Героиня второго плана

Тсуна медленно приходила в себя на мягкой, незнакомой кровати, испытывая острейшее чувство дежавю. Серьёзно, почему она всё время падает в обмороки, теряет сознание и всё в таком духе? Что за вульгарное клише, по неведомой причине пришедшее в её жизнь? Сможет ли она когда-нибудь принимать важные решения, не теряя реальности? Наверное, нет. Или, быть может, всё прекратится, когда она научится пользоваться Пламенем? В этот раз она лежала в довольно уютном месте — коралловые стены, много милых вещей, обилие мебели и уже знакомый павлин, от манипуляций которого по телу расползалось приятное тепло. Тсуна осторожно приподняла голову и погладила птицу по голове — животное из коробочки ластилось, как кошка. Надо же, перья гораздо жёстче, чем у хибёрдов, и будто пропитаны жиром. Неужели все птицы так сильно отличаются? Или тут вопрос в том, что некоторые живые, а другие из коробочки? Но, чисто технически… — О, ты очнулась! Отлично. Не дёргайся, ты ещё очень слаба. Ты вовремя — если всё в порядке, мы успеем к Ноно. Луссурия нежно ворковал, склонившись над ней, как любящая бабушка. Павлин устроился поудобнее, махнув своим хвостом, и солнечное тепло усилилось. Тсуна пару секунд лежала, не двигаясь, а потом открыла рот, собираясь объяснить, что произошло. Луссурия, заметив её манёвр, нежно улыбнулся и приложил палец к чужим губам. — Тс-с-с. Побереги силы — Босс уже знает, что ты пришла в себя. И оправдываться ты тоже будешь перед ним. У тебя ещё минутка, милая, так что советую заготовить речь. Босс в ярости. Если не будешь убедительной, то он, скорее всего, тебя убьёт. Всё-всё, лежи-лежи. Кажется, это именно то, чего хотел добиться Найто Лонгчемп, строя из себя дебила. Тсуна не могла не впечатлиться мастерству — слова, сказанные с мягкостью и заботой, перепугали её до смерти. А эта мягкость? Лучистая улыбка? Руки, с невероятной чуткостью поправляющие одеяло? Все элементы, которые должны успокаивать, но на деле только наводят жуть? Боги и демоны, верните ей орущего Сквало! Как и сказал Луссурия, Занзас появился буквально через минуту. Ногой выбил дверь, влетел, полыхающий от ярости, с развевающейся курткой на плечах и запахом палёного мяса. Тсуне даже не нужна была интуиция, чтобы понять — этот человек в бешенстве. — Мусор? Луссурия сразу отступил на пару шагов, незаметно придвигая стул поближе к её постели. — Повреждений нет, ожог я залечил. Мышцы в порядке, органы в порядке, слабость скоро пройдёт. Что с Пламенем, вы и сами видите. Занзас махнул рукой, показывая, чтобы Солнце заткнулось, и приземлился на жёсткое сидение, заставляя Тсуну поближе взглянуть на полные ярости глаза. К удивлению, в состоянии бешенства Занзас был удивительно тихим — хотя, очевидно, всё в любой момент могло обернуться огненной бурей. — Это что за хуйня вчера была, Блестяшка? Тсуна завозилась на слишком мягких простынях, а потом снова открыла рот, собираясь начать. Занзас резко придвинулся ближе, заставляя оставить слова в глотке, и медленно вытащил пистолет из кобуры на бедре. — Прежде чем ты начнёшь, помни — только прошлые, блядь, заслуги отделяют тебя от статуса «мусора», Блестяшка. Так что хорошенько подумай о своих словах. Конечно, он её не убьёт. В будущем, которое она видела, не было варианта с её убийством — только это не давало Тсуне запаниковать окончательно. Интуиция слабо трепыхалась где-то на самом дне, не желая помогать, а в теле действительно чувствовалась определённая слабость. И этому человеку она собиралась что-то говорить? Боги и демоны — только милые улыбки, в ответ на любые оскорбления, если она не хочет обнаружить собственные мозги на ближайшей стене! Так, ладно — нельзя молчать вечно. Она сегодня не умрёт, у неё приказ быть честной, а Занзас, несмотря ни на что, не поддастся минутному порыву. С такими мыслями Тсуна медленно села и выпрямилась, складывая руки на коленках, как примерная школьница. На ней была новая ночнушка, гораздо более открытая и эротичная, чем предыдущая, но это неважно — сейчас она не в том положении, чтобы краснеть и смущаться. Занзас медленно откинулся на спинку стула и положил ногу на ногу — самое время говорить. — Я изменила будущее. Как я уже говорила, в этом суть моих способностей — я вижу вероятности того, что может произойти, и при определённых обстоятельствах могу выбрать то, что меня устраивает. С помощью кольца, которое ты мне выдал, я изучила несколько десятков возможных вариантов развития событий, и выбрала идеальное для наших целей. Человек-вулкан, сидевший на стуле, воплощал собой скепсис. — Да ну? Не поддавайся, Тсуна. Сохраняй ясность мысли и безразличное выражение лица, делай вид, что уверена в своих словах, даже если внутри вся дрожишь от ужаса. Он сам тебе это говорил, верно? В Мафии ты склоняешь голову только перед своим Боссом, а Эспозито Занзас — не твой Босс. Ну же, Тсуна — ты уже делала нечто подобное раньше, помнишь? И неважно, что тогда всё очень плохо кончилось. — Именно. Вонголе нужно моё Пламя — в той вероятности, которую я выбрала, они ни за что не смогут его получить. Это единственный вариант, в котором я не становлюсь Дечимо и мы не развязываем войну, потому что я просто не становлюсь наследницей, сохраняю относительную свободу передвижения и могу пользоваться интуицией. Идеальное решение. Почему рядом с Занзасом всегда так жарко? Воздух наполнен теплом, он густой, как при пожаре. Мужчина усмехается и снова подаётся вперёд — Тсуне кажется, что это сейсмические толчки, предшествующие извержению. — А я знаешь, что я вижу, Блестяшка? Полудохлый труп, живой только потому, что у меня в Варии охуительное Солнце. И калеку, перекрутившую своё Пламя так, что оно, блядь, даже не похоже на Небо. Ты вообще уверена, что оно ещё живое, а? Что сможешь и дальше пользоваться своей мистической хуйнёй? Не бояться. Смотреть в жерло вулкана и не бояться. Это не Япония, где покорность значит уважение. Здесь ценят силу — если отведёшь взгляд, это будет расценено, как слабость. Смотри прямо, Тсуна — даже не моргай. — Уверена. Да, прямо сейчас я с трудом могу пользоваться интуицией — но в этой вероятности она сохранилась, и я чувствую, что она скоро вернётся. Благодарю тебя и твоё Солнце за спасение, но не понимаю сути претензий. Ты дал мне кольцо, пожелав, чтобы я что-то сделала. Я сделала всё, что могла, и ручаюсь за результат. Что, Боги и демоны, тебя не устраивает? Занзас на долю секунды замер, и Тсуна успела испугаться, что он вышибет ей мозги. Она перегнула? Не должна была такое говорить? Не должна была поддаваться его Пламени и огрызаться? Когда глава Варии полыхнул, поджигая шторы, и начал орать, Тсуна облегченно перевела дух — он спрятал пистолет обратно в кобуру. — Блестяшка, мать твою — когда я говорил о том, чтобы ты что-то сделала, я не имел в виду «героически сдохнуть ради хуй знает чего»! Вария не берётся за невыполнимые задачи, Вария просчитывает риски — так что думай, блядь, своей башкой, и не твори хуйню, ёбаная камикадзе! Он замолчал, ожидая реакции, потом что-то прорычал и откинулся на спинку стула, вытягивая вперёд ноги. Тсуна явно услышала что-то вроде «Эта женщина меня в гроб загонит, мне необходимо выпить», после чего на свет появилась небольшая фляга, к которой он сразу приложился. Девушка, разумеется, молчала, пристально смотря на человека напротив. Кажется, вулкан успокоился, и катастрофа миновала. По крайней мере, на этот раз. — Значит, ты гарантируешь, что старик не сделает тебя наследницей? И что ни один делец Вонголы не сможет распечатать твоё Пламя, но при этом за тобой останется Гиперинтуиция? Тсуна кивнула, не теряя серьёзности. Глаза щипало, но она запрещала себе моргать — если уж идти по этому пути, то только до конца. — Абсолютно. Если нет, можешь пристрелить меня на месте. Занзас мрачно глянул на неё, но девушку уже было не испугать — буря миновала, это всё тот же относительно дружелюбный Занзас, который кидается стаканами в подчинённых, но не вспарывает их животы. — Ловлю на слове. Одевайся, сейчас пришлю мусор со шмотками. У нас полчаса, чтобы выдвинуться в Вонголу, и хуй знает, сколько мы там проторчим. Это к лучшему — твоя комната насквозь провоняла, дышать невозможно. Тсуна изумлённо моргнула — Боги, как же щипет! — и склонила голову на бок, совершенно не понимая, о чём речь. Занзас, видя её недоумение, посчитал нужным пояснить: — Твоё Пламя. Его слишком много, оно в стенах, в мебели, даже просачивается в коридор. И оно такое… такое… блядь! Несмотря на обвинения, Тсуна явно уловила смущение и немного детскую обиду. Занзас, видимо, совершенно не хотел об этом говорить — он вскочил и вылетел за дверь, не потрудившись попрощаться. Новоиспечённая Хибари широко улыбнулась. Что, глава Варии, понял теперь, каково ей было жить в этом пропитанном тобой особняке? Баш на баш, как говорится. Теперь будем страдать вместе. Сквало появился удивительно быстро, принеся ей пакет с вещами. И, к ужасу Тсуны, там действительно было нижнее бельё — трусы и идеально подходящий лифчик. Жёлтые. В чёрную точку. Идеально сочетающиеся с юбкой-комбинезоном, футболкой и гольфинами. Как только она это поняла, то дико покраснела — и надо было слышать, как же он над ней ржал. Несмотря на то, что она сама выбрала эту юбку, ощущение было странным. Чёрная футболка, идеально облегающая тело, чёрная юбка с ярко-жёлтыми подсолнухами на подоле, жёлтые, цветастые гольфины и балетки с блёстками — из неё делали милую девочку-припевочку, чистый «каваий». Сквало даже две резинки притащил, для хвостиков — Тсуна не была готова позориться настолько сильно, так что заплела одну косу. Она и так выглядела на тринадцать или четырнадцать — два хвостика превратили бы её в бегающую за бабочками малолетку лет двенадцати. Образ невинного цветочка это, конечно, хорошо — но ей потом этим людям в глаза смотреть и дела вести. К тому же, это просто глупо, ведь у неё никогда не получалось быть милой. Вот зрелой, нагоняющей жути женщиной — это всегда пожалуйста, дайте ей офисный костюм или кимоно. Но, разумеется, она ничего не возразила. Это план Занзаса, ей надо сидеть и помалкивать, играя свою роль и мотая на ус. Они ехали в колонне джипов, словно созданных для того, чтобы давить людей. Тсуна, разумеется, оказалась рядом с Занзасом, и их внешний вид настолько не сочетался между собой, что, вздумай их остановить полицейский, возникли бы неприятные вопросы. Но, видимо, Вария пользовалась особыми номерами, потому что вопросов к тонированному джипу не возникло. Сквало, сидевший за рулём, привёз их к очередному особняку — монструозному, огромному, с фонтанами. Что же, она начинает привыкать к тому, что Мафия всегда мыслит масштабно. В отличие от Варийского, созданного в форме кирпича, Вонгольский особняк занимал гораздо больше места. Центральная часть здания была идеально круглой, с огромным куполом, а к нему были пристроены два крыла, нависающих над центральным входом. Тсуна не видела, что было за этим сооружением, но была готова поклясться, что на территории есть ещё несколько дворцов, размером поменьше, которые банально скрываются за главным зданием. При этом, здесь не было варийской свободы — им пришлось высадиться у ворот, чтобы медленно идти по огромной территории по асфальтированной дороге, вдоль которой стояли люди в чёрных костюмах. Кажется, расстояние между ними не превышало шага — Тсуна даже проверила это предположение, не в силах до конца поверить в реальность происходящего. Боги и демоны, Вария действительно в силах взять штурмом такое место?! Охрана была абсолютно везде — на входе, где их прогнали через три металлоискателя, на центральной лестнице, на каждом этаже, даже внутри лифта (Боги и демоны, у Вонголы был собственный лифт!). Тсуна, прямо сказать, в ужасе жалась к Занзасу — тот совершенно не возражал, скалясь всем и каждому, будто собирался устроить кровавую бойню. Их привели к огромным дверям, после чего Варийцам было приказано остаться на месте. Сквало тут же начал орать, что-то кому-то доказывая, а Занзас поймал Тсунин взгляд и кровожадно ухмыльнулся, одними губами произнося: «Удачи, Блестяшка». Ну, удачи, так удачи. В этот раз её привели в гостиную — в огромную гостиную с окнами во всю стену, из которой открывался шикарный вид. Уютное место в охотничьем стиле — оленьи рога, шкура животного, деревянные стены и куча мелочей вроде курительной трубки. Спиной к окнам, лицом к двери — широчайший диван и два кресла, диван занят семью стариками, которых она видела в Пространстве Вероятностей. В левом кресле — человек, которого она не хотела видеть, но который упорно отравляет её жизнь. Савада Иемитсу, собственной персоной — как будто он мог пропустить такое зрелище. В правом — тот, от кого она с успехом скрывалась шесть лет. Реборн, странный ребёнок, который в любую секунду мог стать причиной всех её несчастий. Лицом к окнам, спиной к двери — диван поуже, совершенно пустой. В воздухе пахнет Туманом — это смуглый мужчина с седым хохолком наполнил комнату своим Пламенем, убирая языковой барьер. Они не знают, что она знает итальянский? Они не хотят её пугать? Проверяют? — Садись, Тсу-чан. Старик с усами мягко улыбается, источая дружелюбие. Тсуна тяжело сглатывает, прежде чем обойти диван и осторожно сесть, комкая в кулаках дурацкую юбку. Она чувствует это — чужое Небо, чужое Солнце, чужой Ураган, чужую Грозу. Чувствует чужое Облако — она очень хочет спрятаться в нём, чтобы убежать от горного, смутно знакомого Пламени. Она не хочет, чтобы эти люди прикасались к ней своим Пламенем — она чувствует себя так, будто стала жертвой приставания в автобусе, а извращенец, словно в издёвку, старается быть нежным. Она безумно хочет отшатнуться от них. Она заставляет себя остаться на месте — Занзас ей все уши прожужжал, пока они ехали сюда. Девочка-припевочка, сама невинность, ясно? Пусть думают, что она ничего не умеет. Пусть думают, что у неё нет Пламени. — Знаешь, кто я? Они все очень старые. Уставшие, вымотанные, выгоревшие почти до тла. Они понимают, что пора на покой, и ищут замену — они всё ещё чертовски сильны и чертовски опытны, и лишь полный идиот будет сбрасывать их со счетов. Тсуна молчала, борясь с комом в горле. Старик напротив грустно улыбнулся — он, конечно же, точно знает, что она чувствует. - Меня зовут Тимотео, и я являюсь Боссом Девятого Поколения Вонголы. Рядом со мной мои Хранители, а этот ребёнок в кресле — Реборн, хороший друг семьи. Думаю, Занзас рассказывал тебе о Пламени и Вонголе, Тсу-чан? Тсуна резко кивнула, сильнее стискивая кулаки. Вокруг плавала смесь из Солнца и Дождя — Хранители пытались её успокоить, но только подливали масла в огонь. — Расскажешь о себе, Тсу-чан? Что же, выхода нет — она не сможет молчать вечно. То есть сможет, конечно, но это ничего им не даст. Следовало выдать всё, что требовалось, и так, как было нужно им. Занзас вбивал ей в голову инструкции, но не заставлял зубрить текст, так что у неё была возможность немного импровизировать. Тсуна на секунду прикрыла глаза, собираясь с мыслями, потом вскинулась, как бунтующий подросток, и начала говорить. — Особо нечего рассказывать. Хибари Тсунаеши, родилась четырнадцатого октября, ушла из дома в тринадцать, вышла замуж прошлым летом. Жила в Намимори, состояла в Дисциплинарном Комитете — когда наш лидер исчез, отправилась его искать. Конец истории. Боги и демоны, это стоило сказать — как минимум ради того, чтобы увидеть, как побледнел, а потом покраснел Иемитсу. Тсуна была готова часами любоваться на палитру чувств, отразившихся на его лице. Ужас, шок, неверие, растерянность — интересно, он раньше терял лицо при таком количестве народа? — Ты… Когда ты… Тебе всего семнадцать! Тсуна усмехнулась, с величайшей радостью добавляя яда в голос. Ей можно, она обиженный подросток, у неё юбка с подсолнухами. — Надо чаще бывать дома, папочка. И меньше трахаться с испанскими шлюхами, изменяя маме. Сколько длился ваш брак, когда на свет появился мой братик? Больше двух лет? В помещении ощутимо похолодало, Иемитсу вздрогнул, а дон Тимотео очень по-Занзасовски скосил на него глаз. В воздухе вдруг появилось стекло — целое, не битое, но знакомое настолько, что Тсуна задрожала от внезапной догадки и ужаса. — Это правда? И тут же, не давая толком ответить: — Правда, что на моё место сядет твой бастард? Тсуна не смогла удержаться, добавила: — Правда-правда. А ещё я старше на пять месяцев, так что мамочка уже была беременна, и он это знал. Интуиция вопила, что вероятность мгновенной смерти Иемитсу подскочила до одного к двум. Ноно бушевал, сжимая в пальцах свою трость, его Хранители бушевали вместе с ним. Консильери походил на рыбу, попавшую в сети — хватал воздух, нервничал, пытался найти слова. И, видимо, от растерянности сказал правду: — Но она девочка! Тсуна вдруг напряглась, чувствуя, как к глазам подступили слёзы, и сделала всё, чтобы отец не понял, как сильно её задели эти слова. Ну конечно. Годы игнорирования, глупые отмазки, редкие звонки, нездоровый ажиотаж вокруг бастарда — просто потому, что она девочка. Хранительница очага, врождённая домохозяйка, бесполезный хвост. Девочки не могут держать меч, девочки не могут идти по стопам отцов, девочки ничего не добьются — девочки мило улыбаются, моют полы и готовят еду, обращаются к мужу на «Вы» и не лезут в его дела. Конечно, она знала всё это — да и, сказать по правде, не особо хотела отступать от традиционной модели семьи. Она всегда знала своё место — она жила в мире, где всё до зубовного скрежета очевидно. Но слышать в лицо, что тебя считают грязью только из-за того, что ты родилась не с тем набором хромосом, но видеть, как твоя мать прислуживает твоему незаконорожденному брату только потому, что он «правильного» пола, но понимать, что отец даже сейчас считает её бесполезным балластом, не способным даже… Больно, Боги и демоны. Она не ожидала. Температура в комнате опустилась ещё сильнее, вероятность мгновенной смерти Иемитсу достигла отметки один к одному. Хранители напряглись, готовясь к атаке, Ноно полностью повернул голову к своему Внешнему Советнику. — Моя мать, Вонгола Оттавио, была женщиной. Тсуна замерла, чувствуя, что будущее раздваивается. Интуиция мерно переливалась, показывая разные картинки, пока хозяин криминального мира раздумывал, стоит ли уничтожать собственного Консильери за его ошибку. Она видела, как он взвешивает все за и против, как мерно покачиваются чаши весов, и как будущее меняется в зависимости от его мыслей. Жаль, что у неё почти нет интуиции, жаль, что на пальце нет кольца — она очень хотела понять, что сулят ей оба варианта. Дон Тимотео отвёл взгляд и мягко улыбнулся, снова превращаясь в милого дедушку с усами. «Нельзя пугать невинного ребёнка» — мысль, спасшая жизнь Саваде Иемитсу. Надолго ли? Никто не знает. Напряжение спало, температура вернулась в норму — странный ребёнок Реборн задумчиво теребил прядь волос, любовно уложенную в завитушку. — Мигель никогда не рассказывал о тебе, Тсу-чан. Дальнейшее время превратилось в настоящий Ад. Тсуну потрошили, как могли, а она вертелась, стараясь правдиво отвечать на все вопросы, не выдавая особенностей своего Пламени. Занзас настоятельно рекомендовал чередовать злость и испуг — Тсуна окончательно скатилась во второе. «Как ты жила?» «Когда познакомилась с Мигелем?» «Не чувствовала ли себя странно?», «Не снилось ли, что ты горишь?» — ей приказали отвечать правду, и она подробно рассказывала, на ходу изворачиваясь так, чтобы вычеркнуть интуицию. Рассказывала про сон, в котором она была кольцом, про рёбра, переломанные Сузуки Адельхейд, про то, как увидела, что отец привёл к ним своего бастарда, и как поняла, что не желает оставаться в этом месте. Про Комитет, про встречу с Фонгом и про Кёю — о, она совершенно не могла нормально рассказывать про Кёю! Щёки сразу вспыхивали, голос начинал дрожать, и она сворачивала с темы — настолько неуклюже, что над ней можно было издеваться. О том, кто рассказал ей про Мафию, она не произнесла ни слова — на секунду позволила себе стать серьёзной, заглянула в глаза Ноно: «Я прекрасно знаю, что сделают с моими информаторами». И, конечно, сразу разорвала контакт, снова становясь маленькой, дрожащей девочкой, которая совершенно не хочет находиться здесь. Нет у неё никаких клыков, видите? Она ничуть не лучше своего никчёмного братца. Чужое Пламя лезло всё глубже. Забиралось под одежду, уходило под кожу, прикасалось, оставляя следы. Лезло туда, куда не просят, топталось по внутренностям, вызывало чувство гадливости и отвращения. Извращенцы из автобуса стали смелее, а она должна терпеть, ни в коем случае не показывая, что она может сопротивляться и знает, что именно лезет под её юбку. Хуже всего было с Солнцем — не от Хранителя, а от Реборна. Он сновал вокруг её Пламени, провоцировал, прикасался так и эдак, пытался подлезть, поддеть наросшую корку, увидеть то, что превратило бы её в Вонголу Дечимо. Он, казалось, исследовал каждый уголок её Неба, он везде оставил свои следы — как только Тсуна выйдет отсюда, наплюёт на всё и закутается в Занзаса. Плевать, что она опять потеряет связь с реальностью — только магме Кагуцути под силу выжечь все эти чужие следы. Ну давай, заканчивай уже — убедись, что момент упущен, и ничего нельзя сделать. Ты ведь знаешь, верно? Вы все знаете. Смирись, Вонгола — чуда не будет. Наконец, Реборн вздохнул и покачал головой, привлекая всеобщее внимание. Ноно тут же вскинулся, с надеждой рассматривая странного ребёнка — малыш в костюме выглядел по-взрослому мрачно. — Безнадёжно. Это чистое, чистейшее Небо, но без должного обучения оно было полностью уничтожено. Такое иногда случается, если не найти носителя вовремя. Ещё пару лет назад положение можно было исправить, но… Тсуна чувствовала её — сгущающуюся кашу из сочувствия, разочарования и жалости. С наслаждением втягивала носом, купалась, была в шаге от того, чтобы обмазаться ей, как гелем для душа. Да — она безнадёжна, настолько, что не стоит даже тратить силы на лечение. Давайте, вы сами упустили свой самородок, по вине одного ублюдка — теперь уже ничего не изменить, так что наплюйте и оставьте её в покое. Завядший цветок, сгнившее яблоко — вы же не собираетесь всё время держать перед лицом своё величайшее разочарование? — Талбот? Верде? Фонг? Вендиче? Вонгола Ноно не собирался сдаваться. Видимо, это кровь Примо — безумная, бессмысленная вера в чудо, слепая уверенность, что выход есть всегда. Давай, ты можешь попытаться — тем больнее будет понимать, что ничего не получится. Время упущено, карета стала тыквой — просто выпусти её уже отсюда. Реборн потёр переносицу и помотал головой. — Можно попытаться, конечно, но я не думаю, что они помогут. Ещё никому не удавалось пробудить настолько искорёженное Пламя. Скорее, попытки приведут к смерти носителя — гарантирую, что девочка не переживёт встречи с Вендиче. По поводу остальных можно подумать — Фонг видел её до того, как Пламя стало…таким, и может что-то сделать, Талбот работал с кровью и Пламенем самого Примо, так что можно подступиться с этой стороны. Верде… боюсь представить, какую цену он затребует, и что сделает. Вы не хуже меня знаете его методы. Ноно кивнул, принимая информацию к сведению, а Тсуна безразлично пожала плечами, как бы говоря: «делайте, что хотите, только отстаньте от меня». Слова про возможную смерть её не пугали — она видела, что выживет, и что у них ничего не получится. Всё идеально — нет смысла сидеть и трястись. — А так что скажешь? Реборн снова прошёлся по ней своим Пламенем, будто облизывая с головы до пят. — Потенциал есть. Было бы Пламя, цены бы не было — но и тут найдётся, с чем поработать. Хотя это не очень хорошо с твоей стороны, Тимотео — вешать на меня сразу двоих детей. Тсуна замерла, внезапно понимая, что всё идёт не по плану. Так, нет-нет-нет, так дело не пойдёт! — Я не буду учиться у Реборна! Меня будет учить мастер Фонг! Ноно мягко улыбнулся, излучая дружелюбие. — Тсу-чан… — Ничего не знаю! Я видела, как этот человек обращался с Мигелем, и совершенно не желаю проходить через этот кошмар! Меня уже травили в начальной школе — спасибо, не понравилось! А мастер Фонг уважает чужое пространство, не заставляет людей бегать в одном нижнем белье, не бросает их в реки с обрывов и не унижает при друзьях. К тому же, мастер Фонг нравится Кё-сану, и… Тсуна замолчала, услышав чужой скрип зубов и ощущая всплеск горного Неба. — Я, знаешь ли, очень хочу поговорить с этим твоим «Кё-саном». Дон Тимотео угрожающе покосился на Иемитсу, который до этого сидел тише воды, ниже травы. В этот раз мужчина не выглядел виноватым — он выпустил Пламя, наглядно показывая, за что стал Внешним Советником, и гневно произнёс: — Я всё понимаю, Босс. Свою ужасную ошибку, сделанную под влиянием моих предубеждений, свою слепоту и никчёмность, как отца. Но даже если так, даже если Тсуна не хочет признавать этого — я действительно её отец, и я волнуюсь за неё. Поэтому, пожалуйста… Тсуна уже заготовила язвительную тираду относительно волнения её дорого папочки, но этим словам не было суждено прозвучать. Ноно внезапно успокоился, благосклонно кивнув, и Савада Иемитсу вскочил со своего места, зычно крикнув: — Приведите сюда этого «Хибари Кёю»!