концов опустил голову и кивнул.       – С вашего позволения, командующий, – бесцветно сказал он и вышел.       Если так отреагировал старший товарищ, то воспитанник вообще с ума сойдёт.       «Прости меня, Юлиан».       Необходимость обмануть самого близкого человека наполняла Яна отвращением, но это не снимало с него ответственности перед другими, поэтому он приказал включить громкую связь со всем флотом.       Он начал с того, что это битва не ради страны и возглавляющих её политиков, а ради идеалов демократии, которые стоят того, чтобы сохранить их для потомков.       – Однако это самоубийственная миссия, для тех, кто уже пожил своё и кому нечего терять. Настоятельно прошу вас подумать и решить. Выдвигаемся через четыре часа. Приказ остальным: возвращаться на Хайнессен, по возможности избегая столкновения с врагом. Ваши жизни и счастье ваших семей ценнее золота. Удачи.       Как ни тяжело ему было, но после выключения связи груда камней, давившая на его плечи, потеряла сразу несколько булыжников. Он отдал общий приказ, но решение каждый должен принять сам.       Чтобы не смущать команду своим присутствием, Ян отправился на линкор «Леда» и сразу прошёл в медицинский отсек.       – Юноша уснул полчаса назад, – с мягкой улыбкой доложил располагающий к себе пожилой врач. – Отоспится, отдохнёт и будет вне опасности.       – Хорошо.       Доктор удалился, а Ян всё смотрел сквозь небольшое окно. Грудь Юлиана едва заметно опускалась и поднималась, приглушённый свет лампы падал на растрёпанную чёлку, а на лице проступало умиротворённое выражение.       «Прости, Юлиан».       Потом был разговор с Дасти – не разрывающий сердце, но словно простёгивающий его иглой.       – Береги себя, – попытка улыбнуться, укол и стежок.       – Ты тоже, командующий, – кивок и ещё один невидимый укол.       Ян положил ладонь на плечо друга – череда мелких, болезненных стежков, – а затем выпрямился и ответил на прощание подчинённого.       Жаль, Ян не мог приказать ему уйти: Дасти теперь командовал собственным флотом и в этом сражении был нужен как никогда.       Вернувшись на «Гиперион», Ян со смешанными чувствами обнаружил, что никто не ушёл. Патричев сосредоточенно фотографировал глазами рельеф астероида, хмурый Мурай колдовал над клавиатурой, Фред посматривал на монитор и делал какие-то пометки, а Шёнкопф неспешно доедал шоколадный батончик. Оба связиста тоже оказались на своих местах.       – Флот перекомплектовывается, у нас мало времени, – напомнил Ян после приветствий. – Поверьте, геройство сейчас неуместно. Никто не осудит вас, если вы уйдёте.       Контр-адмирал Патричев пожал широкими плечами.       – Вы дали нам выбор, ваше превосходительство, и мы его сделали. Так же, как и вы.       В носу защипало. Ян быстро сел в кресло и надвинул берет на лицо.       Спустя три с небольшим часа две флотилии покинули астероидный пояс и разошлись в противоположных направлениях.       «Кассельн, удачи тебе и будь счастлив», – думал Ян, не отрывая взгляда от схемы с удаляющимися точками. Он так и не попрощался со старшим товарищем: вице-адмирал был слишком занят, а Ян не знал, что ему сказать. Это же не Аттенборо, который понимает его с полуслова и даже без слов.       Подошёл Фред Гринхилл и привычно поставил перед Яном чашку с чаем.       – Что вы думаете об операции, капитан? – спросил Ян, как когда-то перед Изерлоном.       Вопреки обыкновению, адъютант ответил не сразу. Потёр переносицу, прошёлся пальцем по брови и наконец сказал:       – Вы приняли непростое решение, командующий. Если под вражескими атаками строй распадётся, мы будем вынуждены или сдаться, или отступить. Если всё же дойдём… – адъютант нервно усмехнулся. – Ну, об этом вы сами сказали. В любом случае потерь не избежать, а раз так, то пусть они не будут напрасными. И… я не жалею о своём выборе.       Когда он отошёл, Ян подумал, что Юлиан лишился лучшего друга, который мог у него быть.       А потом думать стало некогда: флот оказался на линии огня. Корабли шли на полной скорости, вражеские суда, разворачиваясь, стреляли, дробя и раскалывая правый фланг. Вспышки молчаливых, но смертоносных молний заполонили все обзорные экраны. Так продолжалось два с половиной часа, и каким-то чудом «Гиперион» пока не задело. Зато другие…       Сначала, прикрывая перегруппировку повреждённых кораблей, погиб адмирал Моутон. Затем во время обстрела со стороны пятой вражеской линии защиты пришло известие о крушении корабля адмирала Паэты. А когда флот, уже напоминавший искромсанный полумесяц, почти миновал восьмую линию, был серьёзно подбит флагман вице-адмирала Фишера.       Взглянув на повреждения, Ян понял, что следующий выстрел уничтожит «Аргетлам», и приказал Фишеру немедленно уходить в центр построения.       Наконец впереди показалась девятая линия защиты врага. Последняя.       Ян поглядел по сторонам. Справа Фред шмыгнул носом и подался вперёд, слева заёрзал на сидении контр-адмирал Патричев.       До первых выстрелов оставалась минута, когда лейтенант Стивенсон всполошился.       – Ваше превосходительство, сообщение от вражеского флота. Они… они прекращают огонь!       Сердце взлетело к голове и зашлось частым глухим стуком, а ноги подкосились.       – Они пропускают нас, – пробормотал Ян, прочищая голос от сипения. – Всему флоту: не стрелять.       Напряжение команды электризовало воздух, а Ян то сжимал, то разжимал кулаки и с силой втягивал пересохшие губы. Он прирос к месту, вцепившись взглядом в серые имперские корабли, мимо которых медленно проплывал его флот. Так же медленно ползла вдоль тела Яна мелкая дрожь.       – Новое сообщение! – закричал связист. – Враг разрешает нашему кораблю пройти.       Ян коротко кивнул.       Связавшись с Фишером и Аттенборо, он приказал оставаться на месте и действовать по ситуации.       – Я уважаю ваш выбор следовать за мной и не оскорблю вас приказом уходить сейчас. Но при первой же возможности уводите флот на Хайнессен.       «Когда следовать уже будет не за кем».       Вице-адмирал Фишер, хоть и помрачнев, кивнул, а вот Дасти церемониться не стал – сдёрнул с головы берет и в сердцах скрутил, как половую тряпку.       – Командующий! Ян! Да что же это?!       – Побереги эмоции, Дасти. Ты меня понял. Будь здоров.       Связь завершилась, на корабле снова стало тихо, но духота куда-то испарилась, и Яна настигло внезапное спокойствие. Он сделал всё возможное, ему даже по-своему удалось убедить врага не множить жертвы. Когда всё закончится, Аттенборо и Фишер успеют увести флот из-под обстрела.       Ян открыл глаза, поправил берет и отдал приказ выдвигаться.       Только одно теперь имеет значение – убить Лоэнграмма. Покончить с завоеванием ради всех, кто выбрал демократию и верен ей. Ни секунды сомнений, ни полшага назад.       «Так и начинался хаос, – стрельнуло в мозгу. – Ещё недавно защита демократии вовсе не подразумевала смерть империалистов».       Если он выбрал крайние меры, не делает ли это его похожим на тех, кого он ненавидит?       Убить Лоэнграмма…       – Мы действуем иначе, – зазвучали в памяти слова Джессики. Их сменили другие, сказанные гораздо громче и неизмеримо ближе:       – «Брунгильда» прямо по курсу. Тридцать секунд до входа в зону поражения. Наведение завершено.       На экране изящной белой фигурой застыл вражеский флагман.       Словно вынимая из клейкой массы, Ян поднял руку, готовясь скомандовать атаку, – и тут из орудия «Брунгильды» вырвалась тонкая нить луча. В следующий миг «Гиперион» содрогнулся так, что Ян едва удержался в кресле, а чашка с остатками чая полетела на пол. Звон осколков ещё несколько секунд раздавался в наступившей вязкой тишине.       Это было совсем не похоже на смерть.       – Корабль обесточен! – вскрикнул Стивенсон, бросая наушники на погасшую панель.       Фёдор Патричев во всю ширь распахнул небольшие глаза, Шёнкопф присвистнул, Мурай что-то пробормотал себе под нос.       А Ян Вэньли будто провалился в бесконечный калейдоскоп, картинки в котором сменялись раньше, чем он успевал их рассмотреть.       – Новое сообщение, с вражеского флагмана, – низкий голос Робстейна вибрировал.       Всё внимание Яна приковал к себе небольшой листок с посланием, который связист передал Фреду. Адъютант развернул его непослушными, совершенно белыми пальцами и начал читать:       – «Адмирал флота Ян Вэньли, ваша отчаянная решимость убедила меня, что вы сражаетесь за достойные идеалы. Предлагаю обсудить это на моём корабле».       Ян хохотнул и обвёл взглядом команду.       – Это предложение, от которого я не могу отказаться.       – Нет! Это же ловушка! – почти перебил Мурай.       – В самом деле? Контр-адмирал, мы до сих пор живы лишь благодаря тому, что Лоэнграмм передумал нас убивать. Дуэли не будет. Он хочет поговорить, и я верю ему. Да и какая у нас альтернатива?       Он развёл руками вокруг себя. Теперь у корабля только и было, что каналы связи.       Ян выпрямился.       – Стивенсон, передайте контр-адмиралу Аттенборо оставаться на месте и ждать дальнейших инструкций. Робстейн, свяжитесь с «Брунгильдой». Я принимаю приглашение.       Имперцы прислали за ним челнок: обесточенный «Гиперион» не мог даже открыть транспортный отсек. Потом был недолгий путь мимо вражеских кораблей – и вот Ян ступил на борт «Брунгильды».       Его встретил седеющий усатый офицер. Опущенные уголки плотно сжатых губ выдавали человека, которому приходится решать много проблем. Он представился как контр-адмирал Артур фон Штрайт, адъютант Главнокомандующего Лоэнграмма, и после обмена приветствиями повёл Яна внутрь корабля.       Щедро освещённый коридор заканчивался высокими дверями. При приближении Штрайта и Яна гвардейцы, стоявшие на страже, синхронно вытянулись и пропустили их.       Шагнув следом за провожатым, Ян оказался в небольшом кабинете. Книжными стеллажами он напоминал библиотеку, а тёплым светом настенных ламп – уютную гостиную.       Человек, который поднялся с одного из широких кресел, держался и смотрел как победитель. Каковым он и был.       Ян отвёл упавшую на глаза прядь и отдал воинское приветствие. Не сводя с него внимательного взгляда, Райнхард фон Лоэнграмм повторил жест. Кивнул адъютанту, и Ян услышал, как открылась и снова закрылась дверь.       Они остались одни.       – Давно я хотел с вами встретиться, – улыбнулся Лоэнграмм, приглашая присесть. – Наконец-то это желание исполнилось.       Кресло оказалось удобным и мягким, и Ян со всей полнотой ощутил, как сильно устал за последние дни. Спина ныла, а ноги гудели, словно он прошагал весь день.       – Будете кофе?       – Чаю, если можно.       Лоэнграмм вызвал ординарца и коротко распорядился насчёт напитков. После ухода юноши Ян какое-то время просто смотрел на собеседника, который, судя по взгляду, тоже ещё с трудом верил в реальность происходящего.       – Часто же мы сталкивались, – нарушил молчание имперец. – Помните то сражение при Астарте? Больше двух лет прошло.       – Вы тогда прислали мне сообщение, – улыбнулся в ответ Ян, – желали, чтобы я дожил до нашей следующей встречи. Наверное, благодаря этому удача не оставляла меня даже в самые трудные времена.       – А вот я так и не получил от вас ответа, – Лоэнграмм прищурился, в льдистых глазах заплясали хитрые искорки. – Ну, не то чтобы я его сейчас требую.       Юноша-ординарец принёс напитки и, расставляя чашки, покосился на Яна большими любопытными глазами, живо напомнив Юлиана.       Пахнуло цитрусом. Глубоко вдохнув, Ян узнал терпкий и яркий аромат грейпфрута – единственный, который он никогда не решался смешивать с бренди.       Он сделал три больших глотка и поймал слегка удивлённый взгляд собеседника, смотревшего поверх своей чашки. Впрочем, Лоэнграмм тут же опустил ресницы и отпил кофе.       Поставив чашку, он посмотрел совсем по-другому – цепко и твёрдо.       – Слышал, недавно вас повысили до адмирала флота. Я мог бы предложить вам то же звание во флоте Империи.       Ян внутренне сжался, подбирая слова для наиболее тактичного отказа, однако Лоэнграмм продолжил:       – Я хотел этого. Но потом увидел, как вы идёте на прорыв, и осознал, что вы никогда не смените сторону. Не скрою, это меня огорчает. Однако я хочу понять.       – Что, ваше превосходительство?       – Политики Альянса арестовали вас, с вами обращались как с военным преступником, но… вы всё равно верны демократии?       – Вообще-то да…       – Почему?       Собеседник посмотрел жадно и пристально. Ян вдруг вспомнил, что Лоэнграмму всего двадцать два и ему пришлось слишком рано повзрослеть. Безусловно, он был военным гением и талантливым правителем… а ещё – пытливым молодым человеком, стремящимся к новым знаниям.       Ян перевёл дух и заговорил:       – У автократии есть существенный недостаток: народ может обвинить во всех проблемах государства одного-единственного человека. Этот недостаток так велик, что даже достижения сотни мудрых правителей его не перевесят. К тому же великие правители, подобные вам, настолько редки, что ваши достижения и провалы будут очень сильно выделяться.       Лоэнграмм распахнул глаза, но, если его и покоробили слишком смелые слова, не стал прерывать.       – При демократии народ не сможет свалить свои неудачи на правителя, поскольку сам же его выбрал. Хотя, как мы видим, оба строя несовершенны. Возможно, где-то во Вселенной есть высочайшие принципы и величайшая добродетель. Вот только, чтобы дотянуться до них, мои руки явно коротковаты.       – Тогда мои ещё короче, – тихо признался собеседник. – Величайшая добродетель… Я думал об этом, но мне лишь нужна была сила, с которой мне не пришлось бы подчиняться аристократам и которая помогла бы изменить общество. А вы, адмирал? Разве нет никого, кто вам ненавистен?       Ян провёл пальцем по ободку чашки.       – Я ненавижу тех, кто подстрекает к войне, а сам отсиживается в безопасности, посылая других на гибель. Тяжело, конечно, сражаться за подобных людей. Но вы не такой. Вы всегда на поле боя, со своими солдатами, и это достойно уважения.       Взгляд имперца смягчился.       – Рад, что вы так думаете. Когда я и мой друг поклялись завоевать Вселенную, мы дали ещё одну клятву: что не уподобимся бесстыжим аристократам и будем сами сражаться на фронте. И победим.       Ян вздрогнул от резкого пиликанья и повернул голову ко встроенному в стену экрану. Хозяин кабинета поднялся, а пару секунд спустя на экране возникло изображение Штрайта.       – Ваше превосходительство, флоты, отправленные на зачистку баз, возвращаются. Однако, – он покосился на Яна, – на пути адмирала Кирхайса отступающий вражеский флот. В сложившихся обстоятельствах…       «Юлиан!»       Ян похолодел и ринулся к Лоэнграмму.       – Ваше превосходительство, прикажите не открывать огонь!       Глаза имперца сузились, но извиняться не было времени.       – Вы уже победили. Если вы никогда не жертвовали людьми понапрасну, не делайте этого и сейчас.       Несколько бесконечных секунд Лоэнграмм смотрел оценивающе, а затем неожиданно улыбнулся. Переведя взгляд на адъютанта, он распорядился:       – Штрайт, приказываю адмиралу Кирхайсу пропустить флот врага и не преследовать. И немедленно перенаправьте канал связи с вражеским флагманом.       – Слушаюсь.       Когда они снова остались одни, Лоэнграмм сказал:       – Вы правы, Ян. Я вовсе не мстительный человек и всегда воспринимал вас как равного. Сейчас, когда война закончилась, я не буду бесполезно проливать кровь. Поговорите со своими людьми, пусть они убедятся, что вы живы.       – Спасибо, ваше превосходительство. Я рад, что не ошибся в вас.       Вскоре на экране появилось озабоченное лицо Кассельна. Увидев Лоэнграмма, он расширил глаза и, только заметив Яна, отдал воинское приветствие.       – Вице-адмирал Кассельн, продолжайте путь на Хайнессен. Вас не станут преследовать.       – Главнокомандующий, а вы как..?       Губы Кассельна дрожали, и он, похоже, не мог найти слов. Как и Ян, не имевший ни малейшего понятия, что будет с ним самим.       – Ваш Главнокомандующий – мой гость, – ответил Лоэнграмм. – Мы прибудем на Хайнессен вместе.       Напряжённый взгляд Кассельна обратился к Яну, и он кивнул.       Затем был разговор с Аттенборо, который пытался казаться невозмутимым. Но, отдавая короткие распоряжения, Ян заметил и нервный блеск в его глазах, и вихор, выбившийся из-под мятого, наверняка надетого наспех берета. Разве может невозмутимость быть настоящей, когда калейдоскоп событий вертится так стремительно?       Вновь перед глазами засветилась схема, на этот раз отображающая приближение множества флотов. Пока к «Брунгильде» со всех сторон стекались синие формирования, красный полумесяц альянсовского флота развернулся, перестроился в вытянутый прямоугольник и занял место между девятой линией защиты и остальными, сошедшимися в единую армаду.       В плену – вот как солдаты Альянса вернутся домой.       – Понимаю, как это выглядит, – откликнулся на мысли Яна Лоэнграмм. – Но я не солгал: я действительно хочу, чтобы вы были моим гостем.       – Что ж… Это честь для меня, – Ян слегка поклонился, но его ответный взгляд, наверное, был слишком испытующим и неприлично долгим.       – «Брунгильда» возьмёт ваш корабль на буксир, пока не починят блок питания, – суховато произнёс собеседник. – Завтра договорим.       Ян не спросил, о чём будет разговор, и смутно чувствовал, что Лоэнграмм сам не знает. Просто хотелось беседовать с этим человеком, делиться мнением, вдумываться в ответы и прислушиваться к себе. А ещё Ян помнил, что от камешка, брошенного в реку, расходятся очень широкие круги.