Героиня второго плана

Первое, что ощутила Тсуна, входя в зал, был свет софитов, ослепивший её и подаривший мерзкое чувство беспомощности. Разумеется, она даже не вздрогнула, и её шаг был таким же уверенным и твёрдым, как и когда она вела за собой Комитет. Но чёрт — нет ничего хуже такой показушной твёрдости, когда впереди пугающая неизвестность. Беспомощность, слабость, страх — как чужой ребёнок в твоём доме, как высокие сапоги, удаляющиеся по коридору в такт боли в рёбрах. В последнее время Тсуна ненавидела это ощущение ещё сильнее. Довольно скоро глаза привыкли, и Савада смогла разглядеть место, где им предстояло демонстрировать свои навыки. Ничего особенного, даже удивительно — обычный зал для школьных спортивных соревнований, с трибунами и метками на полу. Единственное различие с теми же волейбольными чемпионатами — сетки нет, зато вокруг расставлены стулья для конкурсантов, а в центре зала есть небольшой помост с наскоро разложенными татами. Просто, дёшево и сердито — и заодно честно, ибо подобная расстановка не позволит конкурсантам увидеть техники друг друга, и, значит, не позволит сжульничать. Немного разочаровывает, на самом деле. То есть, она не ожидала, что для такого незначимого действия организаторы отстроят целый комплекс, но в её голове происходящее должно было быть более… сказочным, что ли. Как в каком-нибудь спортивном аниме. В первом ряду трибун был установлен небольшой стол, за которым уже разместились пятеро человек — трое в смокингах, двое в юката. Центральный встал и бодро начал вступительную речь, предварительно бросив на Тсуну взгляд, полный жалости и насмешки. Девушка буквально чувствовала, как в ответ на это токсичное послание натягивалась кожа на лице, превращая её в «грозную секретаршу», хотя в мыслях она уже трижды выдрала на себе все волосы, побилась головой о пол и стены и тысячу раз попросила прощения. Парадное фурисоде, которое до этого всегда придавало ей уверенности, вдруг стало капканом, опаснейшей ловушкой, светящейся ярко-красным меткой. Другие конкурсанты тоже косились, пока они рассаживались по местам. На ум пришло дурацкое сравнение с волчицей, которую гонят на флажки — гонят грамотно, с собаками, прямо на ружья снисходительно улыбающихся охотников. И не повернуть, не сбежать — только скалить зубы и прыгать, туда, в неизвестность, за страшную, непонятную черту. И — смотреть так, чтобы никто вокруг не понял, как громко внутри скулишь от ужаса. В принципе, как успела объяснить Тачибана-сан, всё было просто — участники по очереди поднимаются на помост, демонстрируют своё умение обращаться с инструментом и уступают место новому кандидату. Сюда и в самом деле пришли финалисты негласных межшкольных, в которые Намимори влезли без очереди, так что участников было не так много - всего около тридцати, так что на конкурс должно было уйти не больше трёх часов. Скорее всего, меньше — чисто технически, один раз, если поднапрячься, чай можно заварить и за три минуты, ещё две идут в запас. Боги и демоны, три часа позора, когда чужие взгляды пожирают дорогую ткань и прожигают дыры в ней самой! Но, разумеется, даже обморок был бы непозволительной роскошью — так что она могла только расправить ткань на коленях и прикрыть глаза, всем своим видом демонстрируя безразличие, как миниатюра в древней книге. Спокойная, железная, гордая — та, которая не кричит и не плачет. Ну, она и не может кричать и плакать, если она нарисована чёрт знает сколько лет назад, верно? Пришлось до крови кусать щёку, чтобы боль прогнала лишние мысли. Вечно ей в ответственные моменты в голову лезут всякие глупости! В любом случае, она уже согласилась, её участие подтвердили и пустили внутрь, и Тачибана-сан и остальные будут очень расстроены, если она сбежит в такой ответственный момент. В конце концов, вряд ли от них потребуют чего-то сложного и длинного, а Никчёмной Тсуне не привыкать позориться. Быстро сделать, быстро распрощаться и домой, сворачиваться в клубочек на кровати Хибари-доно, пока ещё есть такая возможность. В какой-то момент обычное сидение в одной позе помогло ей немного успокоиться, и она с удивлением обнаружила, что один из судей всё ещё говорит. — …Гостям может потребоваться что угодно, так что если кто-то из вас незнаком с шестью основными церемониями и никогда не проводил каждую из них не на тренировке, можете сразу покинуть зал. Мы готовы предоставить одежду и принадлежности, но, в случае небрежного обращения, вы будете сразу уволены. Также я прошу заметить, что… Чёрт. Чёрт-чёрт-чёрт. Эта непривычная монотонность заставляет её нервничать ещё сильнее. Это было слишком странно — где многозначительные паузы, где игра интонации? Где мимолётные жесты и изменения в позе, которые могли бы сказать гораздо больше этих никому не нужных слов? Она совсем забыла, что мир может быть и таким. Спокойным, тихим, без двойного дна или адреналина, разгоняющего кровь до невыносимого стука в ушах. Когда-то помнила, сейчас уже нет, и ей почему-то совсем не хочется вспоминать. Страшно. Страшно. Непривычно, неправильно, неподвластно. Что она здесь делает? Собственный номер вывел Тсуну из кокона растерянности и ужаса. Да, Тачибана говорила, что ей предстоит выступать в середине первой части, так что неудивительно, что время пришло так быстро. Её спина и ноги даже не затекли — но, случись это, она всё равно встала бы легко и спокойно, без ярости и принуждения. Помост довольно близко, и, если повезёт, она не запнётся о небольшие ступеньки и не рухнет лицом в кипяток, рассыпав предоставленный чай. Наверняка что-нибудь дешёвое и простое — судьи смотрят на технику, а не оценивают вкус. Надо же — поднялась, обошлось. Спокойствие пришло только тогда, когда она села и бросила взгляд на новый, блестящий набор. В конце концов, ей ведь просто надо заварить чай. В принципе, рядом с набором лежал платок, который можно было использовать, но Тсуна потянулась за своим. Когда вернётся, постирает его три раза, или, возможно, даже купит новый — обычно она не брезглива, но чай это святое. Ассистент, проверяющий уровень кипятка, что-то сказал про время и указал на часы, но Савада сделала вид, что не заметила, проводя по шкатулке для хранения чая с куда большим усердием, чем предполагалось. Вытереть все приборы, убрать платок, ополоснуть венчик и чашу, засыпать чай, залить воду, размешать — действия настолько просты и привычны, что вне церемонии почти потеряли всякий смысл. Это ведь лишь основа, лишь техника — гораздо важнее ритуал. Покашливание ассистента говорило о том, что она слишком затянула, но Тсуна и бровью не повела, протирая чашу одноразовой салфеткой. Да, возможно, она выглядит глупо или теряет очки, но пользоваться набором, только что прошедшим через столько рук, было просто невыносимо. Казалось, что её пальцы могут нащупать чужие отпечатки, повторить десятки вариаций привычных жестов, просто скопировать чьё-то выступление один в один. Чаша, венчик, ложка — для Тсуны эти вещи были настолько личными и живыми, что она с трудом могла заставить себя прикоснуться к этим, таким молодым, но уже замаранным тысячью прикосновениями. Набор становится частью мастера, продолжением его желаний и рук, он трепетно хранится и бережно используется, он подчиняется малейшему взмаху и подстраивается под настроение, позволяя своему хозяину создавать танец и вести гостей по проложенному пути. Набор оживает, даже если всё происходит быстро, и у неё меньше пяти минут, чтобы в перерывах между уроками заварить Хибари-доно чай. Неужели она единственная здесь, кто считает это настолько важным? После того, как инструменты подготовлены, следует насыпать чай — ровно две ложки, не больше и не меньше. В шкатулке, которую открыла Тсуна, заварки оставалось только на неё. Девушка мысленно улыбнулась — ей даже не надо чувствовать запах, чтобы узнать сорт. Действительно, самое простое и дешёвое — в её доме шкатулка с ним стоит в самом дальнем углу, полная и неиспользуемая. Идеальное количество воды удалось зачерпнуть с первого раза, и ассистент точно должен был заметить, что она взяла меньше положенного. Тсунины губы даже не дрогнули, хотя ей захотелось усмехнуться — этот сорт, из-за своей цены, раскрывается немного хуже, но это можно компенсировать количеством воды и немного более резким размешиванием. Даже жаль, что судьи не попробуют, и все эти мелочи вычтут из её оценки. Плевать — Савада слишком давно занимается всем этим, чтобы следовать мёртвым инструкциям из учебника. Чай пришлось предлагать ассистенту, и, согласно условиям конкурса, ему следовало избавиться от результата. Тсуна могла только повернуть чашу и протянуть, поймав взгляд немного ошеломлённых глаз. Впрочем, почти сразу это выражение исчезло, уступив место спокойствию — и мужчина, почтительно поклонившись, принял чай и, соблюдая все формальности, выпил его, не моргнув и глазом. Савада надеялась, что не вздрогнула — слишком близко, слишком демонстративно, слишком церемониально для неё. В носу защипало запахом пыли и бумаги, и она почти улыбнулась, чтобы продолжить — специальную, рассветную, ночную или дневную. Словно этот мужчина в костюме, отвечавший за кипяток, вдруг решил поставить происходящее выше конкурсного регламента. — Следующий, Сага Такафуми, номер шесть. Момент рассыпался, как кристаллы соли, и девушка медленно встала, стараясь не упасть. Руки чесались и гудели — вернись! Не останавливайся! Продолжай! Заставь их всех присоединиться к тебе, веди их дальше, демонстрируй свою историю! Пришлось прикусить и вторую щёку, чтобы избавиться от наваждения. После того, как участник демонстрировал своё умение, ему разрешалось присоединиться к своей команде, и Тсуна поспешила воспользоваться этой возможностью. Ну, как поспешила — скорость её ходьбы или длина шага не изменились, но другие школы сильно облегчали ей задачу, буквально испаряясь с её пути. Страха, недовольства или спокойствия не было — происходящее сильно вымотало её, и сейчас девушка больше всего на свете хотела где-нибудь полежать. Так вот оно какое, неудовлетворённое желание — отдаёт тяжестью в мышцах, головной болью и горчащим, пощипывающим язык разочарованием. Отвратительно. Немного расслабиться удалось только рядом с подозрительно притихшими остальными, и Тсуна позволила себе недовольно цыкнуть и прикрыть глаза, облокотившись на жёсткую спинку раскладного стула. Наверное, она слишком устала — чем-то ещё объяснить мгновенно повисшую идеальную тишину Савада не могла. Впрочем, это не продлилось долго — её персональная рыбка-прилипала наклонилась вплотную к её уху, чтобы осторожно прошептать: — Это победа, Савада-сама. Полная, безоговорочная победа.