Героиня второго плана

— Благодарим за подарок, Хибари-сан. Наша семья польщена вниманием с вашей стороны. Японец улыбнулся, и Тсуна улыбнулась в ответ, изо всех сил пытаясь считать все возможные контексты их разговора. Пока что наиболее ясно было одно — её не воспринимали всерьёз и хотели сказать что-то вроде: «катись к демонам». Дальше разговаривать бессмысленно, пора сесть в машину, к близнецам, и вернуться домой. Что же, Тсуна и в самом деле вернулась в Японию. Захватила с собой парней и улетела, сразу переселившись в их особняк, и теперь пыталась загреметь по всему миру, как когда-то мечтали она и Кё-сан.  Получалось как-то не очень, если честно — она, как слепой котёнок, тыкалась туда-сюда, потратив два месяца непонятно на что. И вот вроде ничего не изменилось, а вроде одиноко  до тошноты. Она всё также одна, всё также ждёт — а теперь ждать совершенно бессмысленно. Её муж не звонил ей всё это время. Не потому, что не хотел — потому что ни у него, ни у неё не было времени. Наворотил Занзас делов с этим назначением, конечно — такими темпами их маленькая семья и в самом деле развалится. Словно в насмешку, Пламя полыхнуло, сообщая, что её муж где-то здесь. Тсуна, конечно же, не поверила — но чем ближе к дому, тем сильнее сгущалась удушливая Ки. В особняк она уже влетала, отмахнувшись от доклада перепуганного первогодки — вперёд, вперёд и только вперёд, наверх, к тёплым рукам и родному запаху. Кёя нашёлся на веранде, во внутреннем дворе — он яростно ходил туда-сюда, силясь успокоиться. В этот раз на нём было дорогое кимоно и многослойное хаори, выполненное на заказ — как Тсуна и предполагала, ему безумно шло сочетание чёрного, серебряного и вкраплений красного. Сама она была одета в не менее дорогой наряд — в многослойное кимоно эпохи Хэйан, такое же, как привиделось ей когда-то. Воистину, как прекрасны японские творения — можно в любой момент оказаться в любой из эпох.  Тсуна без страха подошла ближе к мужу, несмотря на убийственную Ки, разливающуюся вокруг. Он явно был зол, слишком зол — лично она была неописуемо счастлива. Впрочем, на настроение Кёи это всё никак не влияло. — К демонам всё! Завтра же звоню Занзасу, и мы будем говорить до тех пор, пока не придумаем выход. Я не для того сажал его в кресло Дечимо, чтобы навсегда застрять в Италии! Тсуна подошла ещё ближе, нежно кладя руки ему на грудь. Чужое тепло возбуждало, чужое Пламя ластилось — она, знаете ли, соскучилась. Он поддался. Поддался, как и всегда. Тихо выдохнул, отпуская свою ярость, и ненадолго сжал её руки в своих — а потом отстранился и прошёл внутрь дома, направляясь в специальную комнату для созерцания. Тсуна расположила её на третьем этаже, снабдив открывающимися бумажными окнами на всю стену — вид выходил на пруд, сад камней и рощу диких слив. — Я не хочу этого, Зверёк. Не хочу проводить десятки лет вдали от дома, вырываясь сюда на выходных и наблюдая, как ты терпеливо ждёшь меня в Японии. Не хочу решать чужие проблемы, когда здесь полно собственных, не хочу раз в неделю созваниваться с тобой по телефону и не хочу приходить на всё готовое, слушая лживые тосты в свою честь. Мы ведь хотели стать величайшим кланом Японии, Зверёк — и я хотел быть здесь с самого начала и до конца. Он тяжело опёрся на перила, разглядывая созданный ей сад, и периодически поднимал голову, чтобы перевести взгляд на полную луну. — Я остаюсь, Зверёк. Это моя страна, мой клан и мои желания, которые я сам хочу воплотить. Занзас может катиться к демону — оставлю ему Кумо с парнями, они справятся. Может, буду раз в пару месяцев летать в Италию одним днём. Да, я Консильери — но в первую очередь я Хибари Кёя, глава Хибари-гуми и твой муж.  Его глаза всё ещё тёмные. Его Пламя мягкое, уставшее, больше всего желающее забиться в угол и отдохнуть. Он тяжело вздыхает и окончательно успокаивается, находя поддержку в звёздном небе. — Я не могу поверить, что действительно оставил тебя. Что не видел того, что делала ты, и не показывал, что делал я.  Она снова подошла к нему — осторожно приблизилась, обняла, прижалась лбом между лопаток. Делилась нежностью, любила, ничего не прося взамен. — С этого момента мы будем летать в Италию вместе. Сидеть на собраниях Семьи, решать внешние проблемы Вонголы, устраивать погони на вертолётах и пить виски с Занзасом. И завоёвывать Японию тоже будем вдвоём — договариваться с властями, драться, пить чай и любоваться сливами. Мы одно целое, Зверёк — и больше я тебя не отпущу. Тсуне было легко-легко — от чужих слов хотелось прыгать и смеяться. Она улыбнулась в дорогое хаори, всем своим существом чувствуя, что теперь всё будет хорошо — что они справятся с любыми трудностями. Вместе. — Не волнуйтесь, Кё-сан — мы в самом начале пути. Семьи Токио до сих пор не признают наше право на существование, китайские партнёры собираются продать нас синдикату, а большая часть парней до сих пор не выбрала город, в котором они будут создавать собственные Семьи. Хибари-гуми ещё ничего не добилась — вы вернулись как раз вовремя, чтобы повести нас в бой. Он тихо рассмеялся, и Тсуна почувствовала, как напряжение отпускает чужую спину. Он осторожно выпутался из её объятий и сел, вытянув ноги и прислонившись спиной к оконной раме. — Я уже говорил, что обожаю тебя? Его руки были раскрыты в приглашающем жесте, и Тсуна с удовольствием скользнула в объятия. Сначала опустилась на колени, потом чуть повернулась, ложась на бедро, и ткнулась лбом в чужую шею, с удовольствием рассматривая вид.  Полная луна прекрасна — особенно сейчас, весенней ночью, когда ветер едва заметно качает листья деревьев, а в воздухе пахнет цветами и её возлюбленным. — Значит, вместе до конца? Его глаза серебряные. Они горят, затмевая собой луну. Она устраивается поудобнее в его руках, приподнимая голову — сейчас не хочется любоваться ночью и цветущими сливами. Да и зачем, когда есть его мягкая, пропитанная нежностью улыбка? — Разумеется. Мы пройдём этот путь  вместе, Зверёк — плечом к плечу, так, как мы его начали.  Он тоже не хочет любоваться на луну. Смотрит так, словно не может оторвать взгляд, нежно гладит её по спине сквозь складки тяжёлого кимоно. — Даже когда мы умрём, мы не расстанемся. Мы будем лежать в одной могиле, это правда — но наши имена тоже всегда будут стоять рядом. У нас не будет ни одной раздельной фотографии, а если их найдут, то непременно склеят в одно целое. О нас будут рассказывать истории, о нас напишут книги — возможно, театр Кабуки даже покажет спектакль. Какую актрису ты бы хотела видеть в роли себя, Зверёк? Тсуна закрыла глаза и прижалась к его груди, чувствуя, как гулко бьётся чужое сердце. Кёя тут же отреагировал — переместил руку на её спину, прижал к себе, сжал изо всех сил. Он напрягся, пересел так, чтобы заключить её в клетку из своего тела. Прижать, спрятать, сохранить — Тсуна придвинулась ближе, обхватила в ответ изо всех сил. — Такую, какой видишь меня ты. И я бы хотела, чтобы тебя играл тот, кто смог бы показать миру, как я вижу тебя. Его поцелуи лёгкие. Нежные, как нос новорождённого ёжика, мягкие, как облака на картинках. Она послушно подставляет лицо, трётся носом, ловит чужие губы — прикасается к коже, преодолевая преграду из кимоно. Ловит эти моменты, прячет глубоко в памяти, и, кажется, влюбляется ещё сильнее. — Тогда так и будет, Зверёк. Так и будет.