Ночь страшных историй

— Эта история случилась на Саугаве, в местечке, которое называется Тиба, что означает «город тысячи листьев». В этом небольшом поселении росло множество деревьев, и летом город шелестел тысячами зеленых листьев, а осенью по улицам летали тысячи листьев золотых. Зимой же, когда деревья стояли обнаженные и печальные, становились видны тысячи серебристых листочков барбариса, который там сажали как живую изгородь. Это было тихое, спокойное место, известное еще и тем, что рядом располагалась Долина Тысячи Богов. Тысячи не тысячи, но несколько сотен храмов, часовен, алтарей и молелен там было. В таком месте и жил герой моего рассказа по имени Хироши Исами, что означает «храбрый и щедрый». Хироши был единственным сыном своих родителей, рано остался сиротой и унаследовал от них скромное заведение, которое позволяло ему не думать о хлебе насущном. Был он мужчиной щедрым и радушным, что мешало ему накопить богатство, но это его не слишком огорчало — как человек набожный, он каждый день воскуривал палочки для Инори, покровителя торговцев, за то, что дело его шло успешно и касса радовала душу пусть скромной, но прибылью. Гораздо больше его огорчало, что не было у него жены, хотя солнце в его жизни уже отсчитало три десятка оборотов и зашло на четвертый. Девушки охотно общались с добрым и ласковым Хироши, но становиться женой человека тучного и не слишком красивого, который вдобавок зарабатывает деньги тем, что держит платный туалет у входа в Долину Тысячи Богов, не хотели. Тед заржал, расплескивая пиво, и открыл было рот, чтобы прокомментировать, но получил меткий пинок от Полины и локтем под ребра от Лики — и промолчал. Роджер посмотрел на него, неодобрительно покачал головой и продолжил: — Однажды утром он прогуливался вдоль канала и размышлял о бренности сущего и вдруг услышал жалобный писк. Дело было весной, канал наполнили бурные талые воды, и в грязном водовороте барахтался лисенок, не в силах достичь берега. Лис в Тибе не слишком любили и побаивались; считалось, что они приносят неудачу… — И бешенство! — не удержалась Полина. — ...и многие жители почитали своим долгом убивать несчастных животных, подозревая в них злокозненных оборотней. Хироши же помнил, что лисы находятся под покровительством Инори, а потому храбро шагнул в бурный поток, не жалея чистой одежды, достал измученного звереныша, обтер, как смог, и отпустил. Лисенок встряхнулся и убежал так быстро, что Исами удивленно покачал головой — еще полминуты назад казалось, что зверек готов умереть от усталости. Он вернулся домой, переоделся, поблагодарил Инори перед домашним алтарем за то, что позволил спасти живую душу, и пошел в свое заведение. Трудился он там сам, на ночь включая автоматику, а днем — лично сидел за прилавком: уж больно ему нравилось смотреть на приходящих к нему людей и нелюдей, которые прилетали с самых разных уголков галактики, чтобы посмотреть на Долину Тысячи Богов. Многие горожане считали чужаков наглыми и бесцеремонными, но Хироши всегда был им рад и с удовольствием разговаривал с ними, подсказывая, какие храмы лучше посетить, или слушая истории из их жизни. В этот день он припозднился, автоматика отключилась в ожидании хозяина, и когда мужчина добрался туда, перед запертой дверью маялась рыжеволосая девушка с зелеными глазами такой пронзительной красоты, что от ее вида в ушах у Хироши зазвучало райское пение, а сердце заколотилось так, словно хотело вырваться из груди и подкатиться к ее ногам. Ошеломленный, он не сразу понял, чего хочет это неземное создание, и даже не сразу осознал значение обращенных к нему слов. Девушка же просила пустить ее в заведение без денег, потому что она забыла свою карту дома, а воспользоваться кустами ей не позволяла врожденная скромность и расставленные по периметру долины камеры. Хироши охотно впустил ее, не слишком вслушиваясь в обещания прийти и рассчитаться позже — доброта и щедрость не раз приносили ему убытки, ибо пущенные в кредит визитеры редко когда отдавали долги, а то и вовсе пускали слух, что он ни с кого не берет денег, и это причиняло финансовым делам заметный ущерб. В этом же случае он решил считать достаточной платой то, что судьба позволила ему полюбоваться на такое живое чудо. Еще большим чудом он счел то, что девушка вернулась, не слушая отказа, оплатила полную стоимость и завела с ним беседу. Хироши узнал, что зовут ее Сара Тулки, корабль «Кеме Тенирлерде», где она служит, вечером улетает, и она обязательно придет к нему в гости, если пути космоса снова приведут ее в Тибу. А перед тем как уйти, она подарила ему забавную подвеску — из тех, что цепляют на стену, — в виде лисички кицунэ с девятью хвостами. «Это оберег тебе на случай испытаний. Пусть храбрость и удача хранят твою душу», — сказала Сара на прощанье. Хироши полюбовался на красивую вещицу, пристроил ее на стене — так, чтобы все время видеть, — и отправился домой, впервые за все время забыв проверить туалетную бумагу в кабинках. Ночь он провел в радужных, хоть и совершенно нереальных мечтаниях, ибо ждать сердечного расположения от такого воплощения женского совершенства мужчине много старше, некрасивому и небогатому, куда безнадежнее, чем ожидать снега в разгар летней жары. Утром, все еще во власти грез, он зашел в туалет и с удивлением обнаружил, что все девять кабинок женской половины заняты, причем — если верить автоматике — женщины зашли туда кто час, а кто и десять назад и до сих пор не вышли! Первым делом Хироши заподозрил поломку, проверил — нет, все работало нормально, и только потом пошел посмотреть, есть ли там и правда посетительницы. Какое-то время он набирался мужества, ибо ворваться в дамский туалет мужчине, пусть даже и хозяину, совершенно неприлично, но оттуда не доносилось и звука, и он вошел. Все кабинки были заперты и горели алыми огоньками, показывая, что в них кто-то есть. Хироши громко чихнул, потом поздоровался; ответом ему была тишина. Он шагнул к ближайшей двери и вдруг увидел край алой лужи, что выступала из-под соседней кабинки. Сердце его наполнилось тревогой, он, уже не церемонясь, открыл дверь универсальным ключом и увидел женское тело. Сначала ему показалось, что женщина просто сидит в углу, закутавшись в алый плащ, но, приглядевшись, он понял, что она вся нарезана на кубики с полпальца размером и чудом не рассыпалась по полу! Приехавшая полиция вскрыла остальные кабинки и в каждой обнаружила мертвую женщину — двоих так же изрезанных, как и та, которую обнаружил Хироши, и еще шестерых — задушенных. Храбрость — храбростью, но опыт предыдущей жизни не укрепил его хару, и бедного владельца столь злосчастного места увезли в больницу с нервным срывом. Врачи дали ему лекарств, и когда душевные силы вернулись к Исами, он вдруг вспомнил, что несчастная сжимала в руке лоскут алой туалетной бумаги, тогда как он точно знал, что у него отродясь бумаги иного цвета, чем белая, не водилось. Волосы зашевелились на его голове, и хара снова затрепетала, ибо понял он, что благодаря его небрежению в заведение явился сам Ака Манто! Тем, кто чтит поверья предков, хорошо известно, что этот злой дух является, когда в туалете заканчивается бумага, принимая облик красивого юноши в алом плаще. Он спрашивает своих жертв, какую они хотят бумагу — красную или синюю. Если красную, то он их рубит, словно одевая в алый плащ, а если синюю — душит. Ежели жертва выберет третий цвет, то ее утащат в ад живьем. Увы, в Тибе, невзирая на соседство с Долиной Тысячи Богов, мало кто знал старинные предания и верил в них. Сколько ни пытался Хироши объяснить полиции, что это дело рук страшного призрака, никто ему не верил, и только алиби — и камеры вокруг долины, и привратник его дома, а также видеозапись в подъезде и окрестных улицах подтверждали, что он не возвращался ночью в туалет, а во время гибели самой первой из пострадавших беседовал с дежурным полицейским о преимуществах национальной японской кухни перед европейской, — смогло спасти его от тюремного заключения. Куда дольше пришлось бороться с врачами, чтобы признали его здоровым и отпустили из больницы. Только на четвертый день смог добраться Хироши в свое заведение. Там все убрали и вымыли, и туалет стоял закрытый, но все вокруг источало невообразимый ужас. Еще больше этот ужас подчеркивала страшная вонь из кустов, которая яснее ясного говорила, что зов природы сильнее страха перед видеокамерами и камерами тюремными, а значит, надо открывать заведение снова, пока Долину Тысячи Богов не переименовали в Долину Тысячи Запахов. Хироши пошел в храм Инори и долго молился, прося ниспослать ему мудрость. Сатори снизошло на него, когда время уже шло к полуночи, и это как нельзя лучше подходило к его плану. Первым делом он прошел по всем кабинкам и заново наполнил циклобоксы бумагой — все, кроме одного. Пустую кабинку занял и принялся ждать. Часы за прилавком отбили полночь, когда в дверь постучали и приятный мужской голос спросил: «Какую тебе подать бумагу — алую или синюю?» Хироши призвал всю волю и ответил, выходя: «Благодарю вас, добрый господин, за предложение, но я хотел бы поговорить». Юноша, что стоял снаружи, был даже прекраснее, чем описывали легенды, — белокож, черноволос, алый плащ окутывал стройный стан. Он на добрых две головы возвышался над толстячком Исами, и с топора в его руке на пол медленно капала густая и тягучая кровь. «Мое небрежение привело к гибели людей, и духи предков никогда не простят мне этого. Могу ли я предложить взять мою жизнь в обмен на выполнение скромной просьбы — не посещать сей скромный туалет более? Надеюсь, мои наследники...» Красавец приподнял соболиные брови и расхохотался, не дав договорить. Смех был нечеловеческий, он бился в стены, как птица в клетке, не утихал долго-долго, звенел в голове, вызывая адские муки, и Хироши, не выдержав, прикрыл на мгновение глаза. А когда он их открыл — смех стих и никого больше не было. На негнущихся ногах вернулся он за прилавок и увидел, что у фигурки кицунэ не девять, а восемь хвостов! Ошарашенный, Исами просидел неподвижно, пока часы не начали бить четвертый час. Только тогда мужчина почувствовал, что члены все его затекли, и решил пройтись, чтобы разогнать кровь и дурные мысли. Он мимоходом заглянул в женскую половину и почувствовал, как снова ужас разливается по телу, заставляя его дрожать, — третья кабинка в третьем ряду зловеще подмигивала ему алым индикатором. «Ханако-сан, это ты?» — спросил он, как учил его дед. «Я, — ответил противный скрежещущий голос, — заглянешь ко мне?» Ах, как хотелось несчастному убежать куда подальше, но тогда наивный турист, поверивший злому духу, станет его жертвой! Хара Хироши уже укрепилась, и он решительно ответил: «Как я могу позволить себе нарушить уединение дамы? Я подожду вас тут, коли есть ко мне дело». Заухало, заохало, и дверь открылась. Ханако была невысока ростом, одета в лохмотья, руки измазаны в фекалиях, а с подола юбки стекали сточные воды, в которых она топила тех, кто заглядывал в занятую ею кабинку. «Не боишься?» — спросила женщина, подходя ближе и протягивая руки. «Боюсь», — ответил чистую правду Исами, ибо солгать или сдвинуться с места сил у него не было. «Честный... Хорошо...» — пробормотала Ханако, и когда Хироши уже чувствовал жуткий холод, исходящий от ее пальцев, на своей руке, в долине закричал петух и призрак сгинул без следа, только грязные разводы на полу и говорили, что ему не причудилось. Мужчина не помнил, как добрался до своего привычного места, но когда он уставился на стену, фигурка лиса помахала ему семью хвостами. Весь день он провел в странном отчужденном состоянии — то ли спал, то ли бодрствовал: пропускал посетителей, выбивал чеки, даже беседовал о чем-то со служителем храма Тидэ, но о чем — не помнил ни слова. Лишь вечером, когда закатные сумерки окрасили белые стены ограды алыми отсветами, Хироши запер свое заведение и побрел домой. Надо заметить, что дорога была довольно длинной, быстрым шагом идти час, но измученный и душевно, и физически Исами шел медленно-медленно. Сумерки сгущались вокруг, но пустынной и тихой местность не была — в кустах перекрикивались заигравшиеся допоздна дети, за полосой деревьев гудел старинный поезд. И вдруг Хироши отчетливо услышал звук: «тэк-тэк» и снова «тэк-тэк». Он остановился, прислушался — звук шел от рельсов и с каждым ударом сердца делался все ближе и ближе — «тэк-тэк, тэк-тэк»... У Хироши перехватило дыхание, и он увидел, как из кустов появляется страшная фигура — перерезанная пополам женщина, которая ползет на локтях, а в руке у нее огромная коса. «Госпожа Касима Рэйко, — вскричал Исами, уже понявший, кто из призраков пожаловал к нему на этот раз, — пожалуйста, не троньте детей!» Касима-сан услышала. Плавно, но с неотвратимостью разогнавшегося поезда она двинулась к нему, клацая по асфальту локтями — «тэк-тэк, тэк-тэк», но Хироши не стал ждать, пока его ударят страшным оружием, и запустил в чудовище оставшейся с последнего моления щепоткой соли. Дух заверещал, закрутился, вспыхнул черным огнем и исчез. Событие это придало Исами сил, и домой он прибежал бегом, как не бегал со времен беззаботной юности. Ворвался в прихожую, и первое, что увидел, — это листок с крупной надписью: «Прочти меня!» Хироши глянул дальше, на название недлинного стихотворения — «Ад Тамино», торопливо скомкал бумагу и кинул в утилизатор — кто прочтет это стихотворение, через четыре дня умрет жуткой смертью, а, несмотря на все ужасающие события последнего времени, жить ему хотелось сильнее прежнего. До самого рассвета он метался по дому, молился и приносил жертвы на домашнем очаге, пытаясь понять, за что же на него обозлились призраки, но так ничего и не придумал. Когда небо позолотилось лучами солнца, Хироши вышел на улицу — терзания пробудили в нем аппетит. Возле автоматического супермаркета навстречу ему вышла женщина в марлевой повязке с огромными ножницами в руках и спросила: «Красива ли я?» Исами узнал Кутисакэ-онна даже раньше, чем она заговорила, — у нее под повязкой скрыт рот, разрезанный до ушей. И если сказать «да» — то она сорвет повязку и снова спросит: «Красива ли я?» Тому, кто ответит «нет», она отрезает голову, а тому, кто скажет «да», — разрежет ножницами такой же рот, как у себя. Хироши отвечать не стал, а развернулся и побежал куда глаза глядят, не разбирая дороги, так что скоро оказался в местности, где никогда не бывал. Там стояли дома с колоннами, и когда, желая разобраться, где он оказался, Исами подошел к ним поближе, оказалось, что колонны — это хитобашира, в которых замуровывали людей, чтобы здание стояло дольше. Сейчас колонны стенали голосами погибших, и он снова побежал, быстрее и быстрее. На этот раз он остановился за городом, на грунтовой полузаросшей дороге. Светило солнце, на кустах барбариса на обочинах игриво покачивались гроздья ягод, пейзаж был таким мирным, что Хироши быстро успокоился и уверенно зашагал вперед. За поворотом показалась необычного вида деревня, а на столбе табличка с названием — «Инунаки». Под ней мелкими буквами шла надпись: «Здесь законы Саугавы недействительны». Хироши смотрел на надпись и думал, что встреться ему эта деревня еще неделю назад — и он уже бежал бы обратно, но сейчас, после всего, что с ним случилось, мысль о том, чтобы остаться навсегда в деревне проклятых, откуда никто не возвращается, кажется ему почти манящей. Он посмотрел на пустые дома, поскрипывающие на ветру ставни, развернулся и пошел обратно. Грунтовка вывела его к воротам Долины Тысячи Богов, как раз туда, где стояло его заведение. У ворот толпились туристы, ожидая экскурсоводов, шмыгали проворные шоаррцы, предлагая «Самый древний сувенир», и на куклу Окику с волосами живой девочки, которую попытался всучить ему один из торговцев, он почти не обратил внимания. В туалете было тихо и пусто. Хироши обошел зал, оба отделения, и когда возвращался обратно, в щели полуприкрытого шкафчика сверкнули озорные девичьи глаза и голос прошептал: «Поиграешь со мной в прятки?» — «Нет», — ответил Исами и вернулся за прилавок. На стенке у фигурки кицунэ не было ни единого хвоста. Не успел он этому удивиться, как она рыжей дымкой растворилась в воздухе... Сколько он сидел там один, никто не знает, когда распахнулась дверь и в нее влетела Сара Тулки, с ходу бросившись ему на грудь: «Я вернулась, ты дождался меня!» — «Да», — пробормотал Хироши, и изумление от того, что такая прекрасная женщина обнимает его, было сильнее, чем все страхи, что он испытал последнее время. «Ты выйдешь за меня замуж?» — спросил он то, о чем и помыслить не мог ранее, и девушка радостно воскликнула: «Да, конечно! Я буду тебе самой верной женой!» И Хироши не удержался — спросил: «Ты ведь и есть кицунэ, да?» Девушка сникла, отстранилась. «Да, Хироши, я кицунэ, — ответила она полным грусти голосом. — Ах, ты же должен знать, что если муж скажет об этом, кицунэ должна уйти, какой бы хорошей женой она ни была! Но я не могу тебя бросить, у тебя такое храброе сердце!» — «Так не бросай! — воскликнул Исами, протягивая к ней руки. — Мое сердце принадлежит тебе!» — «Спасибо, — вежливо поклонилась ему кицунэ, — оно всегда будет со мной». — И, выпрямившись, одним ударом проломила ему грудь. Свет этого мира медленно гас в глазах несчастного Хироши Исами, что смог пережить девять древних ужасов, и последнее, что он увидел, была прекрасная девушка, со слезами доедающая его храброе сердце... — Как романтично! — томно выдохнула Мисс Отвертка. — Почти как самка богомола, — кивнула Полина. «Это был сарказм?» — прилетело Дэну по внутренней связи, и тот внимательно посмотрел на зоолога, а затем на Ланса. «Не думаю». «Необходимо пояснение некоторых терминов», — не унимался «котик», но прежде чем Дэн успел ответить, голос подал Алик, потянувшийся к Роджеру с неуемным любопытством: — А я не понял, если он просил мудрости, то почему снизошли какие-то сатори? Это боги мудрости? — Вроде того, — сконфуженно подтвердил Сакаи, осознав, что дебри классической семантики, если в них забраться, не отпустят до самого утра. — Я больше не буду бояться призраков! — гордо заявил мальчик. — Я теперь знаю: чтобы прогнать их, надо, чтобы харя окрепла! Пока все боролись с приступом неудержимого смеха (сам Роджер не удержался, хотя и чтил традиции предков сверх меры), Дэн тихо спросил: — А что, раньше боялся? — Конечно! — Алик округлил глаза. — Мне такая жуть снилась — бр-р-р! Я Буку, — мальчик выразительно глянул на Вадима, — не слушался, и меня наказали. Не Бука, — помотал он головой. — Он меня поймать не может. Явились духи-наказунчики. Они за шалунишками приходят и забирают их к себе, чтобы сделать из них хороших деточек. Только они меня не забрали, а закрыли в холодильнике: большо-о-ом таком. — Алик вытянул руки, но напыжился так, что стало ясно: это далеко не весь размер. — В таких еще мороженое продают. Вот я под мороженым и лежал, под сетками такими металлическими, на которых всякий вкуснющий фруктовый лед навален. И холодно-холодно было. И страшно: меня же не найдут, пока весь лед не съедят, а обертки красивые не выкинут. А потом я вдруг так испугался, что чуть не заплакал, и проснулся… — Непоседа наигранно всхлипнул. — Чего ты испугался? — мягко уточнил Ланс, пожалуй, самый близкий мальчугану по возрасту. — Что всю мороженку без меня съедят, — так трагично изрек Алик, что бестактности расхохотаться хватило только у Теда, и тот разом успокоился, стоило Дэну сердито на него глянуть: нелюбовь к холоду и любовь к сладостям у этих двух рыжиков, вероятно, была заложена генетически. — А знаете что? — вступил Вениамин, покачивая коньяк на дне стакана. — Думаю, я готов показать, на что способно старшее поколение! — Ура! — пискнула Полина, а Лика, Кира и Тед согласно заулюлюкали, предоставив слово мудрому доброму доктору.