Героиня второго плана

Когда за Кёей закрылась дверь, Тсуна позволила себе прикрыть глаза, тяжело оперевшись на низкий столик. Вдалеке грохнула задвижка — надёжный бункер был закрыт и полностью исчез для всего мира. Отличное место, Хибари сам выбирал — в Италии, с тремя выходами в разные города и достаточно далеко от Сицилии, чтобы никому не пришло в голову связать это место с Мафией. Собственно, и нечего было связывать — о бункере знала только она, Занзас, Хибари-доно, близнецы и пятеро приставленных к ней ребят из бывшего ДК, отвечающие за провизию и связь с внешним миром. Отличное решение — сейчас, когда в самом разгаре война с Бьякураном, любой может быть предателем. К несчастью, Вонгола была почти полностью беззащитна перед ним. Боссом оставался Мигель — и ошибки, которые он совершал, уже стоили Семье колец и территории. Тсуна привычно скрипнула зубами и успокоила слегка поднявшееся Пламя — Иемитсу уже мёртв, ей некому мстить. Десять лет назад добрый папочка решил, что безвольная тряпка — лучший кандидат на место Главы, и примерно восемь из них безраздельно правил от лица родного сына, педантично устраняя тех, кто хотел себе другого Босса. А потом этого замечательного человека убили, и сейчас Вонгола, медленно переваливаясь, летела в пропасть. Занзас, конечно, пытался что-то делать, как и Хранители — но этого было чертовски мало. Апофеозом всего стал дурацкий план с путешествиями во времени, в который Мигель посвятил только её Кёю, и Тсуна чуть себе все волосы не выдрала, когда поняла, что именно пришло в голову сводному брату. Самоубийственная глупость, построенная на везении — и сейчас её Кёя улетает в Японию, чтобы принять участие в этом бессмысленном фарсе и прикрыть детей. «Скоро всё закончится» — и теперь она ходит по маленькому, душному бункеру глубоко под землёй, словно раненое животное, и ждёт вестей. Пламя клокотало, жгло короткие рукава и высокий лоб — чистая Гармония, на которой Вонгола вполне могла бы протянуть и которую сейчас активно использовал в своих пушках Занзас. Ярость, стреляющая пулями с Гармонией — страшное сочетание, уничтожающее даже титан. Впрочем, и просто породистое вонгольское Пламя ужасало — и за долгие годы Тсуна научилась обращаться с ним в совершенстве. Комната с оружием всегда успокаивала такие порывы. Огромная снайперская винтовка, куча автоматов, пистолеты и даже ружьё — все собраны на заказ, все модифицированы под её Пламя. Символ, что Тсуна может сражаться, и напоминание, что вряд ли она отсюда выйдет. Старшая дочь Иемитсу не видела ничего, кроме широких стен тайного бункера, уже несколько лет. Никакой связи с внешним миром, никаких контактов — и маленький, крайне маленький процент тех, кто вообще знал, что она ещё жива. Занзаса это дико бесило — но ни он, ни кто-либо ещё не мог ничего поменять. Тсуна и сама не была уверена, что хочет выйти — глупый план Мигеля пробудил в ней это желание впервые за годы заточения. Она была настолько поглощена этой идеей, что даже попросила Кёю — и будто обожглась обречённостью и болью в серебряных глазах. А сейчас Хибари был уже на пути в Японию, и Тсуна всеми остатками своей интуиции чувствовала, что всё пойдёт не так. Она прекрасно понимала, почему Мигель хочет вытащить сюда свою молодую копию — Пламя Босса окончательно потухло, не откликалось даже на таблетки, но и ребёнком мощи Мигеля ни за что не хватило бы на Бьякурана. Вонгола была обречена с самого начала. Тсуна держалась, честно. Готовила сложные блюда, читала, смотрела фильмы на огромном экране. Бродила по узким металлическим коридорам, стараясь потопить интуицию в мёртвом электрическом свете. Держалась почти месяц, правда. А потом, получив письмо от старшего близнеца — сорвалась. Она была неплохим снайпером — не уровня Рёхея, конечно, но меткость можно компенсировать Пламенем. Хвост-петля, перехваченный заколками, тяжёлые ботинки, армейские штаны, кожаная куртка без рукавов и перчатки без пальцев — Тсуна вполне могла бы сойти за байкера, если бы не тяжёлый чехол с модифицированной винтовкой за спиной. Именно так она собиралась выйти на улицу Италии — открыто, без страха, без сожалений. Нарушение прямого приказа Хибари-доно всё ещё пугало до безумия, но женщина давно научилась верить интуиции — особенно сейчас, когда большую часть пришлось отдать за Пламя. Она этого не хотела, от слова совсем — но Семья решила, что на войне куда нужнее сильный солдат, а не девочка, способная видеть будущее. Может, сохранись её умение, всё было бы иначе, и Занзас даже оплатил исследование — но нет, ничего уже не изменить. Даже если запечатать её Пламя, интуиция никогда не вернётся. Но даже так, даже понимая, что ощущения внутри не имеют отношения к настоящему предвидению, Тсуна всё равно понимала, что всё пойдёт не так, и она просто должна быть там. Тем более, её Хибари-доно сейчас не было, а больше никто никаких приказов ей не отдавал. Даже если он будет в ярости, неважно — Кёя не может прятать её вечно. Дверь одного из аварийных выходов послушно отъехала в сторону, под тихое гудение техники открывая Тсуне путь в холодный, пахнущий землёй коридор. Света почти не было, лампочки стояли довольно далеко друг от друга, но Тсуну это совершенно не пугало — она поймала себя на мысли, что против воли ускоряет шаг. Поворот, ещё один, ещё — огромная дверь, ведущая в подвал музея, финансируемого Семьёй. Тухлый, пыльный воздух показался Тсуне безумно вкусным по сравнению с тем, другим, созданным навороченной системой фильтрации. Кажется, ей этого дико не хватало. Интуиция кольнула сильнее — времени почти не осталось, надо лететь. Билеты, Япония, самолёт — несколько часов как один миг, одно тяжёлое, болезненное воспоминание. Никто не знал, где она находится. Многие не знали, что она жива. Человек-невидимка. Винтовку удалось провести без проблем — у неё давно были подделаны нужные корочки, ещё с того времени, когда она была относительно свободна. Говорить с кем-то, кроме Кёи или Занзаса, было непривычно, но она затолкала свои проблемы подальше и сосредоточилась. Несколько часов, чтобы добраться до Намимори. Несколько часов, чтобы найти перестроенный вход, войти внутрь и сделать… что-нибудь. Хоть что-нибудь. Что-нибудь, чтобы это прекратилось. Обстановка в мире трещала по всем швам. Уже много лет Вонгола терпела поражение по всем фронтам. Они теряли города, они теряли контроль, они теряли людей — худшим стало то, что они потеряли Альянс. По факту, от величайшей Семьи остались только Хранители и Вария — и Бьякуран, кажется, пошёл с ними на контакт только из-за уважения к традициям. Если бы Тсуна не сидела в бункере, она бы пристрелила братца хотя бы за это. Успокойся, Хибари Тсунаеши. Ещё рано выпускать Пламя. Кажется, её попутчик попытался завязать разговор — и отшатнулся, увидев мёртвую сосредоточенность в чужих глазах. По крайней мере, так всегда говорит Занзас — что она умирает, когда собирается выпустить пулю. Что же, она не Рёхей. Что же, она не Занзас. Проход на базу даже не пришлось искать — битва гремела по всему городу, спускаться под землю просто не было нужды. Это здорово, на самом деле — она не хотела прятаться снова. Умереть под землёй, когда она вырвалась на свободу, было бы так глупо. Она почти добралась до эпицентра, когда чужой смех проткнул её спину. — Не ожидал увидеть тебя здесь, Главная Тайна Вонголы. Она не имела ни малейшего представления, кто стоит перед ней. Маска, балахон, туман — значит, враг. Тем лучше. Разумеется, она стреляла первой — из пистолета, сделанного мастерами Занзаса лично для неё — и, разумеется, враг растворился в воздухе, а она начала падать в пропасть. Всё, что она могла сделать — выкинуть свою винтовку за пределы иллюзии, сгруппироваться, как когда-то учил Фонг, и проверить запас патронов. Темнота мерзко захихикала, перекрывая ей доступ к небу. — Не думал, что ты рискнёшь. Ты ведь больше не дерёшься, верно? С тех пор… Детский смех. Она стоит на крыльце. Её платье липнет к коленкам, а в духовке готовится пирог. Море бушует внизу, под обрывом, и бликует на витражных стёклах окна. Нет. Это Туман. Иллюзия. Это не здесь и не сейчас. Она прекрасно знает, что сейчас произойдёт. Она ждёт этого, дрожа от ужаса и предвидения. Она знает, что не успеет. Она знает, что попытается. -…как твоего сына убили. Кай. Чёрные волосы, золотистые глаза — такие светлые, что иногда почти сливаются с белком. Если он разозлится, они потемнеют, как у отца, но они делали всё, чтобы Кай всегда был счастлив. Кай. Любовь к сахарной вате, слёзы по ночам в подушку, что папы часто нет дома. Тсуна так и не смогла объяснить, что Кёя старается вернуться к ним изо всех сил. Кай. Тоненькая шейка в запекшейся крови, в руке оторванная лапка любимого плюшевого щенка. И — развороченный живот, с вываленными внутренностями вперемешку с осколками — стреляли разрывными, насмерть. Лёгкое тело, склизкие кишки. Она пыталась вернуть их на места, сама не зная зачем. Перепуганные, серые от горя глаза. Похороны, слёзы, поцелуи. Бункер. Навсегда. Тсуна тихо выдохнула, прикрывая глаза. Она знала, что снова столкнётся с этим, если выйдет наружу, но даже не представляла, насколько не была готова к этому. Голос радостно хихикнул, и она постаралась сосредоточиться. Проклятый туманник — надо найти его, а потом прикончить одним ударом. — Неужели твой ненаглядный псих выпустил тебя? Думаю, нет. Может, мне просто притащить ему твою голову? Готов поклясться, он умрёт на месте. Да, это было риском — то, что Кёя слишком боялся за неё. Искал взглядом, приставлял охранников и сам же их убивал, если ему казалось, что они были недостаточно бдительны. Звонил каждые пять минут, если она была не в поле его зрения, и защищал от каждой пылинки, если они были вместе. Она была полностью отстранена от любой работы, она носила по четыре бронежилета за раз. Он просыпался десять раз за ночь, проверяя её дыхание. Он просто помешался, он сходил с ума — и тогда чёртов бункер стал идеальным выходом. Тсуна резко выдохнула, чувствуя, что патронов и пистолетов у неё больше нет. Как и следовало ожидать, туманник не идиот. Ну, почти — он, как и куча людей до него, не обратил внимания на её заколки. На самом деле, в них и не было ничего такого. Совершенно ничего — кроме того, что из этого же материала отливали Пламенные пули. Такая мелочь, право слово — как и то, что она достаточно хорошо контролирует Гармонию, чтобы она текла по её волосам. Не отвлекайся, туманник. Не отвлекайся. — А это правда, что с тех пор ты убивала всех своих детей? Правда. Она была беременна ещё трижды, и все три раза они избавлялись от плода сразу, как это становилось возможным. Ни она, ни её Кёя не были готовы пережить тот ужас снова. Занзас считал, что это идиотизм, но не лез — его и не просили. Давай, скажи что-нибудь ещё. Она уже готова — осталось метнуть металл на голос. Кай смеётся, его глаза светлые-светлые. К животу прижат плюшевый щенок — они с Кёей уже договорились с питомником, чтобы купить настоящую собаку через несколько месяцев. Платье липнет к ногам и немного задирается, а её рука сжимает чистый венчик вместо рукоятки пистолета. Тогда она была безмятежна — дом на краю мира, выкупленная ими земля, огороженная высоким забором, защищённая табличкой «заповедник». Тогда она не знала, что враги их нашли. Сейчас Тсуна точно знает, что будет дальше. Сначала три оглушающих выстрела, потом чужие руки с верёвкой, пытающиеся её придушить. Не убить, нет — взять живьём, видимо, надеясь загнать всемогущего Ежа в угол и диктовать ему свои правила. Она вывернется, рванёт к сыну, потом к дому — поймёт, что все пути к отступлению перекрыты, и просочится в единственную лазейку, на утёс. Тсуна прекрасно помнила — воздух, бьющий в спину, плотный, солёный, который легко может заставить её потерять равновесие и рухнуть вниз. Траву и песок, за которые она тщетно пыталась зацепиться пальцами ног. Собственную надежду, что сын жив — дикую, звериную, бессильную. Тогда она ещё не видела его тела, не знала, что он умер мгновенно, и ей хотелось верить, что его взяли в плен. Лучше избитый, лучше напуганный, лучше покалеченный — лишь бы живой. Кёя придумает, как его вытащить, как выкрасть назад, только пусть он будет жив! Тогда, стоя на утёсе, она думала только об этом — а смотрела в направленные на неё дула ружей и пистолетов, да на издевательски протянутую руку одного из врагов. Он даже что-то сказал, в стиле «сдавайтесь, госпожа Хибари, и вам не причинят вреда». Тсуна-на-утёсе не знала, что Кёя успеет. Что он сметёт всех, что вцепится в её запястье и проорёт «И думать не смей!», обнимет и рвано выдохнет куда-то в шею, а потом будет мёртвый Кай с лапкой игрушечного щенка и чужие кишки на руках. Тогда Тсуна-на-утёсе шагнула назад, потому что могла думать только о том, что не должна даться врагам живой. Но пока туманник до этого не дошёл. Пока что платье липнет к коленкам, а Кай носится где-то там и смеётся. Пока что иллюзия только набирает силу — и она убьёт её создателя до того, как прогремят три выстрела. Просто заговори, туманник. Просто заговори. — Смотри ж… Он наверняка хотел сказать «же», и добавить пафосную фразу, но смог только тихо булькнуть и упасть — с заколкой в глотке много не поразглагольствуешь. Иллюзия замерла, зависла, как искусная 3D картинка. Тсуна осталась — буквально вышла из платья, так и замершего над землёй, пошла туда, где слышала голос и метнула оружие. Поморщилась на пустую кобуру, но это было неважно. В творящемся вокруг хаосе раздобыть оружие будет плёвым делом, а невозможность стрелять Пламенем неприятна, но не смертельна. Тем более, что есть шанс, что… Да, так и есть. Туманник сохранил её оружие для себя — можно наклониться, демонстративно подобрать пистолеты, проверить дуло и патроны. Прямо там, прямо над хрипящим, шкрябающим себя по горлу телом. Зря старается — ничто не поможет против её Гармонии. — Правда, туманник. Всё правда — от начала до конца. Заколки можешь оставить себе. Один выстрел, ровно между глаз, в переносицу, скрытую маской, и можно уходить. На труп Тсуна даже не смотрела — одним больше, одним меньше, так какая разница? Винтовка, на счастье, не пострадала, так что можно двигаться дальше. Её цель находилась где-то впереди, полыхала яростным Пламенем, полностью затмевая собой наивные попытки Мигеля её сдержать. Бьякуран — его смерть всё изменит. Вряд ли Вонгола восстановится и вернёт себе былое величие, но, по крайней мере, творящееся вокруг безумие остановится. Им с Кёей этого достаточно, да и Занзас найдёт, чем удивить. Просто убить Бьякурана. Просто убить Бьякурана. Боги и демоны, у Мигеля в распоряжении были Такеши, один из лучших наёмных убийц современности! Ещё Рёхей, чтобы снять врага откуда-нибудь издалека, Гокудера для незаметного теракта, Мукуро с ядом и диверсией — на крайний случай можно было просто попросить Занзаса с его Варией. Тысяча вариантов, с помощью которых проблему можно было решить в зародыше, сразу, с самого начала! Но нет, Савада Мигель предпочёл изображать пляски с бубном, а Иемитсу жёстко давил все тайные вылазки Семьи. Потом, когда старый консильери умер, стало слишком поздно — но не настолько, чтобы вбухивать кучу денег в утопическую машину и тащить сюда детей. Ну да ладно, с Мигелем разберутся позже — сейчас надо убить Бьякурана и спасти остальных. По дороге она ввязывалась в драку ещё несколько раз. В основном просто уходила с линии огня, иногда отстреливалась в ответ, но без Пламени — старалась экономить силы. Её атаковали и свои, чужие, и не всегда было понятно, кто где — когда она ещё жила наверху, Хибари переубивал почти всех. Новеньких набирали позже, гораздо позже, так что нынешние бойцы могли даже не знать о её существовании. У Тсуны это вызывало странную, иррациональную радость — она человек-которого-нет, человек-невидимка. Никто не остановит того, о ком даже не подозревает. Обычно её чуяли Хибари или Занзас, и это несколько раз спасало её жизнь, но сейчас её Кёя был далеко, а его молодая версия ничего не знала — зная паранойю Ежа, все вокруг были втиснуты в рамки допустимых сведений о будущем, и неважно, были они с этим согласны или нет. Занзаса же подведёт его уверенность, что она в бункере — отличить её реальное Пламя от запертого в пулях могла бы только интуиция. Подходящее место нашлось с трудом — Тсуне пришлось заползти в какую-то дыру в наблюдательной вышке на Базе, чтобы найти маленькую нишу с нужным обзором. Просевший потолок был опасно близко, а места едва хватало, чтобы установить винтовку, но ей было всё равно. Поныть можно и потом, после того, как она пустит пулю в голову Бьякурану — её Пламя должно подействовать гораздо лучше, как минимум просто задержав врага и давая мелкому Мигелю шанс. Братца безжалостно теснили, хотя он держался куда лучше, чем мог бы — видимо, ему дали таблетки местного Мигеля, куда более сильные, опасные и ядовитые. Винтовка была заряжена обычной пулей, но для Тсуны не было никакой проблемы накачать её Пламенем. Гармония перетекала, пульсировала, билась внутри — выходила толчками из шеи и рук, там, где кожа прикасалась к металлу. Было больно — это всегда больно, и неважно, в бою она или дома, наполняет силой пули Занзаса. Пламя всегда пытало, всегда мучило — возможно, наказывало за то, что она отказалась от предвидения ради него. Неважно, неважно, никогда неважно. Пуля уже была готова, но Тсуна не собиралась останавливаться. Возможно, у неё будет только один выстрел, и она хочет вложиться в него полностью, вся, без остатка. Чтобы у Бьякурана не было шанса выжить, чтобы не отмахнулся, чтобы не сбежал. Грейся, дуло, дрожи, металл — Хибари Тсунаеши отдаёт тебе свою душу. Когда Занзас учил её стрелять, он говорил — живи выстрелом. Когда Фонг учил её убивать, он повторял — смерть несёт оружие, убиваешь ты. Когда её пальцы ложились на курок, она вспоминала обоих. Вкладывай душу, сливайся с винтовкой — сделай так, чтобы винтовка жила вместо тебя. Отдай ей всё, что имеешь, отдай ей чуть больше — умри вместе с ней и возродись выстрелом. Пламя кончилось, в груди мерзко тянуло, но она не останавливалась — пуля ещё цела, пуля ещё выдержит, и плевать, что не выдержит она сама. Бьякуран замер всего на секунду, но Тсуне этого хватило — молниеносный взрыв прогремел, как жизнь. В ту же секунду ударил, стремительно теряя силы, Савада Мигель — ударил чем-то слабым, отчаянно, изо всех сил. Вложил душу — испуганную, обречённую, понимающую, что этого недостаточно, и Бьякуран устоит. Она ещё видела, как летит её пуля. Как она горит, раскалённая, как полыхает чистой, породистой Гармонией — как входит прямо в чужую шею и взрывается, полностью закрывая собой другой, слабый, даже отсюда пахнущий лекарствами взрыв. Она ещё видела — ощущала траекторию полёта, слышала свист воздуха и рёв запертого Пламени. Потолок Базы, не выдержавший взрывной волны, с грохотом обрушился, разнося пыль и каменную крошку на много миль вокруг.