Героиня второго плана

Ямамото Такеши засмеялся, обнажив свои идеальные зубы, и Саваде Тсунаеши стало немного легче. Она сильно нервничала, что они с ребятами больше не смогут сидеть в суши-баре семьи Ямамото после того случая, когда Хибари-доно почти забил их до смерти. Но это, конечно, надо придумать — лезть в комнату, которую выбрал для себя Хибари-доно! Особенно втроём, особенно с иностранцем-хулиганом с сигаретой в губах и белыми волосами. Ребята, когда узнали, подходить к «Последнему дракону Императора» боялись — вдруг Тсуеши-сан выкинет их из бара, или порубит на мелкие кусочки? Но, кажется, никто из семьи Ямамото не обижался на ребят из Комитета, Такеши-кун так же дружелюбно улыбался при встрече в школе, и вот сегодня они с Кусакабе-саном наконец-то решили рискнуть. Этот суши-бар был одним из немногих мест, где Комитет мог спокойно посидеть после школы — в большинстве заведений ребят просто боялись и не хотели обслуживать, выставляя вон даже за слишком громкие разговоры. А вот Тсуеши-сан громких, немного неосторожных и устрашающих хулиганов, в любой момент готовых прыгнуть на стол с воплем «Чё-ё-ё?», не боялся. И, глядя на то, как виртуозно он разделывает рыбу, такую беспечность можно было понять. А уж когда Тсуна как-то раз с ним разговорилась — девочка неведомым образом попала на день рождения одного из ребят, и тихо сидела у стойки — то всё совсем стало понятно. Как оказалось, Ямамото были потомственными самураями, служившими чуть ли не нынешнему Императору, с собственным семейным секретным кендо и передающимся по наследству мечом. Традицию прервал только Тсуеши-сан, который честно начинал служить при дворе, но, поняв, что искусство боя давно превратилось в красивое представление для туристов и встретив маму Такеши, плюнул на всё, уволился и открыл свой суши-бар. Правда, женщина довольно скоро сбежала, да и бизнес оказался не самым прибыльным, но пенсии и семейных сбережений хватало на нормальную жизнь. То, что сын не разделял семейного увлечения мечом, Тсуеши-сана не напрягало совершенно, а на прямой вопрос от Кусакабе-сана хозяин суши-бара только рассмеялся и рассказал семейную легенду о флейтисте-воине, который чудесным образом мог сочетать хобби и путь меча. «Научу, когда захочет» — говорил, смеясь, Тсуеши-сан, и угощал их бесплатными креветками. А вот сейчас Такеши-кун смеялся, подсев к ним с Кусакабе-саном за столик и слушая историю о трупе от Правой Руки. Тсуна тоже пыталась улыбаться, да вот только ей было совсем не смешно. В то утро её разбудил телефонный звонок, и Савада Тсунаеши, ни о чём не подозревая, сняла трубку. На другом конце, тихо задыхаясь и глотая слёзы, свистящим шёпотом тихо пересказывал события Кусакабе-сан. Хибари-доно позвонил ему, чтобы избавиться от трупа. В первую секунду Тсуна даже не поняла, что это значит. Потом она решила, что Кусакабе что-то напутал, и переспросила: «Что-что?». Правая Рука повторил. Девочка, чувствуя подступающий, поднимающийся до глотки ужас, переспросила ещё раз. «Что-что? Что хочет Хибари-доно?». «Избавиться от трупа, Тсу-чан. Он хочет, чтобы мы избавились от трупа.» Кажется, она выскочила на улицу прямо так — в пижаме, ярко-оранжевой, купленной мамой где-то на распродаже. Пробежала по узкой улочке, не чувствуя рук и ног, сжимая злополучную трубку в ладони побелевшими пальцами. Примчалась, как стрела, к дому Кусакабе-сана, и пролетела мимо его мамы наверх, наплевав на приличия и даже не поздоровавшись. Правая Рука сидел, под окном, не пытаясь стереть следы истерики. Слёз уже не было — был потухший взгляд, куда-то вперёд. Тсуна подошла, присела на корточки, сцепила руки в замок под коленками. Хотела спросить — «Что будем делать?». Слов не было. Слёз тоже. Только абсолютная тишина, оглушающая, звенящая. Мама Кусакабе зашла, принесла чай и печенье. Пахло вкусно. Ушла, не дождавшись реакции. «Наверное, надо позвонить». Молчание, странно, страшно. «Что-что?». «Ну, позвонить. Хибари-доно. Узнать… всё». А потом, через пару секунд: «Будешь ждать, если что, Тсу-чан?». Кивок. Страшно. Кусакабе-сан тогда позвонил, честно позвонил Хибари-доно, а потом сполз на пол, заходясь в счастливом смехе. В тот раз всё обошлось — ложная тревога, неудачная шутка от Мигеля. Правая Рука Комитета быстро отошёл, успокоился, стал прежним — и превратил в отличную историю, над которой сейчас так искренне смеялся Такеши-кун. Тсуна же вздрагивала от каждого телефонного звонка, и, кажется, на всю жизнь получила себе фобию. А что, если однажды звонок раздастся снова? И что, если это не будет шуткой? — Ох, весело у вас, в вашем Комитете. Но знаешь что я скажу — вот мы, с Мигелем… И рассказывал истории — про то, как к нему привезли дальнего родственника — ребёнка по имени Ламбо, и как они все соревновались, чтобы выбрать ему няньку, как отмечали день рождения Реборна с конкурсом пародий и как встретили милую девочку И-Пин. Тсуна всё ещё пыталась улыбаться — этот вечер нравился ей всё меньше и меньше, будто с перемещением стрелки часов надвигалось что-то ужасное. Её день рождения был всего на день позже, чем у странного ребёнка, и она посчитала это дурным знаком. Отмечали, кстати с ребятами из ДК, в общей комнате, словно сошедшую со страниц манги про хулиганов. Дарили всякие дешёвые мелочи и еду, смущённо краснели, но обнимали и желали удачи. Кажется, лучший день в её жизни. Когда речь зашла о странном иностранце, черепашка которого привела Мигеля в больницу, разговор стал оживлённее. На своё неимоверное счастье, тот день Савада пропустила — трёх первогодок загребли в отделение, и она отбила весь лоб об пол, пытаясь вытащить их оттуда. И, судя по рассказам остальных ребят — ей и в самом деле повезло, невероятно, безумно, невозможно. Но сейчас она нахмурилась — как можно незаметнее, но парни, вращая руками и громко смеясь, даже не заметили. Иностранец? Ещё один, в их Намимори, где никогда ничего не происходит? — Вам надо познакомиться с Реборном! С ним так весело, не представляете! Вот, например, на Новый Год… Тот странный ребёнок попадался Тсуне на глаза ещё несколько раз, и она пока что успешно ускользала незамеченной. Он всё ещё вызывал в ней то странное колебание интуиции и пугал до полусмерти — а Новый Год она встречала, заваривая чай Хибари-доно, в той самой странной атмосфере мистики и ёкаев. Во дворе традиционного дома, который удалось снять на собранные активнее обычного средства, напивались парни из ДК, кто-то уже спал по комнатам, а они с Главой сидели на крыльце, любовались луной под облаками и наслаждались чайной церемонией. Поразительно, но Тсуна наслаждалась тоже — словно попала в невозможный поток и чувствовала себя частью старого набора, служащего лишь для тёплой полуулыбки Хибари-доно. А потом Глава рисовал — тушью и кисточками, на рисовой бумаге, как сотни и сотни лет назад. Придерживал рукав праздничного юката, осторожно выводя традиционные узоры, проводил толстые линии и осторожно штриховал. Не знал, конечно, что за ним наблюдают — Тсуна пряталась за бумажной дверью, наблюдала одним глазом, сама себе напоминая героиню исторического любовного романа. Только вот всесильный Хибари-доно не похож на героя её жизни, а она сама — на роковую женщину, достойную мужчины у своих ног. И уж точно не Хибари-доно — не всесильный, безжалостный, абсолютный Хибари-доно, демон в человеческом теле, живое воплощение пути Шуры. — Скучаешь, Тсу-чан? Тсуеши-сан, весело подмигнув, поманил её рукой к стойке, и девочка с облегчением пересела к нему. Она достаточно слышала о приключениях Мигель-куна от Кёко-чан, а о Комитете всё знала и так. Девочка тёпло поблагодарила хозяина, когда он поставил перед ней подарочный набор креветок. На улице уже было темно, и её интуиция просто заходилась в крике. — Думаю, чем можно заменить сакуру. Как думаете, достаточно ли сливы? Проблема нарисовалась неожиданно — просто в какой-то момент Хибари-доно возненавидел сакуру. Шарахался от деревьев, выпускал свою худшую ауру и после срывался, забивая до смерти парочку из своих. Ужас, просто ужас — и что делать, когда Глава звереет без методично падающих лепестков? — Не попробуешь, не узнаешь. Но лучше поищи что-нибудь ещё. А потом, после непродолжительного молчания, мужчина серьёзно спросил: — Что это за история с вашими парнями? Не боитесь? Интуиция завопила, но Савада всё равно улыбнулась. История об избитых парнях из ДК уже разошлась по школе, будто волны на озере. Кто именно делал это, зачем — было совершенно непонятно, но выбитые в явно символичном смысле зубы давали повод для размышлений. Тсуна думала о Кокуё — в последнее время старые враги замолкли, да и было в них что-то…что-то, в общем. Кусакабе-сан, как и большая часть ребят, грешили на ту памятную командировку перед осенней четвертью, и на личную месть для Хибари-доно. Если они правы — то враги сильно просчитались, Главе нет дела до их травм. Парни, оказавшись в больнице, даже не переживали сильно — Хибари-доно не в духе бил куда сильнее. — Нет, всё в порядке, не волнуйтесь. Ничего не в порядке. Совсем-совсем. Им вообще не надо здесь быть — отвратительная идея, жутко отвратительная. Надо было сразу уходить, как убедились, что их Комитет всё ещё ждут в «Последнем драконе Императора». — Ты в порядке, Тсу-чан? Кусакабе-сан всё-таки заметил, что девочка больше не сидит с ними, и был весь пропитан беспокойством. Бежать. Бежать отсюда, не оглядываясь, не останавливаясь, и прятаться в дом — лучше не в свой, а к Хибари-доно. Ничего не может произойти, если рядом Хибари-доно. — Д-да… То есть нет. Прости, Кусакабе-сан — кажется, я не в состоянии веселиться сегодня. Правая Рука тут же наполнился беспокойством и предложил проводить её до дома. Девочка, конечно же, согласилась — им надо в рекордное время как можно дальше отсюда. Впрочем, когда они подошли к порогу, она перестала так думать. Снаружи уже стемнело, а они должны были, обязаны были уйти до темноты. Всё, конец. Предчувствие было таким сильным, что Тсуну затошнило. Да, здесь было страшно, но там, за порогом, было ещё страшнее. — Может, посидим ещё, Кусакабе-сан? Беспечная ухмылка и рука, отодвигающая висящую над головой ткань. — Да брось, Тсу-чан. Что может случиться? Я второй по силе после Хибари-доно, ты же знаешь. Действительно, что может случиться? Она просто накрутила себя. Да, это всё стресс последних дней, экзамены и этот отвратительный врач, Шамал. Вообще, кто верит интуиции? Даже если она никогда не ошибается. С каждым шагом дышать становилось всё труднее, как и переставлять ноги, и в какой-то момент Тсуна просто остановилась, упершись рукой в стену и шлёпая себя по груди, силясь подать хоть какой-то воздух в лёгкие. Кусакабе-сан осторожно придерживал её под локоть и встревоженно спрашивал, всё ли в порядке. — Смотри-ка, нам сегодня везёт. Это же верхушка того Комитета. Парень с длинным языком усмехнулся, обнажив острые зубы. Сейчас, в свете ночного фонаря, особенно хорошо был виден его шрам — длинный, пересекающий переносицу. Девочка подавилась неожиданным вдохом и изо всех сил вцепилась в рукав закрывшего её Кусакабе-сана. — Эй, придержи коней. Следующий в списке — Сасагава Рёхей, и мы должны придерживаться плана. Страшно. Тсуна стояла, изо всех сил сжимая коленки и мочевой пузырь, и смотрела на парня в очках, который легко играл йо-йо. Вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз… — Избивать учеников нашей школы запрещено. Я, Кусакабе Тетсуя, Правая Рука Хибари-доно, вобью в вас наши правила. Всё. Отпустило. Конец. Худшее уже произошло. Тсуна обессиленно прислонилась к стене, через слёзы, льющиеся из её глаз, но поднимающиеся словно из огромной дыры в груди, смотрела, как убивают Кусакабе. Серьёзно, страшно, по-настоящему. Ломая кости, отвечая улыбками на стоны. Всё, это конец. Финал. Занавес. Как оказалось, нет. Как оказалось, когда насмешливые глаза поднялись на неё, она ещё способна бояться. — Ты следующая, девка. Правая Рука сломалась, сколько же продержится Левая?.. — Оставь. Она там светит коленками и разливает чай. Я прав, как там тебя… Тсуна? Силы воли хватило на маленький кивок. Не кивок даже — лёгкое подрагивание подбородка. Не трогайте меня. Пожалуйста, не трогайте меня. Усмешка и глубокий вдох, сопровождающийся блаженной улыбкой — будто того, со шрамом, повело от её ужаса. — Что же, хорошо. Беги — маленькая, я сегодня добрый. Ну, чего замерла? Беги! И Тсуна побежала. Сначала упала неловко, прямо лицом в ноги того, в шапке, поскользнувшись на крови. Под смех вскочила, побежала дальше. Напрямик, к свету, на красный — не сбили, повезло. Потом через какую-то подворотню, мимо супермаркета, по детской площадке. Дом. Свой. Не то. Страшно. И, как крошкой битого стекла по пищеводу — Кусакабе-сан. Она уговаривала себя вернуться десять минут. Засекала — по огромным уличным часам с облупленной стрелкой. Стояла, сжимала и разжимала кулаки, и уговаривала — под подступающую волну паники. Уговаривала, молила, угрожала — и безумно, безумно боялась. А потом — снова плохо, тошнит, перед глазами туман, и одна мысль. Ещё немного — и всё. Совсем. И повернулась. Закусила губу, ударила кулачками в лоб, и повернулась. Нашла дорогу назад по следам — кровь, кровь, всюду кровь. Он ещё дышал. Хрипло, редко, заметно только если тело к телу, но дышал. Она пыталась вызвать скорую — негнущиеся пальцы не попадали по кнопкам. Потом сдалась, отшвырнула телефон, навалилась сверху, стала выть. Кажется, нашли. Повезли куда-то, что-то вкололи, помогли лечь… В себя Тсуна пришла только в больнице, на плече Ханы-тян, с телефоном в руке, сидящая под дверью реанимации. И, кажется, Кусакабе-сан всё ещё был жив.