Героиня второго плана

Тсуне снилось, что она кольцо. Древнее кольцо, в кои-то веки вернувшееся к своему первоначальному состоянию. Кажется, она лежала на высокой колонне, и гладкая, каменная поверхность холодила её металлический бок. Она просто лежит, не в силах пошевелить конечностями, потому что у неё нет конечностей. Не может посмотреть, что происходит, потому что у неё нет глаз. Она просто… Кольцо. Где-то там, внизу, бушует Пламя. Она чувствует это, потому что не может чувствовать что-то ещё, и её интуиция обострилась до предела. Она ощущает ярость Урагана, силу Дождя, обжигающее желание Солнца. Тихое сожаление Грозы почти незаметно — его полностью глушит бесстрастный Туман. Облака, почему-то, вдвое меньше, чем остальных, но оно настолько удушающе густое, что превосходит всё вокруг. Тсуне снилось, что она Джотто. Не прапрадед, не характер или душа — скорее, остаток пламени, жалкий огрызок сил, держащийся на обещании. Наверное, вернее было бы сказать, что она это «Клятва охранять и беречь, данная Джотто», но это было бы слишком длинно для простого неодушевлённого кольца. Там, внизу, под колонной, билось Небо. Яркое, острое, колючее, шипящее — но почему-то с неприятным, медицинским привкусом. Тсуна-Джотто напряглась, потянулась своей интуицией, и Небо внизу разделилось. Колючее, сильное, мощное, но немного чужое Небо воевало с мягким, родственным, но слабым и отравленным. Тсуна-Джотто удивилась бы, если бы кольца могли удивляться — зачем насиловать себя таким образом? Пламя — это внутренняя энергия, сила, которая есть у каждого живого создания внутри. С ним надо вести себя аккуратно, его надо осторожно приручать, с ним надо жить в гармонии. Так почему же это Небо такое…сиротское, куцее, вырванное насильно? Пламя должно идти от сердца, идти добровольно — иначе оно подчинит хозяина, а не наоборот. Вырвется, подавит волю, оставит смутное, последнее желание, и вряд ли придёт на помощь само, когда придёт время. С другой стороны, Пламени было слишком мало, и без внешнего воздействия оно вряд ли бы вообще когда-нибудь вырвалось наружу. Но Тсуна-Джотто была всего лишь бездушным кольцом, и её это всё не касалось. В какой-то момент Небо приблизилось, и Тсуна-Джотто ощутила, как внутри её металлической оболочки начало тихонько подниматься Пламя — и, будь у неё чувства, она бы расстроилась и разозлилась. Чем больше была её сила, тем слабее становилась интуиция, и Тсуна-Джотто уже не могла ощущать мир вокруг так, как раньше. Но она была бездушным кольцом и не испытывала ничего — ни при вспышках Пламени, ни когда бесстрастный Туман подхватил её, присоединив к остальным. Она ощутила их явно, как никогда — клятвы тех, с кем они когда-то прошли жизнь плечом к плечу. Но они были такими же кусками металла, как и она — даже, кажется, ещё мертвее. Но рядом с ними её силы увеличивались всё сильнее, и ощущение реальности исчезало. Растворялось в неизвестности, стиралось из её головы, уходило в раскрывающийся поток, оставляя лишь жалкую струйку. В какой-то момент её интуиция сузилась до нескольких секунд. Возможно, для кого-то и это было чем-то невероятным, но для Тсуны такой крохотный диапазон возможностей казался лишь ничтожным кусочком, неумелой подделкой. Но она всё ещё была куском железа и не могла переживать. В какой-то момент она оказалась в руках Колючего Неба, и явно ощутила его намерение себя надеть. Если бы она могла, она бы сопротивлялась — ведь это кольцо было создано по крови и Пламени, и сейчас, когда и она, и Небо просто дышат силой, последствия могут быть самыми ужасными. Но Колючее Небо точно это знало. Она ощущала его знание так же ясно, как и желание себя надеть. Ярость, сопротивление, нежелание — но, при этом, мрачную, обречённую решимость и готовность платить по счетам. Если бы у Тсуны-Джотто были чувства, она бы им восхитилась. Она старалась сдерживаться, когда её Пламя ринулось по его телу, тут же начиная войну с природным. Он не был её потомком, в нём не было её следов — и, как бы она не пыталась его спасти, у неё бы всё равно не получилось. Кольца бездушны. Они просто куски искусно созданного металла, не имеющие личности, чувств, желаний. Силы? Возможно. Память? Всегда. Но во всём остальном кольца — это просто кольца, и это никак не изменишь. И именно поэтому, лёжа в крови Колючего Неба и ощущая, как медленно намокает её металлический бок, Джотто-Тсуна ничего не чувствовала. Проснулась девочка на гостевом футоне, в доме Кёко-чан. Кажется, это было худшим пробуждением в её жизни — всё тело ломило, в горле было сухо, и она ничего не ощущала. Это было очень странным — не слышать собственной интуиции, не знать, что где-то явно что-то происходит, не выбирать самый безопасный маршрут, не рассматривать свои вещи на предмет того, которая может понадобиться сегодня… Но она была в гостях, и рассиживаться в комнате не было никакого смысла. И Тсуна, со всей осторожностью и морщась от боли, медленно оделась и вышла в коридор. В комнате прямо напротив спал вымотанный Рёхей, но Савада не могла сказать, почему это произошло, и сколько продлится. Впереди была небольшая лестница, но Тсуна не знала, упадёт ли она, если попробует спуститься. Мама Кёко-чан готовила завтрак, но девочка совершенно не представляла себе, на что это будет похоже, и понравится ли ей. Она даже не могла сказать, встретит ли сегодня в школе Хибари-доно. Быть такой было просто ужасно, и Тсуна тихонько помолилась всем Богам, чтобы её интуиция поскорее вернулась. Или, быть может, сегодня просто был хороший день, и ничего не должно было случиться? Но в таком случае она обычно ощущала предвкушение и уют… Тсуна радостно поздоровалась с приютившей её семьёй и осторожно взялась за палочки, краснея от обычного вопроса, как спалось. Надо же, какой бред иногда может выдать уставшее сознание — сделать её не просто прапрадедушкой, а каким-то кольцом, да ещё и со странными способностями! Наверное, манги надо читать всё же поменьше, а то ещё и не такая ерунда сниться будет. В школу девочка шла даже с некоторым интересом — на что похожа жизнь, когда у тебя молчит интуиция? Как оказалось, на бесконечную череду случайностей. Тсуна понимала, что не понимает почти ничего — ни важных событий этого дня, ни эмоционального состояния окружающих, ни даже погоды, хотя о последнем она обычно могла сказать, даже не задумываясь. Никаких присутствий иностранцев в чёрном или того страшного ребёнка по имени Реборн — ни-че-го. Интересно, конечно, но ей не нравится. Стоящие на воротах ребята улыбались во весь рот, увидев свою секретаршу, и даже задали ей пару вопросов, которые, вроде как, были самыми обычными, но сопровождались хихиканьем. Тсуна смерила их недовольным взглядом, но не смогла удержаться от смущения — парни явно намекали на свидание с Кусакабе. И, судя по тому, что каждый встреченный на пути хулиган из Комитета считал своим долгом напомнить девочке про вчерашнее, все считали их парочкой. Саваде это казалось странным — Правая Рука не сделал ничего, что выходило бы за рамки их привычного общения. Опять же, разве он не должен был спросить, согласна ли она встречаться? Ведь отношения это, вроде как, добровольное решение, и о таком надо обязательно спрашивать? Впрочем, прояснить эту ситуацию не было никакой возможности — для этого надо было остаться с Кусакабе-саном наедине, а Тсуна этого немного опасалась. Вдруг он тоже считает, что они встречаются, и полезет целоваться? Так что Савада решила не рисковать, и тихо прошмыгнула в кабинет Хибари-доно, планируя осторожно приземлиться на диван и весь день провести за разбором отчётов. Но, кажется, не срослось — сидящий на диване Глава выглядел просто ужасно. Кажется, он был полностью вымотан и даже немного ранен, и ему стоило отлежаться, а не сидеть здесь. Парень явно мучился от боли и хотел спать — Тсуна могла сказать это даже без интуиции, как человек, который умеет различать даже самые слабые изменения в его настроении. И девочка, робея от собственной храбрости, осторожно приземлилась рядом, примостившись на самый краешек дивана и разглядывая безразличный профиль. Обычно она даже рта не раскрывала, если её интуиция не говорила об успехе того или иного предложения, но сегодня такой хорошей помощницы не было, и Савада действовала на свой страх и риск. Сказать по правде, она бы промолчала — но Хибари-доно и в самом деле требовалось отдохнуть. — Может, нам съездить в онсэн? Недавно в горах как раз открылся новый — всего двадцать минут на автобусе. Я… я подумала… В такое время там почти никого не будет. Глава повернул голову и несколько секунд просто смотрел на неё, а потом выдохнул и кивнул. Тсуна тут же наполнилась радостью — даже без интуиции она способна угадать желание Хибари-доно. — Собирай всех. Выдвигаемся через десять минут. И прикрыл глаза, явно ожидая, пока она выйдет, чтобы откинуться на спинку дивана и расслабиться. Девочка вежливо поклонилась и выскользнула за дверь, направляясь к себе, чтобы забрать деньги — пусть Хибари-доно и доверял ей, но он не желал демонстрировать слабость, и она ни за что не стала бы его в этом упрекать. Всё, что она могла сделать — это постараться улучшить его состояние, и сделать настолько ненавязчиво, насколько это вообще возможно. Предложение сбежать на источники вызвало прилив небывалого энтузиазма, и Комитет в полном составе в рекордные сроки добрался до места. Денег хватило на всех — Тсуна только порадовалась, что хулиганы из ДК всегда ответственно подходили к пополнению их общего бюджета. Они попали на совмещённый день, так что парни честно позволили девочке зайти в мутную воду раньше. Как Тсуна и предполагала, в такое время тут никого не было, и создавалась иллюзия, будто огромный источник сняли для них одних. Впрочем, довольно скоро пространство заполнилось радостно галдящими парнями, и уединение было нарушено. Тсуна осторожно пробиралась по стенке, рассматривая окружающих — искать Хибари-доно без ощущения его могущества было довольно тяжело. Впрочем, девочка быстро сопоставила факты и нашла небольшую нишу — идеальное, уединённое место, из которого было видно остальных. Хибари-доно сидел там в одиночестве, прикрыв глаза и легко улыбаясь. Тсуна осторожно приблизилась и села рядом, стараясь не волноваться — без одежды состояние Главы было ещё ужасней. По всем видным участкам мозаикой расползлись разной степени свежести синяки, на шее, лице и руках темнели глубокие порезы, а на запястье вообще творился какой-то ужас — рваная ранка размером с рисовое зёрнышко с воспалёнными краями, будто там раньше была инфекция. Хибари-доно явно почувствовал её внимание и открыл глаза, немного поворачивая шею и выжидающе склонив голову на бок. Тсуна тихо выдохнула, понимая, что от неё ждут вопроса, и сцепила руки под водой, с трудом сдерживаясь от прикосновения к чужому запястью. — Вы… Вы в порядке? Прозвучало тихо и жалко, как и всегда, когда она пыталась разговаривать с Главой ДК. Парень, впрочем, ничего не ответил — он тихо выдохнул и откинул голову назад, давая Тсуне возможность полюбоваться на шею и тонкий подбородок. И, к собственному смущению, Савада этой возможностью воспользовалась. Впрочем, она была слишком удивлена, чтобы задумываться над своими действиями — потому что, судя по всему, Хибари-доно собирался ответить. — Знаешь… я люблю драться, Зверёк, но постоянные сражения выматывают. Битва должна быть быстрой и окончательной, смертоносной и приносящей удовлетворение. Я сражался девять дней подряд, и в последних битвах было больше усталости, чем радости от хорошей схватки. Пожалуй… это было перебором. И замолчал, совершенно не ожидая ответа или уточнения. Тсуна бы и не стала — Хибари-доно сказал именно то, что хотел сказать, и она прекрасно его услышала. Они молчали ещё немного, а потом Хибари-доно неожиданно сказал: — На это можно смотреть вечно. Тсуна проследила за его взглядом. Намиморские хулиганы бесились, как могли — трое самых активных как раз получали нагоняй от вставшего во весь рост Кусакабе-сана. Кто-то плавал, кто-то брызгался, кто-то танцевал и пел. Положенной тишины не было — была привычная суета Комитета, говорящая, что всё в порядке. Тсуна, поддавшись порыву, немного переместилась, чтобы сесть к Главе поближе. Парень тихо хмыкнул, но не возражал, она видела это так же чётко, как если бы интуиция вернулась к ней. — Да, так и есть. Вы совершенно правы, Хибари-доно. Больше они за время пребывания в источнике не произнесли ни слова — в них просто не было нужды.