Героиня второго плана

Вероятности уходили в бесконечность. Тянулись коридорами, зияли дверными проёмами, и Тсуна медленно брела по ним, осторожно прикасаясь к чуть светящимся косякам. В этот раз мир, где властвовала Интуиция, не был похож на огромное лоскутное одеяло — кольцо превратило его в зал, полный дверей и коридоров. Каждая вероятность была ярче, в каждую можно заглянуть — но она не видит общей картины, она вынуждена рассматривать всё, чтобы убедиться. Вот сейчас, вот здесь… Тёмный коридор, золотистые нити, падение, потолок. Она снова в особняке Варии, лежит на полу в гостиной, и её спина невыносимо болит — она не имеет ни малейшего представления, почему она снова валяется здесь. Рядом с правой рукой лежит кольцо, выданное Занзасом — оно немного обугленное, и она не имеет ни малейшего представления, почему оно не на пальце. Идёт третий день, как она стала Хибари Тсунаеши. Шестой день, выделенный Ноно на подготовку ко встрече с ним. Второй день, когда она ничего не ела. Первый, когда не спала. Она занималась этим с того момента, как Супербиа Сквало вернул её в комнату и объяснил, как пользоваться кольцом. Она так и не обдумала тот факт, что она вышла замуж. Она воспользовалась интуицией, чтобы запретить себе даже думать об этом. Она влезла в пижаму, выделенную ей вначале пребывания здесь, и до сих пор не переоделась. Она больше не была ни на одном собрании Варии, и пропустила все утренние медитации с Бельгефором. Она либо находилась в «Пространстве вероятностей», либо приходила в себя на полу, изредка позволяя себе поесть или немного поспать. Каждую секунду своей жизни Тсуна изучала вероятности — и с каждой секундой её положение становилось всё отчаяннее. Она резко встала, тряхнув головой, и позволила себе выпить стакан воды. Подхватила кольцо, сжала его в кулаке, села в кресло. На секунду перевела дух. Резким движением надела на указательный палец. Сквало говорил, что для активации кольца необходимо направить в него Пламя. Он даже предложил поприсутствовать при этом, чтобы подстраховать — Тсуна отказалась, посчитав этот момент слишком интимным. Тогда ей двигали раздражение и необходимость отвлечься, а интуиция осторожно приподняла голову, с интересом присматриваясь к артефакту, способному усилить её способности. Тогда Тсуна пнула диван, немного покричала в окно в лоджии и села в кресло, собираясь действительно стать полезной — она осторожно вытащила кольцо, немного покрутила его в руках и осторожно надела на указательный палец. И провалилась. Сразу. Вниз. Доля секунды — и она стоит в коконе из золотых ниток, и их так много, что они облепляют пол и потолок бесконечного ничто. За её спиной они тусклые — часть уже растворилась в небытие. Вокруг неё они беспорядочные — намотанные, переплетённые, зажатые в клубок. Впереди — прямые, идеальные, упорядоченные, горящие так ярко, что слепит глаз. Тсуна помнила это место — когда она умирала, нитей было гораздо меньше. Как и в тот раз, она посмотрела на ту, которая была связана с ней — в этот раз нить была толстой, жесткой, плотно обмотанной вокруг её груди и живота. Тсуна не сомневалась, прикоснулась рукой и снова рухнула — в бесконечный мир дверей и коридоров. Тсуна видела дверные проёмы, в которых текло будущее — останавливайся, смотри, вникай. Выбирай любой — они все одинаковые. Первый, ближайший? Почему бы нет. И вот там, когда она решилась сделать первый шаг, всё изменилось. Она приходит к старику с усами и доброй улыбкой. Он смотрит на неё и предлагает присесть. Круг, люди, разрывающие её на куски изнутри, крик. Пламя. Мёртвый Занзас, мёртвый Мигель, довольный отец. Реборн. Она приходит к старику с усами и доброй улыбкой. Он смотрит на неё и предлагает присесть. Круг, люди, разрывающие её на куски изнутри, крик. Пламя. На руке массивный браслет, переходящий в коготь. Реборн. Она приходит к старику с усами и доброй улыбкой. Он смотрит на неё и предлагает присесть. Круг, люди, разрывающие её на куски изнутри, крик. Пламя. У неё короткая стрижка, перчатки и совершенно пустые глаза. Реборн. Она приходит к старику с усами и доброй улыбкой. До того, как он предложит присесть, она говорит ему, что чувствует и чего хочет. Он мягко улыбается, уверяя, что всё будет в порядке. Мёртвый Кёя. Круг, люди, разрывающие её на куски изнутри, крик. Пламя. Реборн. Она приходит к старику с усами и доброй улыбкой. До того, как он предложит присесть, она говорит ему, что чувствует и чего хочет. Он мягко улыбается, уверяя, что всё будет в порядке. Она тратит час, объясняя свойство своего Пламени, и несколько недель, чтобы это доказать. Круг, люди, разрывающие её на куски изнутри, крик. Пламя. Реборн. Она приходит к старику с усами и доброй улыбкой. До того, как он предложит присесть, она говорит ему, что чувствует и чего хочет. Он мягко улыбается, уверяя, что всё будет в порядке. Она отказывается ему верить и хочет уйти. Отец. Круг, люди, разрывающие её на куски изнутри, крик. Пламя. Реборн. Она приходит к старику с усами… Этому не было конца. Если она не приходила, её втаскивали силой. Если сопротивлялась, её вносили оглушённой. Если она сбегала, её возвращали — и в тех видениях она носила шрамы Занзаса. Что бы они ни делали, как бы ни готовились, итог был един. Тот, что она чувствовала, когда рядом появлялся Реборн, тот, против которого попытается восстать Вария. Если она придёт к Ноно, у неё отнимут её интуицию. Если у неё отнимут интуицию, она станет Дечимо. Это неизбежно — так выглядит Судьба. Она была рождена Савадой Тсунаеши, и это значило, что её ждал Реборн. Она была законорождённой дочерью Савады Иемитсу — это значило, что у неё изо лба вырвется небо. Она была прапраправнучкой Примо — это значило, что она станет Дечимо. Помилуйте её, Боги и демоны. Пожалуйста, даруйте ей смерть. Но ни в одном из миров она не умирала — даже если она совершала самоубийство, её успевали спасти. Зато она могла остановиться у дверного косяка, заглянуть вперёд — и увидеть, что значит быть Дечимо. Чаще всего её создавал ЦЕДЕФ. Изредка это была Вария, реже всего — хранители и Вонгола Ноно. Исполнитель был неважен — важно то, что выходило из-под их рук. Разное по виду, разное по поведению — тошнотворно, тошнотворно одинаковое. Инструмент, ведущий к величию. Вонгола, превосходящая свой рассвет. Дорога из костей, покрытая пылью. Потухшие фонари. Сгнившее кимоно. Рукотворное чудовище. Тсуна не хотела этого. Не хотела всеми фибрами души — но видела, что все её усилия ведут в одну точку. И — не верила. И — искала, снова, снова и снова. В этот раз её прервал стук в дверь. Она почти надела кольцо, когда это произошло, и к ней вошёл непривычно мрачный Сквало. Тсуну это не волновало — она видела будущее, в котором Вария придумывает план, который срабатывает, и видела то, в котором всё идёт кувырком. Итог один — Круг, люди, разрывающие её изнутри, мучительное чувство потери и появление «правильного», «породистого» Пламени. — Luccichio? Тсуна уже успела выучить это слово. Вся Вария так её называет — это значит «Блестяшка». И было всего одно будущее, где она стала «мусором». Сквало, словно увидев что-то бросился к ней. Вцепился в плечи, начал трясти, щупать шею, рёбра и живот. — Санта Мария! Ты какого хрена делала, если выглядишь, как жертва Освенцима?! Тсуна с трудом сфокусировалась на его лице, думая о том, чтобы не выронить кольцо. — Смотрела…будущее… Всё очень плохо, семпай… У нас ничего не получится… Сквало дёрнул её на себя и разорвал пижаму, рассматривая стреляющую болью спину. — Что ты там бормочешь на своём япон… Твою мать. ТВОЮ МАТЬ! Супербиа вскочил, бережно прислоняя её к спинке кресла, и вручил трубку от спутникового телефона. — Вот — мы связались с Фонгом, он хочет тебе что-то там сказать. Сиди здесь, я за помощью. И не смей больше прикасаться к кольцу, поняла?! Блядь, блядь, блядь… Итальянец буквально выскочил за дверь, оглушая Тсуну воплем «ЛУССУРИЯ». Она слегка поморщилась, переводя взгляд с трубки на кольцо. Надо искать дальше, верно? Надо… — Вы слышите меня, мисс Тсунаеши? Родная речь, заботливый голос — Тсуна, не сдерживаясь, заплакала. — Я видела будущее, мастер Фонг. Я не хочу, слышите? Не хочу… Странный ребёнок немного помолчал. Подбирал слова, наверное — или давал ей поплакать. — Я говорил Варии, что не стоит давать вам кольцо, пока я не вернусь. Ваше Пламя слишком особенное, чтобы использовать стандартные атрибуты. Я слышу, как вы тяжело дышите, мисс Тсунаеши — и мне страшно представить, чем, кроме плохих видений, обернулось неподготовленное общение с Небом. Фонг замолчал, и Тсуна против воли начала ловить его дыхание через трубку. Ей так был нужен Фонг — рассудительный, спокойный, взрослый Фонг. У неё не было матери, которой можно было бы пожаловаться, а её отец был в числе самых главных врагов — её приютили безжалостные убийцы, с которыми надо контролировать каждое слово, а Кё-сан сейчас так далеко, что она его не чувствует. Зато прямо сейчас появился Фонг — и его заботливый, отечески-заботливый голос заставил её плакать. — Я не могу не использовать кольцо, мастер Фонг. Завтра я должна встретиться с Боссом Вонголы — и, если я не изменю будущее… если я не изменю будущее… Она не хотела этого, когда ехала за Кёей. Она никогда этого не хотела. Если бы она знала, что её ждёт, она бы никогда не пересекла границы Италии. Тяжёлый вздох. Немного недовольный, но полный понимания — с ней согласились, оставив право поступать так, как ей вздумается. — Вы очень сильная, мисс Тсунаеши. И ваша сила могла сыграть с вами злую шутку. Кольца нужны, чтобы управлять Пламенем — но вы были способны на это и без кольца. Возможно, то, что вы видите — лишь часть, малая часть, но приближенная настолько, что кажется, будто она охватила весь мир. Возможно, самые возможные вероятности настолько яркие, что вы просто не видите остальных. Кольцо Неба вертится в руках. Тсуна катает его по пальцам, задумчиво думая, куда лучше надеть. Она понимает, что хочет сказать Фонг — и интуиция говорит ей, что это сработает. — Я не представляю себе, на что это похоже — видеть вероятности. Но я знаю, как устроены кольца, так что могу предположить, что что-то в этом мире изменилось. И, возможно, вам стоит попытаться привести его в ту форму, в которой вы видели его без кольца? Безымянный. В этот раз это будет безымянный — тот, на котором должно быть обручальное кольцо. Фонг прав — она слишком увлеклась, рассматривая что-то одно. Слишком впечатлилась, впала в затяжную истерику, повела себя, как маленькая, неразумная девочка. Больше этого не будет — теперь она всё сделает правильно. — Вы не совсем правы, мастер Фонг. Я больше не «мисс». Прикосновение металла к коже, свободное падение, чёрный мир. Кокон всё такой же — опутывает её нитями вероятностей, заключает в огромный клубок. Одна нить плотная, она связывает её живот и грудь. Сдавливает, сжимает, сияет так ярко, что слепит глаза. То, что видишь первым — то, замечаешь сразу, забывая, что вокруг есть много всего. Например — вот эта нить, тонкая, мерцающая, рядом с её ухом. Прикосновение, падение — мир коридоров и дверей. А если нет? Если нужно лоскутное одеяло? Безымянный палец жжёт, а глаза слезятся — она пятится, отходит спиной в пустоту. Не оборачиваясь, не думая о том, что позади тоже дверь — идёт, пока не видит одеяло. Этот мир — мир, в котором старик не успевает улыбнуться и предложить ей присесть. Мир, в котором его убивает Вария. Война, кровь, разрушения, война. В верхней части — мир, где интуиция остаётся при ней. В нижней — где она добровольно меняет её на Пламя. Мир потерь, мир приобретений — мир, где победа и поражение выглядят совершенно одинаково. Ей не нравится. Назад, она хочет посмотреть ещё. Возможно, вот эта нитка? Обвившая её бёдра? Тонкая, испаряющаяся на глазах? Давай, совсем чуть-чуть — ей бы только заглянуть… В мир, где экстренная контрацепция не сработала, и она носит под сердцем ребёнка Хибари Кёи. Не то, назад, попробуем вот эту. Смерть Иемитсу, война? Заманчиво, но не подходит. Вот эта? Может, эта? А та? Тсуна медленно ползла вверх, терпеливо перебирая нити своего кокона. Тянулась, примеряла, прикладывала к себе. Видела то, что будет лучшим — видела то, что будет похуже. И — искала дальше, понимая, что это всё не то. Не то, чего она хотела, не то, что её устраивало — а потом случайно посмотрела вниз. Всё это время она стояла на канате. Толстом, золотом — том самом, из которого выходили остальные нити. Словно разлохмаченная верёвка, а она всё это время изучала жалкие ошмётки, выбившиеся из неё. Это — тоже вероятность? Или — что-то большее? Здесь, в этом месте, не было верха или низа — но, всё же, Тсуна отпустила руки и рухнула вниз. Канат не поддавался — ей пришлось лечь и обнять его всем телом, чтобы проскользнуть внутрь. Буквально одним глазком — и увидеть тысячи, сотни тысяч клубков нитей вероятностей. Дальше — никак. Словно этот мир — не для неё. Словно ей не хватает Пламени, чтобы выбрать эту вероятность. Что же — она уже поняла, что всегда можно пойти другим путём. Нужная нить нашлась около левой лодыжки. Тонкая, ворсистая, уходящая прямо вниз — если прикоснуться, увидишь всего одну дверь. Дверь, в которой она навсегда отказывается от Пламени. Окружающие часто говорили ей, что её Небо искорёжено, но его ещё можно восстановить. Исправить, вылечить, сломать — слова можно подбирать бесконечно, не меняя суть. За этой дверью её Пламя замирало. Искривлялось окончательно, ломалось, застывало таким комом, что даже она сама не сможет его вернуть. Навсегда отказаться от возможности пробудить Небо — остаться лишь с интуицией, с предчувствием, с Пространством Вероятностей. Отказаться от большей части сил, спрятать так далеко, что извлечь можно будет буквально пару капель, насильно, через боль — её интуиция станет настолько сильной, что придётся носить подавляющие артефакты всю оставшуюся жизнь. Принять решение, за которое её не простят — ни Вонгола, ни Вария, ни она сама. Возможно, не простят — потому что в обмен она сможет изменить мир. Безымянный палец обожгло так сильно, что запахло жареным мясом. Тсуна почувствовала, что горит — и рухнула вперёд, в единственную верную дверь. — …твою мать! Оживай же, херова Блестяшка! — Босс, кольцо горит! — Вижу я! А ещё она висит в воздухе, с Пламенем во лбу, так что я блядь не могу заниматься ещё и этим! Луссурия, Мармон! — Ничего не могу поделать, Босс. Ожог залечу, хотя шрам останется — но её сознание… — Стоп — рухнула! Тсуна с превеликим удивлением обнаружила, что её держит Занзас. Он зачем-то вцепился в её бедра, словно предлагал дотянуться до потолка и помочь с проводкой — но сейчас он осторожно перехватил её за талию, опуская ниже. Глаза почему-то не открывались, но Тсуна всё равно разлепила их — чтобы улыбнуться и прошептать: — Я всё сделала. Ноно не выберет меня в Дечимо. То, что происходило дальше, она не особо помнила — Хибари Тсунаеши потеряла сознание под отборный итальянский мат.