Героиня второго плана

Хибари раздражённо нахмурился, но ни на Коня, ни на травоядное это не произвело никакого впечатления. Поняв, что извинений не будет, Кёя откинулся на спинку кресла и вытянул руки вперёд, специально делая так, чтобы провести по рукояткам верных тонфа. — И что вам не нравится? Напуганное травоядное, чуть более достойное, чем остальные, и поэтому ставшее его Правой Рукой, решило взять удар на себя. — Кё-сан, боюсь, что Вы… — Кёя-кун, ты не оставляешь девочке выбора. Конь успокаивающе журчал, будто перед ним напуганный ребёнок, и Хибари очень хотелось познакомить его с цепом, спрятанным в тонфа. Впрочем, делать этого Кёя не стал — они вели эту бесполезную беседу уже пару часов, и ему начинала надоедать эта бездарная трата времени. Речь шла, разумеется, о Зверьке — его решительном, дерзком, робеющем и бесконечно милом Зверьке. Девочка была одной из незыблемых частей его жизни — тонфа, банда, зверьки и Зверёк. Она всегда была рядом, на неё можно было положиться — как в том дурацком психологическом тесте, когда падаешь спиной и веришь, что тебя кто-нибудь поймает. Хибари знал, просто знал — если он оступится, его подхватит Зверёк. Окажется за спиной, где-то сзади, испуганно пискнет, но поймает. Удержит, поможет встать и подтолкнёт вперёд, или оттащит в уютную берлогу и защитит, перегрызая глотки всем, кто потревожит его покой. Потому что на самом деле она сильная — сильная, страшная и опасная, как и положено хищникам. А ещё — она его, и он загрызёт до смерти любого, кто попытается её отнять. — У неё будет выбор. Кёя давно всё спланировал, и внезапный отъезд в Италию по требованию Вонголы ничего особо не менял. Да, всё сдвигается, а от чего-то придётся отказаться, но Зверька это не затронет совсем. Она должна закончить школу и поступить в институт — ей уже оплатили последний год в Намимори и выделили достаточно денег на высшее образование. Факультет и профессию Зверёк выберет сама, если захочет, но она вполне может не работать и не учиться, никто и слова не скажет. Всё давно готово, дом куплен, оплачен и оформлен на её имя, нужные счета открыты, и Кёя договорился с людьми, способными за ней присмотреть. Компания и поручители у Зверька будет самая лучшая, она точно оценит. В общем, жизнь Кёи шла давно намеченным курсом — но Зверёк, возможно, решит, что это всё изменит. Она может воспринять новости гораздо эмоциональнее, может посчитать, будто жизнь разделится на «до» и «после», и он должен придумать, как сказать ей правду так, чтобы не навредить. Чувствовать себя чудовищем совсем не то же самое, что быть чудовищем. Думать, что забьёшь человека до смерти, гораздо проще, чем превратить его в безжизненный мешок из мяса и переломанных костей. Он всегда знал, что выберет этот путь, и подготовился — но падать оказалось гораздо больнее. Он, конечно же, не отступится. Рухнет так глубоко, как это возможно, туда, где не было живых людей уже много, много лет — а потом поднимется и воцарится над миром. Путь будет долог, путь будет грязен, но он сделает это. И на этом пути он будет один — те, кто последуют за ним, опустятся на дно позже, а он протянет руку и поможет. Может быть. И, несмотря на то, что он собирался спрятать большую часть тьмы, что-то невозможно было утаить — и, вполне возможно, даже этой капли будет достаточно, чтобы перепугать Зверька до смерти. По крайней мере, именно в этом его убеждали уже несколько недель. Что же до выбора, то его никто и не отнимал. Зверёк может делать всё, что хочет — также, как и сейчас. Захочет принимать активное участие в бизнесе, он будет счастлив, не захочет — он вполне справится сам, оставаясь «таинственным мужем по выходным», когда жена тихо-мирно обитает в респектабельном районе, слышала о делах супруга только в общих чертах, не рыпается при эвакуации и знает, где спрятан дробовик. Хотя Зверёк, конечно, никогда не будет сидеть дома и выращивать бонсай — она страшная женщина, предпочитающая не прятаться, а решать проблемы. Сильная, хитрая, жёсткая — идеальная, достойная того, чтобы бросить Японию к её ногам. Куда сильнее его напрягает прекращение связи на несколько лет, но Зверёк наверняка и сама бы на этом настояла. Она столько пряталась и убегала — кому как ни ей понимать, насколько всё усложнится, если Вонгола узнает о законорождённой дочери Иемитсу. Если они будут общаться, пока он будет в Палермо, риск обнаружения возрастёт многократно. У них нет выбора — надо разделиться и подождать, пока он не подчистит хвосты. Несколько лет, не больше пяти — он, Хибари Кёя, всё устроит, и они смогут спокойно жить в Японии. Травоядное сомневалось. Конь тихо выдохнул и потёр лоб пальцами. — Это совершенно другое, Кёя-кун. Сейчас Савада следует за тобой в рамках школьной банды, невинного, хоть и опасного хобби, детской игры, а ты хочешь засунуть её в криминальный мир. Это же билет в один конец, клеймо на всю жизнь — то, что она дочь Иемитсу, не отменяет того факта, что она ни в чём не виновата. Стоит ей узнать правду, всё изменится, и я совершенно не понимаю, почему ты так упорно сопротивляешься. Они не понимали. Не понимали и всё, будто и не слышали его слов. Зверёк не откажется, Зверёк примет его желание и останется с ним до конца — он знал это, знал также ясно, как то, насколько опасны его тонфа. Даже если мир вдруг рухнет, она будет стоять за его плечом, даже если всё живое вымрет, она будет рядом, суетясь и делая самый вкусный на свете чай. Это было видно, даже приглядываться не надо — в её жестах, поступках, дыхании и глазах. Он пытался объяснить это много раз, но, видимо, так и не смог донести мысль, что Зверёк давно стала частью его самого, и говорить, что она откажется, значит думать, что откажется и он. А они не видели. Для них существовал какой-то другой Зверёк — пугливая, слабая травоядная девочка. Они видели только милую, пушистую шкурку. Длинную юбку, чуть растрёпанный пучок, испуганные глаза и очаровательную привычку залезать с ногами на стул, когда попадается слишком сложное задание. Даже Кусакабе действительно считал, Зверёк состоит только из мягкости и доброты, и просто не замечал, насколько страшная женщина прячется на дне широко распахнутых глаз. Хотя нет, «прячется» это не то слово — куда больше подойдут «наблюдает», «выжидает», «ждёт». Сидит в засаде, если угодно, прикидывается слабой, чтобы в самый неожиданный момент нанести сокрушительный удар. Они никогда не видели, как она атакует? О, они много потеряли. Бесит, бесит, бесит! — Она может отказаться. Просто хочу поговорить. Она действительно может отказаться, и он поймёт. Если Зверёк решит, что это слишком, если испугается и сбежит, он не станет её останавливать. И, в принципе, всё будет по-прежнему — дом всё ещё будет принадлежать ей, он полностью оплатит обучение и будет осторожно наблюдать, тайно, издалека. И, разумеется, придёт на помощь — ей даже не придётся просить. Вопрос лишь в том, что Зверёк не откажется. Травоядное встрепенулось, собрав достаточно сил, чтобы ещё раз ему возразить. — Кё-сан, не принимай на свой счёт, но я дружу с Тсу-чан уже довольно давно… И она боится тебя до смерти. И это было единственной причиной, по которой он уже два часа сидит здесь и до сих пор никого не убил. Причиной, по которой он выслушивал это нытьё уже около месяца. Травоядное говорило правду, хотя Хибари обычно не придавал этому значения. Его Зверёк — это его Зверёк, они прекрасно ладят. Да, она довольно пуглива, но не убегает же — наоборот, подползает поближе, доверчиво льнёт к спине и без тени страха живёт в соседней комнате. Если ей захочется возразить, она возразит, если решит действовать наперекор его приказам, она действует. Конечно, Зверёк долго колеблется и боится, но делает же — и в последнее время её способность выражать своё мнение заметно возросла. Только вот… только вот иногда она действительно пугается, по-настоящему, до дрожи в коленках и судорог в руках. Кусакабе об этом знает, как и Дино Каваллоне — и только поэтому он вообще сейчас с ними разговаривает. Изначально Кёя принял решение терпеливо ждать — во многом потому что он сам виноват, при первой встрече напугал слишком сильно. Но кто же знал, что до смерти перепуганное травоядное окажется восхитительно-идеальным Зверьком? Однако, даже в этой ситуации не было ничего непоправимого, и поведение Зверька это только доказывало. У Кёи был обширный опыт в приручении диких зверей, и все приёмы прекрасно работали и сейчас. Окружить заботой, окутать силой, ненавязчиво проникнуть в личное пространство и отступить. Почти как охота на добычу, только сложнее и гораздо интереснее. Хотя Зверёк, пожалуй, была самым сложным из его приобретений, но прогресс уже был — больше не шарахалась, если он подходил слишком близко, больше не смущалась, когда они соприкасались, больше не отводила глаз, когда чувствовала себя в безопасности. Хотя, конечно, это имело и другие последствия — мягкий Зверёк, усыпляющий часть его внутренних демонов, будила других. Не тех, которые жаждали крови, не тех, которые хотели власти — более низменных, более тёмных. Пока Зверёк не готова с ними встретиться — она примет и поймёт, но ещё не время. С этой точки зрения отъезд в Италию делал всё проще и сложнее. Скорее сложнее, на самом деле, по крайней мере для него — он сойдёт с ума от беспокойства, не в силах даже просто позвонить и узнать, как там его Зверёк. Скорее всего, будут трупы — много, очень много трупов. Наверное, его лицо изменилось — потому что Конь подался вперёд и доверительно понизил голос, нагло провоцируя Хибари выдрать ему язык. — Она ведь не знает… об этом? Конечно не знает. Как могла об этом узнать? О трупах, появляющихся в редких кошмарах, о пытках, где жертвой был не он, и о круглой сумме денег, отчётливо пахнущей чужой кровью. Как рассказать, что ты пал ниже, чем планировал? Как объяснить, что теперь знаешь, каковы на ощупь чужие кишки? Он всегда знал, что ему придётся убивать. Новостью стали регулярность, жестокость и пытки. Новостью стало то, что Вонгола выбрала его ради этого. Новый психиатр, работающий с Пламенем, объяснял это «слишком рано пробудившимся Пламенем». Хотелось его убить, хотелось разодрать глотку и впиться в лицо. Долгие годы терапии, долгие годы на препаратах, длинная вереница врачей, плачущая мать и мрачный отец — так выглядит «слишком рано пробудившееся Пламя»? Так создают «чистое Облако, сильнейшее за несколько сотен лет»? Новые препараты, подобранные с учётом его Облака, не помогали. От них только штормило и клонило в сон, но то, с чем он жил, то, с чем он должен жить, оставалось прежним. Хотя, наверное, старые лекарства не помогли бы — врач, который их назначал, не рассчитывал, что мальчик с неконтролируемыми вспышками агрессии и справкой станет безжалостным палачом. Хибари Кёя ненавидел, когда жажда убийства выходила из-под контроля — он предпочитал сам решать, кому жить, а кому умереть. Как же он устал. Это всё слишком много, слишком резко. Он справится, пробьётся на одном упрямстве и чувстве противоречия — но как долго можно продержаться на таком сомнительном топливе? Остановиться бы, передохнуть, привыкнуть — сделать маленький перерыв, отмокнуть в онсэне, помедитировать где-нибудь в глуши, выпить нормальный чай. Поговорить с живыми людьми, в конце концов — возможно, даже позвонить родителям. Не такой взрослой жизни он хотел — вернее, такой, но не так. Вернее, так, но не… Ладно. Неважно. Если бы речь шла о чём угодно, но о чём-то другом, Кёя в жизни не стал бы сидеть здесь, в обществе травоядного и Коня. Но Зверёк должна узнать о Мафии — о грязи, крови и череде трупов, которые уже остались за его спиной, и он впервые за долгое время не мог подобрать слов. Или, вернее, мог — просто не был уверен, что это то, что нужно. И два человека, которые знали о Вонголе и знали Зверька, и чьё мнение можно было принимать к сведению, пытались не дать ему сказать правду. Тем временем, травоядное продолжало говорить. — Когда ты позвонил мне и приказал спрятать труп, я попросил помощи у Тсу-чан, и она билась в истерике. А та ситуация с Кицуками, когда она сидела под столом? Она не готова, Кё-сан — особенно, если правду скажешь ты. Желание вырвать ему глаз было почти невыносимым, и Хибари заскрежетал зубами, стараясь думать о маленьком саде с цветущими сливами. Раньше с приступами помогала справиться сакура, но тварь, которую он убьёт, лишила его лучшего успокоительного. Хотя, конечно, всегда оставались таблетки и Зверёк, но для первого было слишком рано, а ко второму его не пускали. Столешница не выдержала, лопнув под его пальцами. Не надо было соглашаться с Фонгом, не надо было позволять Докуро стирать Зверьку память — тогда всё было бы гораздо проще. Конь мягко улыбнулся, будто он маленький ребёнок, которого требовалось успокоить. Однажды его кишки окажутся намотанными на тонфа, по одному мотку за каждый приступ высокомерия. — Мы согласны с тем, что Савада должна всё узнать. Мы просто просим, чтобы правду рассказали мы. Кёя-кун, ты не можешь не признать, что в тактичности ты не очень силён. Представляешь себе, как это будет выглядеть? Ты и так управляешь её жизнью, а теперь собираешься предложить ей то, за что людей убивают или сажают в тюрьму. Если это скажешь ты, она воспримет это, как приказ, и у неё не будет выбора. Ты ведь не будешь отрицать, что она скорее подчинённая, чем равная? Хибари промолчал, мысленно соглашаясь. Да, пока да. Для всех его бойцов они были равными, для всех их общих знакомых они были равными — но пока они не станут равными для Зверька, это всё не будет иметь смысла. Речь Коня была такой стройной, такой правильной — он говорил это уже много, много раз, и с каждой новой беседой Кёе казалось, что чужие слова всё ближе и ближе к истине. Он, конечно, полный Конь, но ему можно доверять — пока что он ни разу не предал и не принял неверного решения, и Хибари был готов доверить ему своих людей. Кусакабе поддерживал его каждым словом — а он, несмотря на свою слабость, по праву заслужил титул Правой руки. К тому же он часть клана, часть семьи — если он не прав, то кто? Конечно, оставался Фонг. До Представительной Битвы Радуги Хибари попросил бы его о помощи, даже не задумываясь, но теперь он не мог верить Аркобалено, и уж тем более не мог доверить ему Зверька. Фонг слишком мягкосердечен, слишком волнуется о том, чтобы не навредить — и куда это желание их привело? — Кёя-кун, пожалуйста, позволь нам поговорить с Савадой Тсунаеши. Кусакабе — её лучший друг, который сможет объяснить всё так, чтобы она не испугалась, я варюсь во всём этом гораздо дольше тебя и смогу ответить на возникшие вопросы. К тому же я старше, она мне поверит. Не забывай, что речь идёт не только о Вонголе — Савада Иемитсу всё ещё её отец. Тебе не кажется, что она должна сохранять спокойствие, когда услышит такие вести? Ты ведь понимаешь, как она это воспримет, если правду сообщишь ты? Он знал. Вернее, не был до конца уверен. Скорее всего, всё будет нормально — Зверёк перепугается, уронит несколько предметов, будет мямлить и путаться в словах, а потом всё поймёт, согласится с его решениями и останется с ним. Но… но, возможно, Конь прав, и этот разговор обернётся катастрофой. И эта возможность, эта существующая вероятность и не давала Кёе всё рассказать. Впервые в жизни Хибари не знал, что делать, а два человека, которым он доверял, предлагали план, который ему категорически не нравился. Они доставали его этим, они предлагали это снова и снова, а он так устал, пытаясь сохранить лицо и выполнить кучу других дел. Выглядеть сильным и уверенным в себе сейчас было особенно важно — Мигель отправлялся в Италию, и Реборн стал вдвойне внимательным. К тому же, у него и в самом деле лучше получается убивать людей, чем с ними разговаривать, и если неверные слова всё испортят, он никогда себя не простит. Казалось, мягче улыбаться просто невозможно, но Конь растёкся сладко-розовой радугой, подписывая приговор своим зубам. Не сейчас -когда-нибудь. — Послушай, Кёя-кун. Она ведь тебе нравится? Кёя фыркнул, выражая своё отношение к тупым вопросам. Идиотское травоядное, всё же и так очевидно! Какое к демонам «нравится»? Они одно целое, как Инь и Янь. — Я женюсь на ней, когда вернусь. Сейчас не могу — надо разобраться с Иемитсу. Конь заметно удивился, а тупое травоядное закашлялось, будто он только что сказал нечто шокирующее. Даже рискнул пробормотать оскорбительное: «А Тсу-чан об этом знает?». Нет, сейчас убивать и калечить его нельзя — ему потребуется помощь семьи, когда он будет драться за своё место в Италии. — Она может отказаться. Конечно может — Хибари не собирался принуждать своего Зверька. Но Кусакабе здесь, собирается лететь в Италию — значит, и она тоже последует за ним. Правая и Левая рука были единственными, кого он действительно собирался позвать за собой, на самое дно, а потом на вершину. Возможно, часть его бойцов решит присоединиться добровольно — если Зверёк захочет, она сможет принять их в клан на правах его гокуцумы и самостоятельно делать первые шаги в криминальном мире Японии. Он подробно объяснил ей это в длинном письме, которое ждало её в новом доме, и попросил представляться его фамилией — фактически, они и так женаты, официальная роспись просто добавит пару аспектов и избавит от юридических трудностей. Даже, скорее, просто избавит от трудностей — аспекты можно было вводить хоть сейчас, но он медлил, чтобы не перепугать Зверька до смерти. Вот он, единственный положительный момент отъезда в Италию — он сможет утолить свою жажду крови и бушующие гормоны, чтобы не полагаться на терапевтический эффект присутствия Зверька и не потерять контроль. Ещё стоит посоветоваться с психиатром — Зверька надо включить в факторы, влияющие на подборку новых препаратов. Эти отвратительны. Конь довольно быстро взял себя в руки, и его лицо снова скривилось в чём-то мягком и понимающем. Вот почему в Коне это раздражает, а в Фонге нет? — Тогда тем более это не можешь быть ты! Кёя-кун, прости, но ты не очень хорош в общении с девушками. Ещё Хибари сломает ему нос. И рёбра. И выколет глаза. — Конь… Ещё и руками машет, приговорённое травоядное. Хорошо хоть второе молчит, чувствуя себя максимально неловко и пряча лицо. — Кёя-кун, ты до смерти пугаешь Хром и чуть не убил Сузуки Адельхейд. За то время, пока я преподавал у вас, ты отправил в медпункт пятерых — довёл до истерики девочку, которая слишком медленно шла по коридору, напугал дежурную до такой степени, что она сиганула в окно, устроил паническую атаку представительнице клуба Чайной Церемонии, которая набралась смелости и зашла к вам, и вывалял в грязи подружек, которые неправильно завязали галстуки в честь неофициального праздника. Про многочисленные обмороки, вызванные одним твоим присутствием, я уже молчу — но тебе не кажется, что это всё довольно показательно? Чёртов внимательный Конь. Слишком глазастый и внимательный. — Они не Зверёк. Бесячий мафиозо закивал, как болванчик, и улыбнулся — опять. — Но девушки, верно? А Савада Тсунаеши, при всех своих особенностях, тоже девушка. Кёя-кун, я не отрицаю твои способности, ты станешь прекрасным Облаком и займёшь достойное место в Вонголе, но конкретно в этом аспекте лучше довериться профессионалам, хотя бы сейчас. Пожалуйста, доверься нам — всё будет в лучшем виде. Он не хотел этого. Чертовски не хотел — категорически, абсолютно, совершенно. Это его Зверёк и его территория, их общая жизнь и его ответственность, и все эти лишние, бесполезные свистопляски… Надо посмотреть правде в глаза — возможно, они имеют смысл. Возможно, это ему было достаточно того, что есть, а Зверьку требовалось большего. Возможно, она действительно слабее и мягче, чем кажется — и хотя она справится, это может слишком дорого ей обойтись. Возможно, так на самом деле будет лучше — потому что он действительно был плох там, где требовалось подбирать слова. Если бы он не напугал её так сильно в самом начале. Если бы к ней вернулось Пламя, и она смогла бы почувствовать гораздо больше, чем он мог бы ей сказать. Если бы Фонг не приказал Докуро стереть ей память, а потом не отправился путешествовать по миру и возвращать долги. Если бы… Реальность такова, что никакого «если» не было. И, кажется, действительно придётся довериться и поверить. Он слишком устал, чтобы спорить дальше. Связка ключей тихо звякнула, когда Кёя достал её и бросил на стол. Все документы на недвижимость и счета лежали в сейфе в её новом жилище, а на вопросы ответит поверенный из клана Ито. Они же и присмотрят за его Зверьком, если ей потребуется помощь — у него не было ни одной причины не доверять клану якудза, с которым у него мир. В конце концов, он и сам собирается стать одним из них. Точнее, станет одним из них — когда разделается с Вонголой и вернётся в Японию. — Тогда передайте это ей. Ключи от её нового дома — аренда квартиры продлится ещё два месяца, чтобы было время перевезти вещи. Адрес внутри брелка. Там уже всё подготовлено, она поймёт. У него осталось совсем немного времени перед отлётом в Палермо, и очень много дел. Возможно, он даже не сможет нормально попрощаться со своим Зверьком — именно на этот случай он и оставил пачку писем, которые она обязательно найдёт, когда будет обустраивать свой новый дом. Боги, слышите? Подарите ему пару лишних минут, чтобы попрощаться. Кусакабе Тетсуя мрачно смотрел на внушительную связку ключей с небольшим брелком, изображающим мини-версию символа Дисциплинарного Комитета. Эту штуку наверняка делали на заказ — когда речь шла о его прихотях, Кё-сан никогда не мелочился. Блестящие, лёгкие, открывающие двери нового дома — конечно же в традиционном стиле, за забором, с просторными комнатами и неоправданно дорогой мебелью. Он уже воочию видел этот дом, так подходящий кому-то вроде Кё-сана — ключи жгли руку, собираясь разрушить чужую жизнь. Нет, ни за что — он не позволит! Не позволит, даже если в качестве платы выступит его жизнь. Нет, нет-нет, только не она. Так, ладно, отставить панику — для начала надо избавиться от Дино-сана. Мафиозо точно заметил его взгляд — он повернул голову и задумчиво улыбнулся. Кусакабе тяжело сглотнул, чувствуя, как на лбу выступает пот, и заговорил, надеясь, что со стороны его голос не слишком дрожал. — В-вы можете предоставить всё мне, Дино-сан. Серьёзно, я поговорю с Тсу-чан. Вы такой занятой человек, у вас, наверное, н-нет на это времени. Босс семьи Каваллоне задумчиво хмыкнул, замедлив шаг. Кусакабе вообще не понял, почему этот человек следует за ним, и идёт пешком — обычно рядом толпились охранники, а по щелчку пальцев ко входу подъезжала машина. Видимо, он прямо сейчас собрался рассказать всё Тсу-чан, и Кусакабе никак не мог придумать, как его остановить. Они уже тормозили, отправившись кружной дорогой, и сейчас, делая очередной крюк, поднялись на мост. Кажется, Дино-сан свернул сюда — возможно, хотел полюбоваться видами. Иначе зачем он встал и отошёл к перилам? — Эй, Кусакабе-кун. На самом деле ты ведь не хочешь, чтобы Тсуна попала в мафию? Это был очень опасный вопрос, и Кусакабе должен был дать правильный ответ. Не выдать своих планов, не выдать своих планов, не выдать… — Тсу-чан прекрасно справляется со своими обязанностями. Она отличный друг и верный товарищ, парни обожают её, и я думаю, что она далеко пойдёт, ведь Тсу-чан достойна только лучшего. Именно — она заслуживает лучшей участи, чем стать женой главы якудза. Он видел то, чем они станут — видел в том сне, и он так до конца и не пришёл в себя. Ему до сих пор снились кошмары — о том, как отдача била в руку, как липла к ботинкам чужая кровь, а глаза только что жившего человека стекленели и застывали навсегда. Для Кусакабе-из-будущего в этом не было ничего необычного — штурмовая группа, девятнадцать патронов, двадцать тел. Последнего пришлось зарезать, с первого удара не получилось, полутруп дёргался и хрипел. Рутина, Кусакабе-из-будущего занимался этим каждый день — Кусакабе-из-настоящего рвало всю ночь, и он ещё около года не мог видеть сырое мясо. А Тсу-чан этого не видела — и в том будущем, которое ему открылось, её не было. Это могло значить только одно — она избежала этого. Не знала боли и крови, не проходила через весь этот кошмар, не ломала себя ради Хибари-сана. Это значит, что её спасли. И он спасёт. — Пожалуйста, пойми меня правильно, Кусакабе-кун. Я уверен, что Тсуна действительно очень хороший человек, но это не отменяет двух вещей — она дочь Савады Иемитсу, которая ничего не знает. У Хибари впереди великое будущее, он самородок, равных которому не было уже много лет. Но даже он не сможет выйти против ЦЕДЕФ. Кёя ещё подросток, он максималист, и это мешает ему мыслить здраво. Скажу прямо - против Иемитсу у него нет шансов. Возможно, через десять лет, или через двадцать — но даже тогда я бы не рискнул связаться с семьёй Вонгольского Консильери. Всем будет лучше, если всё закончится здесь и сейчас. Хибари сможет спокойно совершенствоваться и двигаться дальше, а Тсуна проживёт нормальную, спокойную жизнь. Иемитсу даже не вспомнит о её существовании, если не сунуть её ему под нос, она сможет закончить школу, найти мужа и не стать пешкой в очень грязной игре. Тсу-чан была достойна лучшего. Прекрасная, нежная, добрая Тсу-чан, которая создана для того, чтобы холить её, лелеять и любить. Самая красивая, самая лучшая, гостья из его мечтаний и снов. Как же много сил ему потребовалось, чтобы позвать её на свидание! Как часто он думал, что это было лучшим событием за всю его жизнь! Он так её любил, что без раздумий отдал бы за неё жизнь — и прямо сейчас она нуждалась в спасении. Сам он давно всё для себя решил, и был готов последовать за Кё-саном, но у Тсу-чан был шанс на другую, нормальную жизнь. Кё-сан пока что этого не понимал — но он, Кусакабе Тетсуя, спасёт её во что бы то ни стало. — Я просто хочу защитить её, Дино-сан. Просто хочу защитить… Наверное, Тсу-чан будет больно. Она придёт в ужас, обзвонит все больницы и морги, а потом посетит все префектуры, чтобы их найти. Возможно, её оценки немного ухудшатся — но потом, когда пройдёт время, она поймёт, что так гораздо лучше. Что якудза это не та судьба, о которой стоит мечтать, что в мирной, гражданской жизни есть свои прелести, что Комитет и Кё-сан были ошибкой. Она справится — найдёт свой путь, свою мирную жизнь, и будет счастлива. Дино-сан кивнул, а потом протянул ладонь — Кусакабе, не сомневаясь, вложил в неё ключи. Связка в последний раз блеснула на солнце, взлетела и рухнула вниз. Тетсуя отчётливо услышал всплеск — тайна Вонголы только что была погребена на дне бурной речки в Намимори. — Рад, что мы друг друга поняли. Впервые за долгие годы Кусакабе посетило облегчение. Скорее всего, они с Тсу-чан больше никогда не встретятся — но мыслей о том, что она будет счастлива, вполне достаточно.