Героиня второго плана

- Metti ровнее, figlio di puttana! Синьор всплеснул руками и сплюнул на землю, всем своим видом обвиняя бедного Кумо во всех смертных грехах. Потом мужчина повернулся к Тсуне, яростно толкая её в плечо. - Ты! Скажи ему è un mattone, не титан! Se la кирпичная scoppia, он будет платить per nuovi! Медлить было нельзя, и Савада повернулась к вкалывающим парням. - Он говорит, чтобы ты был осторожнее. И все были! Кумо кивнул, беря новый кирпич с куда большей осторожностью. Синьор понаблюдал за ними ещё пару минут, потом довольно хмыкнул и двинулся к выходу, исчезая в импровизированном брезентовом проходе. Бригада выдохнула — их ждёт несколько часов спокойствия, можно отдохнуть. Тсуна думала, что жизнь в Италии будет невыносимой? Что же, она угадала. Вопрос лишь в том, что, даже зная это, даже воображая невзгоды, она не могла понять, что будет чувствовать на самом деле. Довольно скоро выяснилось, что её итальянский довольно хорош, но совершенно непригоден для практического использования. Итальянцы говорили слишком быстро, громко, используя неформальные сокращения и сленг. Тсуна могла спокойно читать итальянские книжки, понимая не меньше восьмидесяти процентов текста — но она могла узнать одно слово из десяти, когда с ней разговаривали окружающие. Но Тсуна не имела права жаловаться — её парням было гораздо тяжелее. За два месяца они пытались подтянуть английский — правда-правда, честно-честно. Но все их усилия, все успехи не перекрывали того факта, что они были двоечниками, которые пытались впихнуть в два месяца результат одиннадцати лет. Парни отвратительно говорили, читали и почти не могли общаться с людьми — потому что большая часть итальянцев, с которыми они сталкивались, говорили на этом языке не лучше. Что же, она была готова. Надо сказать, их жизнь в Палермо была связана с жёсткой экономией и адским трудом — просто потому что никто не знал, сколько времени придётся провести в поисках. И Тсуна действительно считала, что им повезло — те месяцы, что они провели в Италии, им ни разу не пришлось голодать или ночевать на улице. Несмотря на то, что они были никем, всё было не так плохо — потому что парни кучу времени провели на стройке, а она примерила на себя все профессии в сфере общественного питания. Да, у них не было прописки, вида на жительство или хотя бы рабочей визы — но некоторые синьоры были не прочь нанять уже сработавшуюся бригаду гастарбайтеров за полцены. Парни разделились на две группы и пахали, как проклятые, а Тсуна носилась между ними и выступала в роли переводчика — и она могла поклясться всеми Богами, что они заложили фундамент в каждой новостройке столицы Италии. Впрочем, всё было не так просто — жизнь научила Тсуну, что ты всегда должен иметь запасной план, и близнецы согласились с этим. О, Савада обожала этих парней! Сай и Рей устроились ночными сторожами в два разных магазина, и уставшие бригады частенько ночевали именно у них, чтобы не тратить деньги на гостиницу. Её негласные заместители активно искали подработки, наводили контакты и чертовски облегчали её работу, составляя график дежурств и смету расходов на еду. Это могло прозвучать бахвальством, но Тсуна пахала больше всех. Оббивала пороги компаний, которым требовались строители, вписывалась бригадиром, на коленках разбиралась в чертежах, а по выходным бегала официанткой и мыла посуду в ночные смены. И, конечно, тащила парней — слушала, поддерживала, давала советы и не давала отчаяться. Они все были очень смешными — все прятались друг от друга, но доверяли ей. Тсуна слушала каждого — тратила часы, предназначенные на короткий сон, ловила их, ждущих под лестницей, и старалась помочь, как могла. Парни плакали, парням было плохо — у них болели мышцы, они хотели отдыхать и позвонить родным. Тсуне хотелось верить, что её поддержка помогала. Что сильные ребята, сломавшие свои жизни ради глупой прихоти, действительно верят в её «ты справишься» и «всё будет хорошо». Что им, наверное, становится легче. Сама Тсуна никогда не показывала парням, насколько она убита. Не могла, просто не могла — только не тем, кого она вела за собой, только не тем, кто решился поверить. Сейчас, без сил, без жилья, без Пламени, она могла только это — только делать вид, что она сильная. Им всем нужна была поддержка — что же, ей совсем нетрудно врать, будто всё идёт по плану. Задорно улыбайся, толкай речи, радуй парней внезапными походами в кино, тратя деньги с нескольких дополнительных смен — будь «страшной женщиной» с огнём в глазах, будь гранитной статуей Будды. Будь той, кого им нужно видеть. Или, вернее, притворяйся. Она совсем не изменилась. Была всё той же слабой, перепуганной девочкой, решившей что-то изменить. Но просто решить мало, верно? Не помогут даже два-три громких жеста. Топливо эйфории от принятого решения быстро сгорает — на чём же двигаться потом? У Тсуны был ответ — правда, он мало кому понравится. На нервах. На упрямстве. На крови. На душе. На мышцах шейных позвонков, если угодно — потому что конечности уже не слушаются, а ползти вперёд надо. Загоняя себя, загоняя других, умирая и возрождаясь, с первыми лучами солнца побеждая внутренних демонов. Самое обидное — даже сейчас, когда ничего не осталось, она не могла нормально поплакать. Дома было нельзя, там нуждались в поддержке уставшие парни, на первой работе тоже нельзя, иначе не протолкнёшь свою бригаду, на второй тем более — кому нужны плачущие официантки? Зато третья в этом плане была хороша, и Тсуна самозабвенно рыдала всю ночь, перемывая тарелки, чашки и ковши. Перчатки на руки, средство на губку, воду посильнее — и ори, вой во всю глотку, вымещая свою усталость и боль на казённой посуде. Савада почти обожала это — когда рабочей неделе наступал конец, когда мышцы выворачивало от боли, а голова раскалывалась от недосыпа, когда слёзы лились настоящим Кэгон-но-таки, за которые придётся расплачиваться опухшими веками и красным лицом, её душе даровалось очищение. Работодатель и коллеги почти привыкли — а поначалу прибегали, тормошили, пытались как-то помочь, спасти. Тсуна искренне благодарила, но отказывалась. Помочь? Спасти? От чего? Это её решение — её ответственность, и никто не сможет просто сделать за неё всю работу. Их жизнь была настоящим болотом, вечной погоней за деньгами, которые сразу же испарялись, как дым. Купить еду, купить обувь, купить форму, оплатить кому-нибудь врача, внести деньги за жильё и раздать парням пару-тройку купюр на карманные расходы — только и оставалось, что положить остатки в копилку, на чёрный день. Они получали не так мало, они могли жить лучше, чем получалось — но Тсуну гнал банальный страх. Трижды они арендовали квартиры, и трижды съезжали через пару дней, гонимые слишком внимательными соседями. Парни всё время повреждались и болели, приходилось искать врача, который был готов оказать помощь и закрыть глаза на гражданство — как тут остановиться и перевести дух? Савада и не останавливалась. Сложнее всего было не потерять цель. В непрекращающейся борьбе за выживание, в погоне за завтрашним днём, в отчаянии и языковом барьере, где от неё требовались максимальная сосредоточенность и все силы, было очень просто забыть, ради чего они здесь. И с каждым днём было всё сложнее. Тсуна сражалась каждый день, хотя демоны в её голове звучали всё громче. Это всегда был выбор — искать или поспать лишние полчаса? Потратить день на расспросы или взять дополнительную работу? Искать самой или просто выйти на улицы Палермо, надеясь на удачу? Пытаться бегать с распечатанной фотографией или принять тот факт, что с момента исчезновения Кё-сана прошёл год, и он мог измениться до неузнаваемости? Иногда Савада проигрывала. Потом она искала ещё сильнее. Чем дольше они жили в Италии, тем яснее становилось, что у них ничего не получится. Как, боги и демоны, можно найти итальянскую мафию, даже если знаешь — веришь, на слово веришь лгуну! — что она существует? Это не Япония, где можно опознать якудза по вывеске над дверью. Местные жители знать не знали и ведать не ведали, где можно найти криминального авторитета — даже самого мелкого, самого простого. Спрашивать на улице явно было плохой идеей, гулять ночами в криминальных районах тоже — только полный идиот поверит, что первый же грабитель или насильник будет связан с доном Вонголой. И как им быть? Давать объявление в газету? Продавать наркотики? Оружие? Совершенно невозможно — как минимум потому что Тсуна даже не представляла себе, где всё это взять. К тому же, им надо было на самый верх, к теневому правителю всего криминального мира. Если Найто Лонгчемп прав, то речь идёт о ком-то вроде Императора — и как, скажите на милость, простым мигрантам его искать?! И это при условии, что простые японцы хотя бы знали, где его дворец, но никто не мог гарантировать, что он живёт там на самом деле! Да итальянцы не знают, где живёт их президент — а о нём, как минимум, сообщают широкой общественности! Если всё останется, как есть, то они обречены. Неважно, как силён их дух — если так пойдёт и дальше, воля их не спасёт. Им нужна информация, нужна лазейка, билет в другой мир. Человек, который что-то знает, адрес наркодилера, точное время какой-нибудь незаконной сделки. Им нужно то, что они никогда не смогут достать. Тсуна тяжело вздохнула, разминая ноющие ноги, и вгляделась в чертёж дома, который им требовалось создать. Что же — возможно, им просто нужно чудо.