Героиня второго плана

Наверное, каждому знакомо ощущение кошек, скребущих на душе. Такое мерзкое, мелочное, когда вроде ничего не произошло, а почему-то обидно. Ну, например, когда человек хочет сделать тебе приятное и дарит конфеты любимой марки, но не того вкуса, или когда любимую жвачку снимают с продажи — или если у тебя есть тесная сплочённая компания, а тут внезапно выясняется, что они договорились и сходили в кино без тебя. И, казалось бы — никто никому ничего не должен, и люди вполне могут хорошо проводить время и без тебя, да и ты терпеть не можешь кинотеатры и всё равно ни за что не пошёл бы на этот конкретный фильм… но всё равно обидно, верно? Когда Тсуна увидела, кто именно является Хранителями Десятого Поколения Вонголы, она испытала это чувство. Правда, в миллион раз сильнее. Они все были здесь. Хулиган-Гокудера, когда-то признавшийся ей в любви, Сасагава Рёхей, лечивший её после двух украденных дней, Ямамото Такеши, сменивший биту на катану, мелкий Ламбо и даже Хром Докуро из вражеской Кокуё. Рядом с последней, кстати, скалился единственный незнакомец — нахальный Туман, вызывающий в Кё-сане желание сравнять его с землёй. Это явно личное, очень личное — Тсуна осторожно пригнулась, готовясь в любой момент уйти с линии удара. Ну, а в центре, конечно же, Савада Мигель — с теми же несчастными глазами, полумёртвым, медицинским Небом и чертами лица, слишком похожими на её собственные. Познакомить бы тебя с её любимым шокером… Все присутствующие, конечно же, всё знали. Боги, это было очевидно — она ведь сама говорила Фонгу, что чувствует в них Пламя, она знала, что они водятся с Мигелем и исчезают одновременно с ним. Чёрт возьми, они даже пропали вместе с Хибари-доно! Но, почему-то, она и подумать не могла, что Хранителями окажутся её знакомые и друзья. Знала, что Кё-сан ушёл в Мафию, знала, что Мигель стал наследником, знала, что предок Ямамото был в Италии, и всё время с момента их знакомства звала Гокудеру «итальянским хулиганом», видела, что Сасагава знаком с Шамалом и подозревала Докуро в причастности к краже двух дней жизни — но картинка не складывалась, пока её не ткнули в неё носом. Чёрт, Хром спрашивала, знает ли она Кёю! Парни общались с ребёнком по имени Реборн! Как она могла оставаться такой дурой?! Родной, до боли родной Дождь осторожно просачивается под облачную завесу, нерешительно прикасаясь к её руке. Такеши, конечно, хочет её успокоить — хочет понять, как она себя чувствует, что ей пришлось пережить и не слишком ли она нервничает. Эта забота причиняет боль, но Тсуна запрещает себе обижаться. В голове само собой всплыло давнее обещание, то самое, что она дала при их расставании. В конце концов, только Ямамото Такеши был с ней честен. Тсуна широко улыбнулась и бросилась через комнату, прыгая на шею к бейсболисту — не сомневаясь, зная, что поймает, что улыбнётся и прижмёт к себе. — Такеши-кун! Её бывший парень, конечно же, не подвёл — вскочил, распахнул объятия, поймал и немного покружил. Они оба искренни в этот момент — Тсуна действительно чертовски рада его видеть. Их бурная встреча будто разбила лёд всеобщего отчуждения — как только Такеши-кун поставил Тсуну на пол, её сразу же сгрёб Рёхей. — Экстремально рад тебя видеть, Тсу-чан! А я давно говорил Хибари, что тебе пора перебраться к нам! Подростки, добровольно ушедшие в Мафию, обступили её со всех сторон, галдя так, словно они всё ещё были в Намимори. Остальные тоже обняли её. Гокудера сделал это максимально неуклюже и нерешительно, Хром бормотала бессмысленные благодарности, а Ламбо-сан обслюнявил ей всю футболку и выдал конфетку — малиновую, потому что «фсё рафно не фкусно». Незнакомец, до жути похожий на Докуро, тоже попытался присоединиться — его встретили тонфа, чужая жажда убийства и ласкающее слух «назад, мерзкое травоядное». И всё могло бы закончиться битвой, если бы добродушный Рёхей не бросился их разнимать, крича бессвязный бред про честный спорт и отсутствие кровопролития. Тсуна, сказать по правде, была за то, чтобы чья-нибудь кровь всё же пролилась — она так давно не видела, как Кё-сан избивает людей до смерти, что внезапно обнаружила, как ей этого не хватает. Правда, долго думать об этом не получилось — друзья обступили её со всех сторон, наперебой рассказывая последние новости. О том, что Рёхей благополучно поступил в мед, Ламбо снова живёт с мамой, а второго Туманника зовут Рокудо Мукуро. Тсуна даже не могла ничего сказать, так много всего надо было услышать. Мигель нерешительно мялся где-то на периферии. Тсуна чувствовала его вину, ужас и дикую надежду на то, что его план удался, и она теперь первая претендентка на место Вонголы Дечимо. Не-а, дражайший братец — всё было напрасно. Она кровожадно улыбнулась, собираясь высказать Мигелю всё, что она о нём думала, но Хранители этого не допустили. Они будто почувствовали её намерение и моментально вмешались, обступив со всех сторон. Дуэлянты синхронно повернули головы, Рёхей, стоявший между ними, тут же покинул свой пост, бросаясь к Тсуне. — Вообще, я удивлён, что ты так хорошо всё восприняла. Мы думали, ты устроишь жёсткий экстрим! Обида, так тщательно спрятанная за радость, снова подняла голову, и Тсуна подошла поближе к добродушному боксёру. Эх, какое же у Сасагавы классное Солнце! Гораздо лучше, чем у Луссурии, Хранителя Ноно или, упаси Боги, Реборна. Никаких примесей, никаких неприятных ассоциаций — тёплое, летнее солнышко, в лучах которого так здорово нежиться по утрам. Тсуна мягко улыбнулась, понимая, что все вокруг затаились в ожидании её ответа. — Не хочу врать — сначала мне было больно от того, что вы ничего не сказали мне. Но я понимаю, почему вы так поступили. Никто не рассказывает о Мафии на каждом углу — вам и нельзя было, наверное? Всё нормально. Как я могу обижаться, если на вашем месте поступила бы также? Тем более… Слова «мы были не в тех отношениях, чтобы про такое рассказывать», комом встали в глотке. Тсуна, сказать по правде, вообще забыла, что собиралась сказать — потому что в дверях стоял запыхавшийся и совершенно реальный Кусакабе Тетсуя. То, что её интуиция вырвалась из-под контроля, не было замечено исключительно за счёт удушливой Ки. Тсуна не обращала на это внимания — мозаика снова менялась, показывая новые заполненные места. — Вон отсю… — Ты всё знал, Кусакабе. Ты знал с самого начала. Конечно, ну конечно. Кусакабе изменился после исчезновения Кё-сана, Кусакабе отдалился от Комитета, Кусакабе не пришёл на общее собрание и не предложил ей пожить у него. Кусакабе несколько лет заводил разговор о том, чтобы она покинула Комитет, Кусакабе называл Кё-сана «Кё-саном». Когда Тсуна оставалась за главную, Кусакабе тоже пропадал — потому что он давно знал о Мафии и помогал Кё-сану с её поручениями. — Ты должен был сказать мне. Ты должен был, Кусакабе! Они были друзьями, они были коллегами — они чёрт подери, решали проблемы Комитета вместе! Как он мог не сказать, что Кё-сан уже связался с плохой компанией, как мог не поделиться, что они уже по уши вляпались в криминал? Кусакабе тяжело дышал, упираясь руками в колени — должно быть, он бросился бежать, как только узнал, что она здесь. — Да ты не должна была ничего знать! И из Японии уезжать не должна была! Ты зачем это сделала?! Как он смеет? Как он может говорить об этом? Он не умирал несколько месяцев, отравляемый своими чувствами, он не метался по Японии, запертый в клетке неизвестности — он не жёг мосты, понимая, что уходит в неизвестность. — Сделала что? Спала по два часа в сутки, чтобы нам было, чем питаться в Италии? Выкрала мамины украшения? Продала своё фурисоде?! Да если бы я хоть что-то знала, ноги б моей тут не было! Если бы она знала, что Кё-сан жив и здоров, она бы не нервничала так сильно. Если бы ей сказали, что он отправился в криминальный мир, она смогла бы это пережить. Если бы она знала, что он вернётся, она бы дождалась. Кусакабе не обладал внутренним Пламенем, он не стелился, не бушевал и не горел — но Тсуна всё равно ворвалась в его душу, улавливая обрывистые картинки. Это правда? Боги и демоны! — Ты не должен был мне рассказывать. Ты был обязан сделать это! Тсуна чувствовала это. Кусакабе злился, и его злость звучала не бессвязными выкриками, а вполне конкретным «я сделал всё, чтобы она не попала сюда!». Он злился, что тайное стало явным, злился, что он пошёл на предательство, чтобы спасти её, а она не пожелала принять эту жертву. Он чувствовал это так ярко, что у Тсуны перехватывало дух, а пальцы шевелились, будто перебирая ключи. «Я оставил тебе дом» — сказал ей Кё-сан. «Я хочу её спасти» — с отчаянием желает Кусакабе. Два кусочка мозаики крутятся, сходятся, соединяются и встают на место. Он был тем, кому Хибари поручил ввести её в курс дела. Он знал обо всём. -…я люблю тебя, Тсу-чан! Люблю, слышишь?! Люблю и хочу защитить! Как я мог допустить, чтобы ты вляпалась в Мафию? Как мог не спасти от такой участи?! Ты должна быть счастлива, Тсу-чан, понимаешь? Жить нормальной жизнью, с мужем, с детьми… Он что-то говорил, но Тсуна не слушала. Он знал — знал и должен был сказать. — Это о тебе говорил Кё-сан? О том, что ты должен был рассказать мне про дом и деньги? Парень нервничает, он возбуждён и активно жестикулирует. Он ищет поддержки в её глазах, его слова звучат расстроенно и жалобно. Тсуна смотрит — смотрит, не моргая. — Это для твоего же блага, Тсу-чан. Мы потратили несколько часов, убеждая Главу в том, что он не должен говорить тебе — потому что ты не должна была узнать. Никогда. Подумай, ну подумай — зачем тебе криминальный мир? Я-то ладно, но ты? Ты же лучшая ученица нашей школы, красавица, у тебя хорошая работа — зачем тебе ломать свою жизнь, опускаясь до участи уголовника? Вот как. «Мы». Значит, их было несколько. Спасибо за информацию, Кусакабе Тетсуя — потому что она найдёт всех. Спасибо — и прощай. Чужая Ки душит, забирается глубоко в гортань и нос. Вместо цели впереди — фиолетовая рубашка прямо перед глазами. Одна рука прижимает её к тёплому телу и гасит инерцию — её поймали, когда она рванула вперёд. Другая чертовски больно сжимает её запястье, выкручивает — пытается заставить её бросить нож, подаренный Бельгефором. Её добыча слишком громко дышит в повисшей тишине, а родная Ки окружает плотным коконом, не пуская её интуицию в мир и не давая миру прикоснуться к ней. Полная изоляция, полный контроль — стальные глаза, рассудительное и спокойное: — Не стоит начинать вот так, Зверёк. Лучше дождись Фонга. Убийство на эмоциях не сравнится ни с чем — но только если ты сознательно позволяешь себе потерять контроль. Прямо сейчас это ни к чему не приведёт. Кё-сан ещё мгновение вглядывался в её глаза, убеждаясь, что она услышала — а потом обернулся к шокированному Кусакабе. Облако взметнулось, на секунду показывая всю гамму чувств, бушевавших в Хибари — жажду убийства, дичайшую ярость, презрение и ненависть, вызванные признанием. — Вон отсюда, я сказал. Парень задрожал, понимая, что только что избежал смерти, придушенно икнул и вылетел за дверь. Тсуна ещё несколько секунд следила за местом, где он стоял, а потом вдруг поняла. Она только что пыталась убить человека. Не сыпала пустыми угрозами. Не пугала. Не действовала «понарошку». Она действительно пыталась его убить. Она бы сделала это — резким движением загнала бы нож в чужое тело, прорезая мышцы, доставая до внутренностей. Отнять чужую жизнь, так, словно это ничего не значит. И она действительно пыталась сделать это. Нож сразу выпал из ослабших пальцев, Тсуна обмякла, её начало трясти. Чужое тело, бывшее препятствием, стало единственной опорой, и она вцепилась в фиолетовую рубашку, сжимая кулаки. — Я… я… Тсуна вскинула голову в поисках поддержки, ожидая отвращения и ужаса — и чуть не отшатнулась, не увидев их. Облако всё ещё окружало её со всех сторон, забиваясь под кожу, и поэтому она точно знала, какие эмоции испытывает Кё-сан. И то, что она почувствовала, было ужасающим. Хибари Кёя не переживал по поводу того, что она чуть было не совершила убийство, и он остановил её не потому что хотел спасти её душу. Ему совершенно не было дела до того, что она была чудовищем, способным под напором чувств располосовать чужую брюшину — его волновало только то, что они находились в особняке Вонголы, и что, убей она Кусакабе, их легенда была бы разрушена. Хулиганка, сбегающая из дома, состоящая в банде и ненавидящая своего отца, не может хладнокровно убивать. Потому что, при всех своих минусах, она остаётся простой хулиганкой — запутавшейся девочкой в юбке с подсолнухами, которая любит пафосные фразы и может позволить себе ударить кого-нибудь, но при этом всё равно остаётся глубоко несчастным ребёнком. Несчастный ребёнок не может убивать — нельзя показывать, как близко она подошла к этой черте. Кё-сан, конечно же, почувствовал, как она к этому относится. К его прагматичности, равнодушию к чужой жизни, к тому, что она думала, что приняла эту жизнь, но не приняла её на самом деле. Он почувствовал — и окаменел, осторожно делая шаг назад и освобождая пространство. Тсуна замерла, разрываясь между желанием броситься за ним и отступить ещё сильнее, и неизвестно, чем бы всё кончилось, если бы колючее Небо не заполнило собой помещение — Так блядь. Что успела натворить Блестяшка? Когда Вария ворвалась в помещение, Десятое Поколение пришло в движение. Мигель перепугался и сбежал в другой конец комнаты, к нему присоединились насторожённый Гокудера и то ли перепуганный, то ли мрачно-решительный Туман. Кажется, за испуг отвечала Докуро, и она же попыталась отойти — Мукуро стоял на месте, и его издевательская улыбка совершенно не соответствовала тому, что он чувствовал на самом деле. О том, что их Туман совершенно одинаковый, и ощущается единым целым, Тсуна решила подумать позднее. Ямамото, Ламбо и Сасагава обрадовались. Ребёнок, кажется, просто не понял, что произошло, а её друзья остались расслабленными, явно не испытывая страха перед Варией. Кё-сан сразу отреагировал — снова сократил расстояние, схватил её за плечи и быстро передал в руки Занзаса. — Зверёк чуть не зарезала травоядное. Основное я рассказал, буду, как смогу. Если с ней что-то случится, я загрызу тебя до смерти. Глава Варии кивнул, закинул остолбеневшую Тсуну на плечо и вернулся к лифтам. Вслед им летели крики — о том, что Хранители успели только поздороваться, но не успели обсудить новости, о том, что Ноно велел оставить Саваду в центральном особняке, и о том, что он выделил три часа на её общение с Десятым Поколением. Занзаса, очевидно, всё это не волновало — судя по всему, он заглянул к Ноно только ради того, чтобы его послать, и теперь он просто разрушал чужой выверенный план. Тсуна не могла думать об этом — она снова поплыла, рухнув в чужое Небо, полное Ярости.