Королева

***

      Она просто не заметила, когда всё зашло слишком далеко.       Могла — конечно, могла. Предпосылки были. Это Тсунаёши понимает уже сейчас, с опозданием анализируя происходящее вокруг.       Видит: вокруг слишком много белого цвета, в сумке всегда лежит какая-то мелочь на сладости, ежедневник уже который месяц заполнен встречами два раза на неделе минимум, и все эти встречи в действительности никак не связаны с решением проблем Вонголы — негласная договорённость: о делах поговорить можно и в другой раз.       Нижний ящик стола заполнен письмами и черновиками ответов на них, а ещё — Тсуна и не заметила бы, если б не робкое замечание Хром, — она стала чаще улыбаться.       «Всё к тому и шло», — осознаёт уже постфактум девушка, не понимая, как можно было игнорировать подобное ранее.       У её ног с разбитым носом лежит босс третьей по силе семьи Альянса, кричит что-то о том, что он это так не оставит, и в ярости уходит, а она — плохой всё-таки из тебя репетитор, Реборн, — думает не о разорванном возможном союзе, грядущих проблемах и необходимости укрепления позиций Вонголы — о тёплых руках на её плечах.       — Я не понимаю, — почти отчаянно вырывается у неё. Тсунаёши пытается развернуться, но тяжёлые жёсткие ладони крепко удерживают на месте. Слышится смешок, и волосы на макушке лохматятся чужим дыханием.       — Разве? — беззаботно уточняет Бьякуран, пальцами поглаживая её плечи сквозь ткань строгой белой блузки, и девушка не уверена, от чего же именно у неё так подгибаются колени: от опасной близости его рук к шее, или?..       Она тяжко вздыхает.       — Зачем это тебе? — вопрос звучит достаточно серьёзно, чтобы парень замер, продолжая её удерживать к себе спиной.       — Я видел множество самых разных вариантов… всего, — звучит в ответ, и Тсунаёши не сразу вообще понимает о чём речь, а потом вспоминает: его истории, другие миры, калейдоскоп событий, которые просто невозможны… Она никогда не пыталась относиться к этому серьёзно — наверное, зря, но подобная отстранённость была той немногой защитой, которую могла позволить себе Тсуна, чтобы не утонуть в чужой харизме, не позабыть о себе самой и своём долге.       — И? — слюна во рту становится неприятно вязкой, но она заставляет себя стоять ровно и не шевелиться, впервые за разговор радуясь, что их лица скрыты друг от друга.       — И, — усмехается Бьякуран, — впервые вижу, что бы ты так громко молила меня о помощи.       Стук сердца отдаётся в ушах.       Щёки горят, краснеют от прилившей к ним крови.       И так жарко…       — «Спаси меня», — шепчет он. — «Спаси меня. Я не хочу этого всего, не хочу».       — Я, — связки подводят, приходится откашляться, но она упорно продолжает: — Я не говорила такого.       — Твои действия кричали об обратном, — кажется, он пожимает плечами, а потом кончиками пальцев одной руки проводит по её шее, вызывая мурашки. В голосе его слышна улыбка пополам с умиротворением: — Всё в порядке.       Тсунаёши зажмуривается и пытается ровно дышать, но к горлу всё равно подкатывает истерика. Она ведь так старалась, правда? Училась, узнавала новое, пыталась держаться, пусть и не ощущала себя способной справиться со всем…       Ни с чем.       — Я такая слабая, — тихо звучит её почти-признание.       — Всё в порядке, — повторяет Бьякуран, и умиротворение в его голосе окрашивается в довольные тона выполнившего задуманное человека. — Твои слабости достойны восхищения, Тсунаёши-чан. Я их покупаю.