Героиня второго плана

Тсуне снилось, что её закапывают в землю. Медленно опускают в яму открытый гроб, и слой грима на щеке стирается о деревянную стенку, обнажая огромный, уродливый синяк. Кто-то отчётливо скрипит зубами, кто-то сжимает кулаки, но её волнует только одно — почему нет крышки? Почему её не накрыли хотя бы мешковиной, если на крышку не хватило сил? Её глаза явно были закрыты, а руки скрещены на груди, и она могла лишь быть неподвижной и терпеть, когда холодная, сырая земля падала на её лицо. Тук…тук…тук…тук… Она явно лежит на дорогом шёлке, в великолепном белом платье и со сложной причёской на голове — не меньше двадцати шпилек впиваются в затылок. Кажется, сверху кто-то плачет — Кёко-чан, наверное. Хана-тян сильная, она не будет плакать в голос, а мама… что же, ей очень повезёт, если она вообще сюда пришла. Наверняка Нана даже не знает, что её дочь умерла. Могильщики работали, как часы. Медленно, равномерно, не сбиваясь — один втыкает лопату в землю с резким, глухим звуком, а второй в ту же секунду кидает комья на неё, и всё сливается в равномерный стук. Тук…тук…тук…тук… Значит, её не сожгли? Это странно. Она почему-то была уверена, что должны были сжечь — ведь её интуиция так громко вопила о пламени, что она была в полной уверенности… Мёртвый Джотто-кольцо вдруг поднял голову откуда-то изнутри и зло усмехнулся. Если бы могла, Тсуна бы помотала головой или похлопала себя по щекам — прапрапрадедушка прав, сейчас не время думать об этой ерунде. Все эти мелочи с пламенем, отсутствием крышки и мамой не имеют никакого значения, и сейчас ей стоит подумать о более важных вещах. Да, чёрт подери, о самой важной вещи! Как она умерла? Этот сон был ещё хуже, чем предыдущий, с мёртвым Джотто-кольцом — потому что тогда она проснулась, лишённой сил, а сейчас ей пришлось буквально сражаться с собственной интуицией, чтобы вырваться из могилы. Девушка провела в ванной по меньшей мере полчаса, старательно вычищая воображаемую землю изо рта. А ведь время вышло. Было около шести утра, и мама, разумеется, спала, но Тсуна всё равно старалась вести себя как можно тише. Тело было уставшим, но спать совершенно не хотелось — лучше серый мир и запах земли, чем гроб и ощущение себя-мёртвой. Так кто? Кто будет жертвой? Савада помялась у выхода из дома — словно от того, что она останется внутри, что-то может измениться. Нет, ни за что — тем более, что ребята ждут. Сегодня она будет сильной, сегодня она справится. В конце концов, будущее ведь нигде не записано, правда? Парни терпеливо ждали её во дворе почти в полном составе — не было только Кусакабе-сана и Хибари-доно. Впрочем, относительно Главы она ничуть не волновалась, а Правая Рука вполне мог обидеться на неё за официальную смену власти. Ну, она обязательно попросит прощения позже, сейчас куда важнее купировать угрозу от Шимон. На счастье, у неё достаточно хорошие отношения с учителями, так что она вполне могла открыть всю школу и расположить ребят в нужных точках, полностью переводя среднюю Намимори на осадное положение. — Усилить патрули! Увеличить количество в группе до пяти! Занимать все точки! Парни явно косились на неё с желанием спросить, как здоровье. Наконец, вперёд вышел второй близнец, Сай, который до неё выступал парламентёром при Хибари-доно и всегда брал удар на себя. — Эм… Савада-сан… Что-то случилось? Тсуна была слишком занята распределением бойцов, чтобы сразу ответить, так что просто кинула один взгляд на близнецов — и чего они так дрожат, вроде не так холодно? — У меня плохое предчувствие, Сай-кун. Пока Хибари-доно не придёт в школу, переходим на осадное положение. Но, кажется, даже близнецы не выглядели убеждёнными. Остальные кучковались за их спинами, метрах в трёх от неё, и выглядели несколько…напряжёнными, что ли? И чего все дрожат, стоит ей на них посмотреть? Понятно, что конец ноября, но от её глаз ведь ветер в их сторону не дует? Тсуна изогнула бровь, молчаливо спрашивая, что пошло не так, и парни, проорав дружное «О-ос!», бросились бежать в школу, словно у неё за спиной на них выражал недовольство Хибари-доно. Девушка даже обернулась ненароком, чтобы это проверить — но, ожидаемо, Главы ещё не было. Запах смерти уже почти не пугает. Они здесь. Они готовы. И Тсуна, мурлыкнув себе под нос, со спокойной душой и невыносимым предчувствием отправилась в кабинет к Хибари-доно. То, что всё изменилось, она поняла мгновенно — даже не успела прикоснуться к ручке двери. Стоящий рядом Кумо ещё ничего не успел осознать, но она уже знала — всё началось. Парни исчезали из её интуиции один за другим — не умирая, нет, просто выходя из строя, успевая наполнить её удушливым ужасом и горчащей безысходностью. Смерть, пришедшая с Шимон, семимильными шагами направлялась прямо к ней. — Кумо, нападение! Скорее к остальным! Парень, ещё не до конца понимая, не успевая понимать, только согласно крикнул и бросился вниз по лестнице, а она осталась стоять, с рукой, протянутой к ручке двери, не в силах пошевелиться. Сейчас такая структура, как Дисциплинарный Комитет, прекращала своё существование. Их даже не посчитали угрозой - просто прошли насквозь, будто забирая то, что и так принадлежит им. Кто сказал, что смерть заберёт кого-то ещё? С чего она взяла, что шинигами идут не за ней? Нет. Не отдаст. Когда больше половины Комитета оказалась выведенной из строя, Тсуна уже точно могла сказать, что это Ашура. Не Хибари-доно, другой аватар, но столь же могущественный и повергающий в шок. Тот, кто пришёл незванным, тот кто пришёл без спроса, тот, кто хочет всё у неё отнять. Тук…тук…тук…тук… Значит, это были не лопаты. Значит, каблуки. Ашура остановился, и Тсуна, будто разрывая собственные связки, медленно, как на ниточках, обернулась. Девушка. Высокая, с хорошей фигурой и чёрной повязкой на руке. И — с теми же глазами, которые бывали у Хибари-доно, когда он собирался забить кого-нибудь до смерти. Вторженка сделала ещё один шаг, и Тсуна содрогнулась от исходящей от неё мощи. Горло сдавило от запаха смерти — и никто в Намимори не сможет её удержать. Она уже раскидала всех парней, как котят, и выбила из учителей то, что ей было нужно. Она уже хозяйка положения. Почему она вдруг стала так наивна, что решила, будто смерть можно остановить? Что кучки подростков для этого вполне достаточно? Она слишком возгордилась, она переоценила свои возможности, проигнорировала интуицию и допустила ошибку. Впервые за время работы секретарём Дисциплинарного Комитета, впервые с тех пор, как Хибари-доно начал звать её Зверьком. Всё кончено. Она подвела его. Она не справилась. Но этот аватар посягнул на то, что принадлежит Хибари Кёе, и она будет биться до конца. Девушка непроизвольно попятилась, поддаваясь этой чужой-родной силе, и упёрлась спиной в дверь. Личный кабинет Хибари-доно, с диваном, неудобным столиком и широким окном. С двумя флагами Комитета, висящими на стене, шкафом с чаем и сладостями и с его пиджаком, бережно надетым на спинку стула — теперь Хибари-доно хранит так один запасной. Ещё не всё потеряно. Она ещё стоит на ногах. Пусть она точно знает, чем всё закончится, она ещё здесь. И Тсуна резко подняла голову, выпрямившись и вложив в свой взгляд всю свою решимость. Вторженка иронично подняла бровь, осматривая слабое савадино тельце — девочка не была похожа на бойца. Собственно, она и не была бойцом. — В сторону. Твоего Комитета больше не существует, и я должна подготовить свою новую комнату. Это прозвучало почти дружелюбно — насколько может быть дружелюбным настоящее чудовище. Ашура, ведущий своё войско. Божество, которое сметёт её, как сметает всё, стоящее на его пути. Раздавит, уничтожит, оставит где-то позади, не замедляясь в своём вечном шествии по Пути Разрушения. Та, кто убьёт её сегодня. Комья земли. Серый цвет. Тук…тук…тук… Сердце? Лопаты? Каблуки? Тсуна немного расставила ноги, чтобы быть устойчивее, и распахнула руки в стороны, стремясь закрыть собой заветную дверь. Весь её мир сузился до размеров этой двери, вся её жизнь сейчас пряталась за ней. Это её бой. Она справится. Она пройдет этот путь до конца. Даже сейчас, когда в конце только смерть. — Я не могу. Девушка напротив замерла, и Тсуна пискнула от её Ки. Страшно. Дышать нечем. Время вышло. Держаться, держаться из последних сил. Вторженка, кажется, была недовольна. — Почему? Ты великий боец? У тебя есть кольцо? Мне не нужны жертвы среди гражданских. Савада тихо выдохнула, ощущая всю безнадежность своего положения и не рискуя поднять руку, чтобы проверить, действительно ли комья земли не налипли на лицо. У неё не было ни шанса. Чужой, но такой знакомый Ашура стоял прямо перед ней. Конечно, ещё есть шанс спастись. Это ведь даже не будет предательством — она имеет право бороться за свою жизнь, и, если для этого требуется просто отступить, ей стоит сделать это. Сбежать, сдаться, просто осесть на колени — признать собственное поражение, чтобы потом зализать раны и попробовать снова. Хибари-доно придёт где-то через час, возможно, эта девушка даже не успеет обжиться в их комнате... Господи, как же страшно. И, чтобы заполнить пустоту, чтобы оттянуть неизбежное, Тсуна открыла рот и начала говорить. — Нет. Вы правы, я не умею драться, и у меня нет каких-то особых приёмов. Я просто секретарша, которая делает чужие домашние задания и приносит чай Хибари-доно. Я… я никогда ни с кем не дралась в полном смысле этого слова, и сейчас мне очень страшно. Но… Но я заместитель Хибари-доно, а это значит, что я не сдвинусь с места. Я отвечаю за эту школу, и я не позволю тебе разрушить Комитет. Неважно, как сильно ты меня изобьёшь, неважно, если даже я погибну, я не дам тебе пройти. Да, я простая секретарша, и я не умею драться… Но я готова. Это всё, что я могу сделать. Знаю, это звучит глупо, но это всё, что у меня есть. Можно сказать, что это моя Верность. Она замолчала, с удивлением замечая, что перестала дрожать от страха. Вдруг оказалось, что её плечи расправлены, и сама она стоит с гордо поднятой головой, спокойно отвечая на чужой взгляд. Всё верно. Она поступает правильно. И она сейчас умрёт за это. Вторженка и в самом деле смотрела на Саваду совершенно иначе, чем в начале их встречи — будто перед ней не жалкая девочка из шайки хулиганов, а равный по силе воин, достойный уважения. — Ты и в самом деле страшная женщина. Теперь я поняла, почему именно ты стала Левой Рукой. Что же, твоя преданность достойна уважения, и поэтому… Аура вокруг резко изменилась. Интуиция замолчала. Тсуна, перестав дышать, увидела лик Ашуры. Всё, последний шанс упущен. Она стоит на Его пути. Девушка, казалось, обогнала само время, оказавшись почти вплотную к Тсуне раньше, чем та успела моргнуть. Ашура, беспощадный к врагам, идущий по Пути Разрушения с гордо поднятой головой. -… Я отнесусь к тебе со всей серьёзностью. Саваду Тсунаеши никто никогда не бил. Да, над ней издевались, но те тычки и удары должны были унизить, а не убить. Потом она всегда ждала ударов от Хибари-доно, но ожидание это было нормальным, основанным на фантазиях. Она часто представляла себе, на что будет похож его удар, но никогда не сталкивалась с ним в реальности. Да и как могло быть иначе — она была хорошей, примерной девочкой, никогда не попадавшей в неприятности. Пусть она и ездила с Комитетом, где-то внутри у неё всегда была уверенность, что всё закончится хорошо — и парни никогда не давали врагам добраться до неё. Даже сейчас, даже в этом страшном сером мире, даже точно зная, ей казалось, что всё закончится хорошо. Даже если её интуиция говорит, что это невозможно. Первый же удар этой девушки в чужой форме, казалось, её убил. Аватар Ашуры била чётко, со знанием дела, и кулак, направленный точно в солнечное сплетение, заставил тело Тсуны подлететь. Слёзы выступили на её глазах, мир вокруг потемнел и закрутился — но, прежде чем Савада коснулась земли, вторженка ударила её ногой под рёбра, просто отшвырнув в сторону, как котёнка — и Тсуна отчётливо ощутила, что от этого удара что-то внутри неё оторвалось. Девушка ударила ещё несколько раз, по животу и по рёбрам, со знанием дела превращая внутренности в кровавую кашу. Тук… Тук… Тук… Значит, не только лопаты и сапоги. Значит, время вышло. Воздуха не было — смятые рёбра удерживали лёгкие, из брони превратившись в ловушку. Она ничего не понимала, ничего не чувствовала — только боль, боль в каждой клеточке, в каждом измолотом кусочке. — Сузуки Адельхейд. Меня зовут Сузуки Адельхейд. Тсуна не была уверена, что слышала. Она ничего не слышала, ничего не понимала — просто смотрела, как чёрные сапоги Сузуки Адельхейд медленно идут к двери. Почему-то именно эти сапоги казались самым важным — словно вместе с ними из её тела уйдёт и всё остальное. Лёгкие не могли открыться, внутри живота что-то булькало, заливая её внутренности кровью — из её слабого, переломанного тела уходила жизнь, стуча по полу чёрными сапогами Сузуки Адельхейд. Нет. Только не дверь. Ну пожалуйста. Но Ашура, разумеется, не слышал. Удивительно, но девушка ещё была в сознании — не способная пошевелиться, не способная дышать, она лежала у стены, рассматривая струйку крови из своего рта. Сейчас всё закончится. Она знала, что это произойдёт. Она до последнего надеялась, что всё обойдётся. В какой-то момент Тсуна поняла, что она просачивается в пол, становится частью плотного желе. Медленно погружается она в эту массу, словно сама Намимори хотела изгнать её из своих глубин. Когда в пол погрузилась её голова, мир вокруг исчез. Тсуне сначала показалось, что она ослепла — но вдруг мир вокруг прочертила оранжевая нитка. Сначала это было похоже на галлюцинацию, но таких ниток становилось всё больше и больше, и в какой-то момент девушка вдруг поняла, что она стоит в огромном коконе, и нитки продолжают прибывать, уходя вперёд, в темноту. Вокруг её пояса тоже была нитка — ни о чём не думая, Тсуна прикоснулась к ней, и словно рухнула внутрь. Пространство перед ней было просто огромным. Мир вокруг был соткан из лоскутков разных размеров, в каждом из которых что-то происходило. «Вероятности» — подумала Тсуна. «Я вижу вероятности». Вот она лежит, ничего не делая, и умирает через несколько часов. Вот пытается бороться, доползает до лестницы и летит вниз, погибая до того, как касается пола. Вот она вспоминает, что у неё есть телефон, набирает первый попавшийся номер — и умирает до того, как бледный Кусакабе врывается на этаж. Вот её находит решившая прийти пораньше Хана-тян, и она погибает от неудачной попытки её перевернуть. Вот тело находит Хибари-доно, но она уже холодная, мерзко-холодная, с огромным синяком на щеке. Лоскутки вокруг словно свернулись в нитки, и все они, перекручиваясь, вели вниз. Значит, всё закончилось. Значит, она не в силах ничего изменить. В этом месте не было места её интуиции. Не было места желаниям, мечтам и выбора «меньшего из зол». Так почему же она подняла голову, не видя, скорее, просто чувствуя, что она там есть? Тонкая, как волос, мерцающая — единственная нитка вероятности. И Савада Тсунаеши вдруг с отчётливой ясностью поняла, что хочет жить. Хочет дышать, ходить, смеяться — хочет целоваться с парнями, заваривать чай и идти вперёд. Слишком рано, слишком рано — она не хочет, чтобы всё закончилось…вот так. Эта нитка развернулась в самый маленький лоскуток на свете — не толще игольного ушка. Вероятность, которая просто не может произойти. Дикая череда совпадений, вероятность каждого из которых меньше процента. То, что она выбрала сама. Внутри полыхнуло, и огромный поток Пламени вырвался вперёд, из её тела, прямо в руки. Дыхание перехватило, внутри жгло, а другие вероятности исчезали одна за другой — но та, что невесомой пылинкой лежала на её руках, мерно пульсировала и увеличивалась, а это значит, ничего не напрасно. Пусть интуиция исчезнет, пусть Пламя жжёт её дотла — если она выживет, то всё остальное не будет иметь значения. Вероятность полыхнула и потихоньку начала разрастаться, и Тсуна мягко опустилась перед ней на колени, чувствуя, что она почти пуста. Ну нет, так ничего не закончится! Только не здесь. Только не сейчас. Савада Тсунаеши не знала, сколько это продолжалось. Не знала, сколько Пламени отдала. Не знала, сколько у неё осталось. Просто, в какой-то момент, она поняла, что падает вперёд — и рухнула прямо вниз, в открывшееся и ещё тёплое окно её вероятности. Боль была настолько невыносимой, что Тсуна, еле слышно пискнув, сразу же потеряла сознание. Она сделала всё, что могла. Всё началось с того, что у Шамала лопнула аптечка, когда он решил выйти из кабинета, заменяющего ему жилище, в туалет. Лопнула не просто так — ровно посередине, задев абсолютно все колбы и превращая его запас лекарств и ядов в бесполезный мусор. Конечно, у него был и запасной комплект, но он совершенно случайно рухнул на пол и разлетелся вдребезги. Несколько минут киллер думал, брать ли ему расширенный набор, или наплевать и сходить отлить просто так — но врождённая паранойя победила, так что пришлось лезть на комод. Конечно, Шамал этому удивился — но ещё более странным было то, что, стоило ему направиться к туалету на его этаже, как там тут же сорвало все краны и что-то взорвалось. Случайно, разумеется — он был достаточно хорошим киллером, чтобы заметить ловушку. Лестница вниз вдруг обвалилась, а это значит, путь был всего один — на другой этаж. Сначала это было весело, и Трезубец даже посмеивался над собой, обещая провериться на карму и поставить благовония в храме. Потом, когда невероятные совпадения повели его к крылу Дисциплинарного Комитета, стало напрягать. Он никогда не ходил в это крыло — незачем было, да и Хибари мог доставить хлопот. Он никогда не ходил по этой лестнице — были пути удобнее и короче. Он никогда не ходил по школе со своим расширенным набором, способным исцелить и убить за минуту. И он точно никогда не ходил по левой стороне в средней Намимори, потому что именно эти окна выходили на ворота, и было очень легко поймать подарочек от снайпера. Так, извините, какого чёрта? Он бы её ни за что не заметил. Никак — больно «удачно» приземлилась, в слепую зону. Но — пуговица отлетела, уткнувшись в бледную щёку с наливающимся синяком. Девочка. Перемолотая, умирающая, явно попавшая под хороший удар от профессионала. Не под один даже — били наверняка, не оставляя ни единого шанса. Пламя — великая вещь, позволяет творить такое голыми руками. Ещё минуты три — и всё, конец. Был бы, не прихвати он с собой расширенную аптечку. Верхний ряд всегда был для экспериментальных препаратов, и вероятность успеха была не больше сорока процентов — но если девочке так повезло, то, значит, повезёт ещё сильнее. А там — дотащить до кабинета, куда он буквально на днях перетащил своё походное оборудование, и уже можно будет бороться. Хотя грудную клетку, скорее всего, придётся вскрывать, как книжку, и возиться очень долго — можно будет. Или он, чёрт возьми, зря носит титул лучшего врача Вонголы. Но, несмотря ни на что, девочка умирала. Медленно, выжимая максимум из каждой секунды, но умирала — и Шамал сам не знал, почему сражается за каждый сантиметр. Внезапный порыв, наверное — всё же, его к ней привела сама судьба. Впрочем, он, кажется, бессилен — а это значит, её спасёт только чудо. Дверь в его кабинет открылась, потому что новый замок по чистой случайности закоротило и вырвало с корнем, и в проём сунулась бритая голова. — Доктор Шамал, я экстремально не понимаю, что здесь делаю, но череда невероятных совпадений привела меня сюда, и… Новый хранитель Солнца замолчал, а потом резко захлопнул дверь и оказался рядом, уже заливая кабинет всполохами света от Кольца. — Работаем.