Героиня второго плана

Когда Савада ступила за порог, она почувствовала, как рухнула в жерло вулкана. Дом был насквозь пропитан чужим Небом — но именно здесь находился эпицентр, от которого заражались остальные. Никто не вливал Пламя в стены специально — человек в кресле просто не считал нужным сдерживаться. Комната, в которую её привёл Сквало, была меньше всего, что она видела в этом доме — возможно, за счёт мебели и количества народа. Огромное кресло, диван, две софы под окнами, несколько комодов и столов, огромный шкаф со стеклянными дверцами, уставленный книгами, коробками и фигурками — всё тёмное, гармонирующее со стенами винного цвета и чёрным потолком. Но, несмотря на обилие мебели, сидел только человек в кресле. Тсуна краем глаза видела огромного мужчину с проколотой бровью и татуировками на лице, прислонившегося к стене рядом со шкафом, карлика, стоявшего на подоконнике, молодого парня едва старше неё, небрежно прислонившегося к спинке чужого кресла, мускулистого мужчину с зелёным хохолком, дружелюбно улыбающегося в центре комнаты. Она почти не обращала внимания на посторонних в чёрной коже — потому что прямо на неё, закинув ногу на ногу и небрежно опираясь на подлокотник, смотрел человек в кресле. Заглядывали ли вы в бездну извергающегося вулкана? Смотрели ли на море, бушующее настолько сильно, что пожирает города? На то, как земля в ярости трясётся, заглатывая целые города в свою ненасытную утробу? Кажется, сейчас Савада Тсунаеши смотрела на всё это одновременно. Человек в кресле был воплощением Ярости. Она словно смотрела на ожившего Кагуцути, возрождённого, готового нести смерть. Бог вулканов и огня, Бог ярости и крови — древний Бог, рождённый в новом теле. Огонь, рвущийся из шрамов, битое стекло, острое настолько, что забивается под кожу — кожаная куртка, небрежно накинутая на плечи, бритые виски, перья, енотовый хвост. Красные глаза — они спокойные, слегка потемневшие, но в глубине она видит души тех, кто уже был убит. Тсуна увидела это меньше, чем за секунду, почувствовала быстрее, чем успела моргнуть — потом её возрождённая интуиция рванула вперёд, разбивая все видения и ассоциации. Перед ней остался человек, чьё Пламя настолько плотно переплелось с её собственным, что не отличить. Руки подрагивали, середина лба невыносимо зудела, а уши закладывало от низкочастотного звука, возникающего при вибрации. Тсуна из последних сил мысленно мотнула головой, заталкивая всё, что было связано с Пламенем, куда-то за грудину, и спокойно зашагала вперёд, с удавьим спокойствием садясь на диван. Всё то, что она успела увидеть и почувствовать, заняло всего несколько секунд — Сквало даже не потребовалось её направлять. Знакомый итальянец хмыкнул и двинулся вперёд, становясь за креслом — справа, так привычно и отточено, словно делал это много лет подряд. Теперь, когда интуиция бушевала где-то отдельно, а из Пламени осталось только чужое битое стекло, Тсуна снова почувствовала невероятное спокойствие и безмятежность. Её глаза видели жуткого человека со шрамом на левой щеке, её память выдавала всё, что ей рассказали о его зверствах — она воспринимала его, как самого близкого и родного человека на земле. Как Кё-сана, только сильнее. Острее. Ярче. Как тигра, в твоих руках становящегося котёнком, как змею, кусающую всех, кроме тебя, как яд, для тебя абсолютно безвредный. Он словно был её давно потерянной, но такой необходимой половиной — и Тсуна просто не могла пугаться или соблюдать осторожность, пребывая в таком состоянии. — Спасибо, что позаботились обо мне. За то, что поделился Пламенем, когда она пыталась найти путь. За то, что спрятал и привёл сюда. За то… Человек напротив изумлённо хмыкнул и выпрямился, словно она сделала что-то, что его заинтересовало. — Ты сносно говоришь по-итальянски, Luccichio. Тсуна хмыкнула в ответ, скрестив руки на груди. Кто-то из мужчин изумлённо выдохнул, словно она только что сунула голову в пасть льву. — Разумеется. Я живу здесь уже несколько месяцев. Впрочем, мне трудно воспринимать быструю речь и некоторые слова. Кагуцути недоверчиво оскалился, подталкивая к себе небольшой столик со стаканами и графином. Крышка поддалась, хрусталь звякнул, в комнате отчётливо запахло крепким алкоголем. — Правда? Что-то раньше я тебя не видел. Два стакана наполнились тёмно-жёлтой жидкостью, мужчина подтолкнул один по направлению к ней и взял свой. Тсуна не очень поняла смысла этого жеста, так что сделала вид, что ничего не видела, и ответила на вопрос. — Не сомневаюсь. Мы приехали за Хибари-доно — жили в мотеле и на складе. Парни работали на стройке, я официанткой и посудомойкой. Ничего криминального. Босс Варии, столько сделавший для её тушки, снисходительно изогнул бровь и подлил себе ещё. — То есть ты несколько месяцев рвала жопу, вместо того чтобы включить свой блядский пламенный компас и тупо припереться к своему mafioso Облаку? Поздравляю, mortadella! Тсуна не знала, что значит последнее слово, но отчётливо поняла, что это какое-то оскорбление. Она выпрямилась и подалась вперёд, упрямо вздёргивая нос и без страха заглядывая в красные глаза. Кажется, кто-то из присутствующих грохнулся в обморок. — А не было у меня Пламени. Украли его, ясно? Год назад, с двумя днями моей жизни. Как восстановилось, так и пошла. Мужчина тут же нахмурился и обернулся к карлику на подоконнике. — Мармон? Названный повернулся, и Тсуна поняла, что он не карлик — перед ней был странный ребёнок, как Фонг и Реборн. — Это возможно. Стереть воспоминания и вложить новые. Требуется только кольцо и Туман. Видимо, над bastardo suo consigliere работал дилетант, если она вспомнила. Кажется, её снова оскорбили, но Савада начинала к этому привыкать. Она громко фыркнула, выражая своё отношение к чужому мнению. А потом, поддавшись внезапному, совершенно несвойственному ей порыву кому-то что-то доказать, встала и взялась за край тесной юбки. — Мне сказали, что я была на стройке и упала, напоровшись на металлические штыри. Только вот лисьи укусы, знаете ли, это не объясняет. Шрамы ничуть не изменились. Глубокие, зажившие, тёмные — как будто в неё вцепились и держали изо всех сил. Одинаковые, симметричные, отчётливо отдающие чужой Грозой — сейчас Тсуна чувствовала это, приходя в мрачный восторг от собственной правоты. Не было никакого падения, не было никаких штырей — было что-то, что её чуть не убило, и это что-то было связано с Пламенем. Атмосфера резко изменилась — все мужчины, находящиеся в комнате, подались вперёд, рассматривая следы. Тсуна чувствовала, как они прикасаются к ним Пламенем — вязким, почти неощутимым Туманом, колючим Небом, тёплым Солнцем, резким Ураганом и чуть тёплым Дождём. Кроме Грозы — но она знала, что он тоже где-то здесь. — Год назад, говоришь? Тсуна чуть нахмурилась, вспоминая. — Скорее, около двух. Год назад исчез Кёя, Пламя пропало раньше. Между прочим, тогда тоже была весна. Начало её последнего учебного года, почти целиком проведённого на больничной койке, рассыпавшийся мир и сводящая с ума беспомощность — если подумать, когда Кёя ушёл, с ней происходило примерно то же самое. Видимо, весна — её худшее время, от которого стоило держаться подальше. Или просто сидеть, не дёргаться и терпеливо ждать, пока мир сделает полный оборот — ведь лучшие моменты её жизни всегда происходили зимой. — Это интересно. Indiavolato интересно. И я помню тебя, Luccichio. Эта была наша «первая встреча» — я почувствовал тебя, когда прибыл в блядскую Giappone на Battaglia dell'arcobaleno. Понимаешь? Battalia, combattimento. Аргх, кто-нибудь, дайте ей словарь! Может, ты понимаешь по-английски? Bene. «Battle of the rainbow», «Mafioso fight». Ясно? Куча крайне злого мусора, собравшихся в одном месте, чтобы перегрызть друг другу глотки. И то, что дочь consigliere участвовала в этом, полностью меняет дело. Расскажу подробнее, если будет интересно. А пока… Конечно она поняла. «Битва Радуги», «Драка мафиози» — что может быть понятнее? Что-то происходило в те украденные дни — и, судя по всему, её предположение было близким к истине. Картинка продолжала складываться. Фонг, назвавшийся Аркобалено, Фонг, сказавший, что он виновен в пропаже её Пламени, Фонг, при появлении которого всегда появлялся и Хибари Кёя. Но — что делала она? И правда ли она кого-то убила? Если правда — то кого? Возможно, она могла бы получить ответы. Закончить всё здесь и сейчас, попросить о помощи — возможно, получить назад украденные воспоминания. Тсуна промолчала, поправив юбку и садясь на диван. Мужчина, наоборот, встал и подошёл к одному из комодов, вытащив оттуда небольшой белый пузырёк без этикетки. Он сразу оказался у Тсуны в руках — она открыла крышку и с интересом посмотрела на таблетки. Видимо, препарат давно и интенсивно используется — ядовито-оранжевых пилюль осталось на самом донышке. — Sviluppo Верде, если тебе это о чём-то говорит. Моментально восстанавливает Пламя. Крайне токсично, очень плохо влияет на общее состояние и контроль, можно выжечь все каналы нахер. Не ссы — от одного раза ничего тебе не будет, а со своим нынешним уровнем сдохнешь раньше, чем попытаешься выйти из комнаты. На, запивай. В этот раз жидкость в предложенном стакане была прозрачной, так что Тсуна выпила без колебаний — и чуть не умерла, рухнув на диван и пытаясь спасти сгорающую гортань. В ушах, наверное, шумело — всё перекрывал дикий вопль «Вроооой! Ты нахера ей спирта налил, pazzo Padrone?!» — а в груди, стремительно раздирая её изнутри, разрасталось Пламя. Как будто таблетка была гранатой, и теперь её осколки врезались и тут же прорастали, сокращая процесс восстановления с нескольких лет до пары секунд. Больно. Боги и демоны, как же больно! Тсуна чувствовала, как разрастается. Как охватывает каждого присутствующего в этой комнате, как спускается вниз и приветствует каждую живую душу. Пятьсот человек, по сотне на каждого офицера — опасная, идеально выдрессированная армия. Некоторых нет на месте, но она точно знала, что они должны были быть — видела, как они возвращаются. Будущее пугало. Растекалось тысячью одинаковых вероятностей, заставляло отвернуться и сосредоточиться на мелочах. Образы смешивались, накладывались один на другой, путали и мешали, а она не могла ничего сделать — только сжать голову и взвыть, слыша, как откликается человек в кресле. Он почувствовал это только сейчас. Конечно, так оно и было — в то время, как она задыхалась от их связи, он не чувствовал ничего от тех куцых капель Пламени, что она успела восстановить. Теперь её было столько же, сколько его — и интуиция устремилась вперёд, захватывая всё пространство. Савада хотела спросить: «И что ты думаешь?», и была уверена, что получила в ответ ёмкое «пиздец». Пламя резонировало. Громко, протяжно, на низкой частоте. Переплеталось, смешивалось, порождало что-то новое — и пело, снова и снова пело в унисон. И Тсуна не могла вмешаться — только чувствовать, как растворяется, как болтается в пустоте, болезненно дёргаясь от новой волны своего-не своего слияния. Слишком близко, слишком много — сил хватает только открыть пересохший рот и попросить: — Прочь из-под моей кожи. Человек в кресле держался за грудь, согнувшись в три погибели — но, стоило ей подать голос, он выпрямился и ударил кулаком по подлокотнику. Ярость полыхнула, её интуиция нежно заворковала в ответ. — Закройся, мать твою! Закройся!!! Тело ватное, тяжёлое и не слушается — да и зачем, когда есть мир, полный Пламени? Давай, объясни сама себе — зачем закрываешь лицо руками, зачем перекатываешься на живот? Всё равно ничего не видишь этими жалкими глазами. Лучше послушай — послушай, как поёт твоё Пламя! — Не учили. Не могу. Я о Пламени узнала два года назад, когда Фонг приезжал… Один раз помедитировала, и всё… Украли… Кто-нибудь, отрежьте меня. Я больше не… Это не… Вытащите. Вытащите стекло из-под кожи… Язык не слушался, вместо связной речи выдавая стоны. Мир поплыл, Пламя торжествующе запело — Тсуна чувствовала, что она исчезает. Фонг ведь говорил, верно? О том, что нельзя бесконтрольно выпускать Пламя. Нельзя позволять ему вести, нельзя давать власть. Нельзя… Руки, ноги, тело. Чёрный потолок. Интуиции не слышно — она бушует и орёт глубоко внутри, запертая, запечатанная так сильно, что не выбраться. Над ней — странный ребёнок Мармон, держащий своими пальчиками её запястье с литым браслетом. — Лучше? Тсуна осторожно села, по-новому разглядывая помещение. Никакого уюта и спокойствия, никаких стен, ластящихся к рукам. Никакого Пламени, кроме запертого внутри — она, наконец-то, свободна. Странный ребёнок, кажется, не нуждался в ответе, но Савада всё равно кивнула, понимая, что ей безумно холодно. — Я временно запечатал твоё Пламя. Думаю, то, что здесь только что произошло — нестандартная реакция на препарат, из-за специфики твоего Неба. Никогда не видел ничего настолько искорёженного. О том, почему зацепило Босса, будем думать позже — и я всё ещё предполагаю, что это нормальная реакция при встрече с равным Небом. В любом случае, сейчас есть вопросы поважнее, верно? Тсуна кивнула, вдруг осознав, что прекрасно понимает каждое слово. Нет, ну это уже за гранью фантастики — с каких пор её интуиция стала ещё и внутренним переводчиком? Она что, «читает в сердцах», определяя слова по смыслу, который в них вкладывают? Так хорошо училась языку, что внезапно познала его на уровне носителя? Может, отхватила часть мозга второго обладателя Пламени? — Не совсем. Сейчас в качестве переводчика выступает мой Туман. И не спрашивай, как это работает, и сколько человек я могу захватить. Тому, что странный ребёнок Мармон читает её мысли, а все остальные ведут себя так, словно ничего необычного не происходит, Тсуна уже не удивлялась. Ну билась она в припадке, ну чуть не померла, утянув за собой местного Босса — бывает, верно? Каждую неделю, по пятницам. Или, может, она одна тут нихера не понимает? Савада попыталась выпрямиться, но тут же скрючилась от боли. Низ живота резануло, к горлу подкатила тошнота, резко заболели локти и коленки. Холодно, почему так холодно? Ах да — ей не выдали носки. — Так, спокойно, милая. Сейчас дядя Луссурия тебя подлечит. Не волнуйся, всё в порядке — это таблеточка подоспела. Живот болит? Тошнит? Ножки мёрзнут? Босс, всё в пределах нормы — видимо, ваше Пламя действовало, как наркотик, полностью заглушая боль и физические неудобства. И не надо на меня так смотреть. Сейчас-сейчас, милая — знакомься, это Ку, мой павлин. Уже видела животных из коробочки? Конечно, конечно видела! Смотри, ты ему нравишься — видишь, как он распушил хвост?.. Мужчина с зелёным хохолком говорил, не затыкаясь, так что Савада просто отключилась от его воркования. Боль уходила, а на смену ей приходило очень простое осознание — Мамочки, она же в Мафии! Сидит, разговаривает, показывает ноги людям, которые перерезали кучу народа! И, кажется, Тсуна впервые оказалась одна в окружении мужчин. Парни не считались — они были оболтусами и её ответственностью, а не взрослыми, плотно завязанными с криминалом людьми гораздо старше её. Нет, она, конечно, знала, что ей предстоит плотно взаимодействовать с мафией, но Боги и демоны, почему так стремительно?! Где Кё-сан, распугивающий всех своими тонфа? Где парни, трясущиеся даже сильнее, чем она? Где Найто Лонгчемп, на худой конец, который своими тупыми выходками разрядил бы атмосферу? А то она сидит, разговаривает с одним из самых влиятельных и опасных людей на планете, и… Боги, что она тут наговорила?! Зачем она влезла в тот диалог? Зачем отвечала, зачем дерзила, зачем полезла показывать свои никому не нужные ноги?! Интуиция, какого демона?! Надо сказать, только одна вещь отделяла Тсуну от того, чтобы завизжать, забиться под стол или рухнуть на колени, вымаливая прощение за дерзость — прямой приказ Хибари-доно. Ей было сказано — слушайся союзников и доверяй им, но союз всегда работает в обе стороны. Даже если ничего не понятно, даже если она чёрт знает где и демоны знают с кем — она выступает представителем Хибари Кёи. Каждое её действие отразится на нём, так что надо думать и сохранять спокойствие. Она уже наворотила кучу всего за последние полчаса — надо постараться сделать хорошую мину при плохой игре. Слышишь, Савада? Паниковать будем позже. Человек в кресле, конечно же, заметил изменение её состояния. Он усмехнулся, снова закидывая ногу на ногу, и немного покачал стакан в своей руке, заставляя алкоголь омывать стенки. — Что, дерзкая Блестяшка кончилась, пришло время дрожащего мусора? Жаль. Мне понравилось. Тсуна не видела смысла отвечать. Разумеется, такому человеку нравятся те, кто разговаривают с ним на равных — но это имеет смысл, только если они и в самом деле равны. К кому-то вроде Савады Тсунаеши это не относилось, и плевать, что по этому поводу кричит её интуиция. Луссурия окончательно загнал павлина в коробочку и вернулся на своё место. Мужчины подобрались и придвинулись ближе — теперь, наконец-то, всё было серьёзно. — Вижу, ты знаешь, где находишься. Это мой особняк — в настоящий момент ты гостишь у Варии. Хибари Кёя просил за тебя — как видишь, я согласился. Впрочем, и без его слов ты оказалась бы здесь — правда, менее… безболезненно. Также именно на меня была возложена роль блядской феи, которая введёт тебя в курс дела, и объяснит, что вообще происходит. Но, прежде чем мы начнём, придётся кое-что рассказать. Версию Облака я уже слышал, хочу узнать твою. Итак, Блестяшка — что ты собираешься делать? Это очень важный вопрос. Он прямой, он резкий, он способен всё изменить. Перед ней — человек, обладающий властью, человек, который открытым текстом сообщил, что он в ней заинтересован, и что он в любом случае добился бы своего. От её ответа зависит то, что будет с ней происходить в ближайшее время, а, возможно, и всю оставшуюся жизнь. И что же ей сказать? Это союзник. Сильный, мощный, уже полученный союзник. Кё-сан верит ему, верит настолько, что принял решение просить. Ей предписано доверять им — доверять и подчиняться. Это значит что? Правильно, надо сказать правду. В этот раз Савада Тсунаеши вставала куда медленнее. Осторожно, поправляя слишком тесную юбку и мысленно накидывая пиджак на плечи. Это придавало спокойствия — то, что она стоя отвечает на чужие вопросы, как хорошая, прилежная секретарша. — Меня зовут Савада Тсунаеши, и я заместительница Хибари-доно — или, если угодно, секретарь. Большую часть времени занимаюсь организационными вопросами, иногда беру на себя командование Семьёй. В настоящий момент я не знаю, что именно происходит, но планирую узнать всё необходимое и снова занять своё место. Человеку в кресле не понравилось. Тсуна видела это даже без интуиции — как он нахмурился и сжал пальцы, как взбугрились мышцы, а воздух стал плотнее и жарче. — Я не спрашивал, кто ты такая и кем собираешься быть. Я спросил — что ты, дочка консильери, приперевшаяся, куда не просили, собираешься делать? Он не понимал. Спрашивал о её амбициях, спрашивал о её стремлениях — а она не знала, как объяснить. Для итальянца каждая шестерёнка, каждый винтик имел свои цели и желания — для японки было достаточно стремлений механизма, частью которого ей посчастливилось стать. Но разве ей поверят, если она это скажет? Разве человек в кресле сможет это принять? Правду, помнишь, Тсунаеши? Сейчас ты говоришь правду. — У меня нет своих идей, Босс Варии. Нет амбиций, нет желаний, нет великой цели. Те, что имеются — они житейские, их исполнение и неисполнение ни на что не влияют. У меня есть Хибари Кёя — и я много лет следую за ним. Моё желание — сделать так, чтобы его желание исполнилось. Мои идеи связаны со способами реализации его идей. Мои цели — его цели. Как объяснить? Как показать Ашуру, за которым она идёт? Как заставить его увидеть — увидеть чужие идеалы и чужие стремления, скрытые жаждой крови? Как показать то, что никогда не видела, но чувствовала — показать мир порядка и контроля, который будет построен на чужой крови? — Я никогда не хотела вступать в Мафию — а теперь, когда выяснилось, что тут замешан мой драгоценный папочка, я хочу оказаться как можно дальше. Мы должны были остаться в Японии — создать свою Семью, стать якудза и пойти своим путём. Но мой Кёя сейчас здесь — и это значит, что я последую за ним. Рухну на самый низ, вываляюсь в крови, буду интриговать, грабить и убивать, если потребуется. Стану чудовищем, потеряю себя — пройду весь путь Шуры, держась за его левым плечом, и никому не позволю нас уничтожить. И мне неважно, сколько у нас есть союзников, и насколько мы окружены врагами. Кёя всё равно добьётся своей цели — а я буду рядом, делая то, что должна. И мне не нужна Вонгола, ясно? И Италия не нужна. Так что не стоит пытаться меня запугивать, использовать и переманивать в другое место — у меня всего один Бог, и ещё никому не удавалось пошатнуть мою Верность. Человек в кресле молчал. Изучающе смотрел, кажется, прикасался своим Пламенем. Остальные тоже молчали — но Тсуна чувствовала, что это новое молчание. Кажется, в нём была поддержка — кажется, матёрые убийцы в этой комнате понимали её. Понимали, разделяли её взгляды, считали за одну из них — все, кроме человека в кресле, который был их собственным Хибари Кёей. — Я понял. Тсуна вздрогнула, не ожидая такого ответа, и человек в кресле посчитал нужным объяснить: — Понял, почему ты «Страшная женщина». Садись, Блестяшка — с тобой я буду говорить на равных. И чтоб больше никаких ответов навытяжку, поняла? Мы тут не в ёбанной школе. Стоя отчитываются только перед своим Боссом — в остальных случаях будешь выглядеть дрожащей шестёркой. Забудь о вежливости, Блестяшка, веди себя также, как когда вошла, вышибай мозги каждому, кто посмеет усомниться в твоей силе, и уже через несколько недель твоё Облако будут осаждать желающие служить под его началом. И выпей, наконец, свой виски — я, блядь, поделился из лучших побуждений. Тсуна с ужасом покосилась на стакан. Это что, налили для неё?! А она даже не покрутила его в руках из вежливости?! Это провал. Полный. Варийский Босс не выглядел угрожающим. Несмотря на свою грубость и резкость, несмотря на устрашающий внешний вид и жуткую репутацию, он не походил на человека, который собирается её убить. Даже сейчас, без влияния интуиции, Тсуна не могла заставить себя даже опасаться его. Прямо сейчас он ясно дал понять, что они союзники, и его мини-лекция о поведении в мафиозном обществе была…как бы… сказать… дружелюбной? Насколько это вообще было возможно для одного из опаснейших Боссов Мафии. Тсуна осторожно взяла стакан, зажав его между ладонями. Человеку в кресле этого было достаточно. — Первое и самое главное — мы с твоим Кёей союзники. У нас взаимовыгодное соглашение — он получает работу, деньги, информацию и относительную свободу, я забираю себе единственное чистое Облако. Пока неофициально, конечно, но мир в любой момент может измениться. Так что я помогу тебе, Блестяшка. Спрячу, прикрою и натаскаю, как положено. Если захочешь. В договор с Облаком это не входит, но ты мне нравишься. И, возможно, даже помогу тому мусору, который ты притащила с собой. Потом. Если хорошо попросишь. С этим разобрались? Отлично. Итак, что ты знаешь о Вонголе? Тсуна ненадолго задумалась, а потом пересказала то, что ей когда-то рассказывал Найто Лонгчемп. Ей известно, что у Вонголы тяжёлые времена, наступившие после смерти трёх сыновей Ноно. До этих событий всё было хорошо, так что, несмотря на бедственное положение, Семья всё ещё держит криминальный мир в железном кулаке. Лонгчемп назвал две причины: ЦЕДЕФ, подчиняющийся некоему «консильери», и отряд независимых убийц, у которого она гостила сейчас. Эти две независимые организации были опорами, за счёт которой основная часть Вонголы всё ещё не рухнула, и им удавалось сдерживать бунты всё время, пока старшие искали какого-нибудь наследника. Когда Небо с подходящими характеристиками было найдено, объявился ещё один претендент. Они столкнулись, используя полузабытый ритуал «Конфликта Колец», и второй кандидат проиграл. С тех пор всё более-менее наладилось, и Вонгола приняла решение начать подготовку к передаче титула Босса, забрав наследника и всех Хранителей в Италию. Немного подумав, Тсуна добавила информацию о Хранителях — что Босс должен найти хотя бы одного представителя каждого вида Пламени, что это вопрос престижа, и что только Вонгола действительно собирала семерых носителей чистого Пламени каждое поколение. На этом её знания заканчивались — ни лиц, ни имён. Максимально общая информация, скелет, упускающий кучу деталей — но даже за эти крупицы Найто Лонгчемп мог заплатить своей головой. Человек в кресле задумчиво кивал в разных моментах её рассказа, потом залпом допил свой стакан — Боги и демоны, который по счёту? — и потянулся к графину, собираясь налить ещё. — Понятно, версия для дебилов. Твой информатор сильно рисковал, ты в курсе? Впрочем, неплохо для начала — где-нибудь в самых низах. Значит, первое — Вонгола не монолитная глыба. Она состоит, условно, из трёх частей. Сначала идёт Босс, Хранители и те, кто служат Хранителям. Это наша верхушка, которая решает за всех, следит за всеми и управляет всем. Король и его свита, так сказать — те, кому принадлежит мир. Вторая составляющая — зависимые и независимые организации, не связанные семейными узами, и выполняющие определённые функции. Самой влиятельной был и остаётся ЦЕДЕФ, принадлежащий Консильери — это Внешний Советник, имеющий право влиять на решения Босса. Второе лицо Вонголы, одним словом, и твой папаша по совместительству. Второй по влиятельности идёт Вария — во многом потому что мы можем стереть с лица земли тех, кто с нами не согласен. Остальные организации не имеют собственных Боссов и подчиняются Боссу или Хранителям, и у меня нет никакого желания распинаться об этом мусоре. Третья часть Вонголы — Семьи, входящие в её состав. Бовино, Каваллоне, Манчини — мелкий мусор, который прекрасно понимает, что сдохнет в дерьме, если будет цепляться за независимость. Формально, у каждой организации и Семьи есть право голоса, и периодически даже проводятся общие собрания, но на деле никому нет дела до того, что там вякает всякая шваль. За игрой в блядский парламент скрывается обычная грызня. Большая часть спит и видит, как отхватить кусок посочнее, и не постыдятся продать нас с потрохами, а те, кто находятся наверху, продадут даже стул под своей задницей, лишь бы сохранить место. Глава Варии поменял ноги и откинулся на спинку кресла. Браслет, блокирующий Пламя, невыносимо натирал, от стакана в руках за милю несло спиртом, но Тсуна не обращала на всю это никакого внимания, обратившись в слух. — Второе — говорить, что у Вонголы настали плохие времена, это то же самое, что сочувствовать низким продажам Microsoft. То, что Вонгола стала слабее по сравнению прошлым, никак не влияет на её статус величайшей Семьи. Вонгола не является сборищем бесполезного мусора. Наше величие строится на умении грамотно распоряжаться ресурсами. Мы получаем то, что мы хотим, мы не терпим неповиновения, и у Вонголы всегда имеются способы добиться желаемого и превратить тебя в то, что нужно ей. Люди, земли, информация — то, что ничего не стоит по отдельности, в Вонголе превращается в грозное оружие. Агентурные сети, торговцы, поставщики, заводы, лаборатории, фермы — Вонгола огромна, её ресурсы неиссякаемы, а возможности безграничны. Можешь представить себе, насколько много власти сосредоточено в руках Ноно? Как много получит тот, кого назовут Дечимо? Тсуна понимала. Она управляла лишь жалкими школьниками, но и они могли многое — гораздо больше, чем любой другой клуб или банда. А если в твоём распоряжении не школьники? Если у тебя есть профессионалы, готовые беспрекословно слушаться, а ты знаешь, куда их приложить? Если всё это правда, то Вонгола похожа на огромную машину — механизм давно отлажен, надо только разобраться с управлением. И тот, кто получит её, кто сможет заполучить такой мощный инструмент… Боги, зачем такая власть вообще нужна человеку? Виски всё же пришлось попробовать. Тсуна заметила, что её собеседник молчит и буравит её взглядом, и слегка смочила губы обжигающим спиртом. Завозилась, устраиваясь поудобнее, подобрала под себя ноги, и уставилась на человека, который наконец-то обладал нужной ей информацией, и был готов делиться. — Теперь коротко о том, какого хуя ты сейчас сидишь здесь, а не под боком у своего Хибари. Видишь ли — тот самый «кандидат, которого отвергли», это я. Четвёртый сын Вонголы Ноно, глава Варии, носитель чистого Неба, обладатель полного набора Хранителей — тот, кому предпочли вечно рыдающего идиота, только потому, что в его венах можно найти пару капель крови Примо! Мужчина вспыхнул, как спичка — Тсуна кожей чувствовала его напряжение и ярость. Рука, держащая стакан, сжалась с такой силой, что стекло почти лопнуло. К Саваде вдруг пришла уверенность, что сейчас это стакан запустят в стену — но нет, человек в кресле вдруг успокоился, залпом допивая виски. Снова. Он что, вообще не пьянеет? Или у него там чай или вода? — Три моих старших брата действительно умерли, один за другим — совершенно внезапно и именно в тот момент, когда старик потерял способность иметь детей. И все знают, кто их убил. Видишь ли, Блестяшка — когда Вонгола сильна, она статична. Бейся, не бейся — останешься на своём месте, выполняя свои функции. А вот если это спокойствие пошатнуть… Хотя старик не верит мне, конечно. Но сейчас не об этом. Итак, родные сыновья Ноно умирают, мне открытым текстом говорят, что я подкидыш, так что не подхожу, и тут у нашего Консильери внезапно оказываются документы, доказывающие, что он потомок Примо. Потом — вот неожиданность — находится сын. Тупой, как пробка, без яиц, у которого Пламени меньше, чем у моего ботинка, но в подходящем возрасте и с полным набором Хранителей под боком. И странности только начинаются… Вопреки всему, человеку в кресле нравилось рассказывать. Он был спокоен, тигр в саванне, и расслабленно потирал рукой подбородок. Тсуна видела, что он гордится собой — гордится, что смог распутать клубок интриги, и что может поделиться этой информацией, не опасаясь, что она уйдёт за пределы этой комнаты. В мире Мафии правила информация — и глава Варии был достаточно могущественен, чтобы решать, кому её давать. — Видишь ли, после появления Наследника начали гибнуть Семьи. Конфликт здесь, конфликт там, и вот Вонгола лишается некоторых людей — те, кто умерли, слишком незначительны, чтобы говорить о них на собрании. На их место, разумеется, сразу приходят другие — куча Семей бьются за право стать частью Вонголы. Правда, почему-то те, кто поколениями стояли в очереди, внезапно отказываются, а их место занимают новички — и, по невероятному совпадению, в каждой из этих «новых Семей» есть родственник бывших сотрудников ЦЕДЕФа. Связь минимальная, её невозможно доказать — но и того, что имеется, вполне достаточно. Помимо Семей, гибнут офицеры при нынешних Хранителях — и Консильери, разумеется, любезно подыскивает им замену. Где-то через полгода после Конфликта Колец сгорает дом вместе с молодой семьёй и лапочкой-дочкой. Казалось бы, ничего такого — но, если сильно напрячься, можно узнать, что к этой замужней даме регулярно заходил мой второй брат, и сроки более-менее совпадают. Информация непроверенная, ДНК-тест невозможен — от девочки остался только пепел. Но мир уже играет новыми красками, правда? О да. Ну Иемитсу, ну папочка. Интересно, сколько он это вынашивал? Сколько планировал? Как чувствовал себя, возвращаясь к её матери, после того, как предавал человека, который ему доверял? И… Боги, это что же получается — наследником является Мигель?! Это несчастное, забитое создание? Да он выглядит, как приманка для вора в подворотне — какой Босс?! А её Кёя — он что, обязан подчиняться этому никчёмному созданию?! Бедный Кёя, бедные Хранители, бедная Вонгола. Хотя, может, ещё не всё потеряно? Она ведь смогла измениться. Да, ей предстоит много работы — но получилось же пройти путь от Никчёмной Тсуны до Левой Руки? Тем более, ей сказали, что Вонгола меняет людей — возможно, изменится и Савада Мигель? Человек в кресле любезно дождался, пока она справится с потрясением и вернётся в бренный мир, готовая слушать дальше. — Итак, что мы имеем — консильери, который не имеет права наследовать место Босса, череду безумных совпадений и малолетнего дебила, неспособного даже жопу себе подтереть. Что немаловажно — Наследник на каждом углу орёт о поломанной судьбе и ненависти к папочке, но всё равно прогибается под него. Все его указания как под копирку, в стиле ЦЕДЕФ — сомневаюсь, что он хоть что-нибудь читал. И вот, у нас очередное собрание, очередная истерика, очередные слюни — и внезапное появление девушки, до зубовного скрежета похожей на Примо. С чистым, явным Небом, похожая на наследника, как искупавшаяся в отбеливателе сестра-близнец. Более того — у неё за спиной люди, готовые за ней следовать, а наш дебил не может совладать с собственной семьёй. У новенькой хорошо поставленная речь, расправленные плечи и нож в кармане — наследник заикается, сутулится и застрелит себя при попытке достать пистолет. Девушка смотрит так, что охранники расступаются и пропускают её в любые двери — наследник не может напугать даже детвору. И, наконец — она разговаривает с Облаком на равных, а Хранитель, до этого отвечающий агрессией даже на приветственный кивок, просто стоит и слушает. Тсуна чувствовала, что на её щеках можно жарить омлет, настолько сильно она была смущена собственным появлением в чужом рассказе. И вовсе она не такая! И спина у неё сутулая, и взгляд самый обычный, да и охранников разгоняла не она, а приказ самого главы Варии, который зачем-то ей помог. И вообще — зачем об этом рассказывать? Было и было, чего такого-то? Но мужчина, кажется, был в полном восторге от её появления — он явно смаковал самые яркие моменты. — Старик, разумеется, был в ярости — до этого момента Иемитсу клялся и божился, что других детей у него нет. Тебя оперативно забрал Хибари Кёя, а окружающие, шокированные его спокойным поведением, просто не успели возразить. Разразился нешуточный скандал, в ходе которого Иемитсу рассказал, что не желал позориться тем, что у него есть никчёмная дочь, а Мигель — что ты на пару с Облаком держала в страхе весь Намимори, закапывала трупы на заднем дворе и обещала убить его, если он хоть кому-то скажет, что ты существуешь. Эта информация подлила масла в огонь, и Ноно чуть не прибил Внешнего Советника, а потом долго ругался на шпионов, которые всё проворонили. После всеобщего разноса и пары трупов, он изъявил желание посмотреть на тебя вживую — и столкнулся с тем, что весь этаж закрыт щитом Облака. Не буду рассказывать, как они прорывались внутрь, и какими словами уговаривали твоего Кёю, но, когда они оказались в номере, тебя там уже не было. Хибари, разумеется, молчал как партизан, произнеся всего пять слов: «Это Зверёк, она моя жена». Дальнейшие расспросы ничего не дали, Вонгола оставила ценного Хранителя в покое, заперев в своей частной тюрьме, и бросилась на поиски. Я смотрел на этот цирк несколько часов, пока не проржался — потом сказал им, что ты временно гостишь у меня, и с родными видеться не хочешь. В настоящий момент мой особняк штурмуют парламентёры, а также минируют дельцы из ЦЕДЕФ — к их несчастью, они пытаются взорвать другой особняк. Вот такие дела. Человек в кресле довольно улыбнулся, откидываясь назад. Тсуна, не задумываясь, залпом опрокинула в себя виски. Ахереть. Ахереть! Боги и демоны, куда она вляпалась?! Но глава Варии, кажется, собрался её добить. — Хочешь шутку, Блестяшка? Судя по тому, что я увидел — если Ноно сейчас доберётся до тебя, Мигель окажется в ближайшей канаве, а Вонгола будет щебетать о чудовищной ошибке — дескать, почему-то кто-то напечатал «он», а не «она». Да, ты байстрючка, и Пламя у тебя пиздец убитое — но по сравнению с тем, что у нас есть, ты блядь Нео Примо, хоть сейчас в кресло сажай. Но мы ведь не хотим этого, верно? Ни ты, ни твой Кёя, ни я. Он клялся мне, что ты скорее умрёшь, чем станешь Дечимо. Полчаса сказочки плёл, о твоей нелюбви к власти, неамбициозности и готовности отказаться от любых притязаний по щелчку пальцев. Так что, он прав? Или моя история тебя соблазнила, и мы будем разговаривать совершенно иначе? Тсуна понимала, что это должно было стать очередной проверкой. Что человек в кресле не сдался, что он тоже не невинная овечка, что он в любой момент готов вступить в грызню за эту кость. Что Хибари Кёя, единственное Облако, уже выбрал его в Дечимо — и будет биться на его стороне, когда потребуется. Понимала и то, что всё, что произошло с ней, было не случайным — понимала, что нёс за собой странный ребёнок Реборн. Когда-то она решила, что не последует этому пути — и сейчас, после этой лекции, понимала, что не чувствует ни малейшего желания за что-то биться и что-то возглавлять. Вонгола не соблазняла — только пугала до чёртиков. Куча людей, куча решений — ответственность, ответственность, ответственность. Даже интуиции не надо, чтобы увидеть её судьбу. «Вонгола правильно распоряжается ресурсами» — у неё отнимут её интуицию, ей выдерут клыки. Потом, разумеется, вставят новые — те, которые будут нужны им. Её парни исчезнут — на их место придут «правильные» Хранители с «правильным» Пламенем. Не будет больше Японии, не будет чаепитий, не будет Кёи — будет вино, генетически верный муж и тюрьма, из-за шутки судьбы похожая на особняк. Это даже не падение — это смерть. Та самая, что всё это время нёс за собой Реборн. Прощай, Савада Тсунаеши, здравствуй, дочь Савады Иемитсу! И это — её судьба? Ни за что! Покажите образец заявления, чтобы отказаться. Но она не могла серьёзно отнестись к запугиваниям и вопросу, потому что кое-что из озвученного было в корне неправильным. Именно поэтому она подняла руку, как школьница на уроке, и произнесла нерешительное «Ано…». Кажется, это было не совсем верным решением. Кажется, Луссурия испуганно вздрогнул. — Простите, но тут есть некоторая ошибка. То есть нет, конечно же нет — на место Босса не претендую. Я бегаю от Реборна последние лет шесть, терпеть не могу ответственность, хочу вернуться в Японию, растить бонсай и всякое такое… Я не об этом. Первое — это я законная дочка Иемитсу, а Мигель бастард. Вто… Глава Варии резко вскинулся, за долю секунды преодолевая расстояние между креслом и диванчиком, и вцепился в её запястья, заглядывая прямо в глаза. — Что ты сказала? Вот теперь действительно стало страшно — Тсуна нервно рассмеялась и попыталась отклониться назад, чтобы увеличить дистанцию. — Я законная дочка Савады Иемитсу. Он женат на моей маме, и они уже были в браке, когда я родилась. Мигель на несколько месяцев младше — он сам мне сказал. Так что… эм… могу документы показать? Душно, жарко, яростно. Лицо человека напротив темнеет, на нём отчётливо проступает крест. Его рот растягивается в кровожадном оскале, его зубы удивительно белые, его тело сотрясается от смеха. Он кричит, как дикий зверь, он разрывает дистанцию и начинает носиться по комнате. Браслет на запястье нагревается и плывёт — даже через него Тсуна чувствует поток Пламени. Вулкан горячий, он готов к извержению — Кагуцути ликует, с восторгом сжигая мир. Он хотел этого — жаждал того, что даст ему Вонгола, и был готов нести её груз на своих плечах. Он ждал подходящего момента несколько лет — и возликовал, когда всё изменилось. — Это джекпот! Ёбанный, мать его джекпот! Прямая наследница, старшая наследница, законная наследница — Блестяшка, одним своим существованием ты устраиваешь мне вечное Рождество! Ты слышал, Сквало? Мы у цели. Мы… — Врооооой! Заткнись, чёртов Босс — она не договорила! И я, мать его, хочу услышать, что она хотела сказать! Чего там у тебя, Блестяшка? Тсуна глубоко вздохнула, готовясь к извержению. — Моё Пламя не убитое. Оно просто… другое. Фонг сказал, что так бывает — ну, что Пламя может исказиться, и… В общем, всё моё Небо уходит в гиперинтуицию. Я не могу вызывать огонь или драться — вместо этого я, грубо говоря, вижу и меняю будущее. После её слов мир вокруг взорвался. Тсуне казалось, что глава Варии не мог разойтись ещё сильнее — что же, она ошибалась. Он горел. Буквально горел, замерев у окна и поджигая шторы. Вулкан, пробудившийся от многолетней спячки, огонь, нашедший лазейку в идеальной кладке печи. Она видела, как перед ним раскрывается весь мир — видела, как он просчитывает варианты, как встраивает в свой план новую переменную. Человек, воюющий со всем миром, человек, которого бросили на самое дно — и тот, кто смог подняться. Бог, собравшийся содрогнуть этот мир — Бог, прожигающий свой путь магмой и пламенем. Чужого Неба стало слишком много, браслет Мармона оплавился и рухнул, интуиция взметнулась — и Тсуна увидела. Кровь, залившая траву. Траурные одежды. Люди, склоняющие головы. Семеро предателей. Голова на шесте. Трупы на алтаре Шуры. Белая змея. «Мне надо связываться с Кёей, чтобы узнать твоё имя?» Шрамы на руках. Ярко-красные глаза. Бушующее Пламя. — Эспозито Занзас. Тот, кто станет Вонголой Дечимо.