Героиня второго плана

В принципе, всё прошло куда лучше, чем Тсуна могла ожидать. Шестьдесят человек на курсе политологии — в её группе, соответственно, двадцать. Одним из однокурсников оказался Савада Мигель, который краснел, бледнел, просил прощения и чуть не вывалился из окна четвёртого этажа, увидев кольцо на её пальце. Серьёзно, братцу повезло, что серёжки Талбота не замедляли её реакцию — она могла и не успеть схватиться за чужой ворот, чтобы втащить Наследника внутрь. На них, разумеется, пялились. Или, вернее сказать, на неё — потому что итальянской крови Примо было недостаточно, чтобы спрятать её японское происхождение. Мигель ещё мог затеряться здесь, и он хотя бы был испанцем, а не азиатом, что автоматически давало ему преимущество в глазах студентов. Опять же, его звали на европейский манер, и никто не приставал к нему с дурацким «А что из этого имя? А фамилия?». Хибари Тсунаеши мучилась с этим не меньше семи минут — люди почему-то не хотели слышать ответа на этот вопрос, снова и снова перебивая остальных. Те, кому она уже всё объяснила, делились на тех, кто понял, и кто не понял, и спорили до хрипоты. Помогло только предъявление кольца и чёткое, внятное и громкое: «Моего мужа зовут Хибари Кёя. До замужества моё имя звучало как Савада Тсунаеши. Пожалуйста, называйте меня Тсуной». Тогда же выяснилось, что с итальянским брат не в ладах, говорит на нём ещё хуже, чем Тсуна во времена работы в строительной бригаде, а с Вонголой общался через Туман. Сразу стало ясно, как он собирается учиться в университете — ну, по крайней мере Тсуне придётся делать все задания всего лишь дважды, и они будут учиться по одной программе. Легкотня, особенно после того, как она в промышленных масштабах училась за целый Дисциплинарный Комитет. Хотя, надо сказать, такое положение дел казалось Тсуне странным. Если Реборн уже несколько лет готовил Мигеля к месту Вонголы Дечимо, то почему он не обучил его языку? Или братишка до конца жизни будет ходить с Туманом, как приклеенный? Впрочем, это уж точно не её проблемы. За время, проведённое в Варии, Тсуна неплохо подтянула итальянский, и вполне неплохо общалась с независимыми убийцами даже без Мармона, так что лекции оказались гораздо понятнее, чем ожидалось. Девушка понимала не меньше семидесяти процентов, а незнакомые слова записывала в специальный блокнот, уточняла у Беатриче, которая сидела слева, или искала в словаре. Итальянка с удовольствием помогала экзотичной азиатской зверушке и явно решила взять над ней шефство, так что Тсуна умудрилась оказаться прямо в стайке оживлённо болтающих девиц. Они познакомились с Фелиситой и Летицией, а также с опоздавшим Домиником, и весь первый день рассказывали друг другу о себе. Мигель остался на отшибе — возможно, он просто боялся подойти к сестре, а никто, кроме неё, не говорил на понятном ему языке. Нет, ну это нонсенс — испанец ведь смог выучить японский, и выучить достаточно, чтобы спокойно жить в Намимори! Итальянский что, настолько сложнее? Когда первый день закончился, Тсуна вздохнула с облегчением. Они с Мигелем вышли из здания, Хибари-сан поздоровалась с Гокудерой, который был смущён и неловок, после чего попрощалась с братцем — они с Ураганом жили где-то неподалёку и собирались дойти пешком. Новые друзья также предложили Тсуне пойти домой вместе, и она проявила чудеса изворотливости, чтобы отказаться. К счастью, итальянцы не обиделись, и Хибари-сан могла быть уверена за своё будущее — ей точно будет с кем поболтать. Она помнила слова, сказанные Такеши, так что ожидала его или Луссурии, но за ней приехал крайне недовольный Сквало. Мечник сплюнул, бросил в Тсуну чёрной тряпкой, сел за руль машины с тонированными стёклами и заявил: — Переодевайся, Блестяшка. Планы изменились. Тряпка оказалась платьем — коротким, без бретелек, облегающим настолько, что Тсуна чувствовала себя закованной в целофанновый пакет. Она переодевалась в университетском туалете, и ей было просто стыдно выйти из кабинки и пробежать коридор — юбка была настолько короткой, что Хибари-сан сомневалась, прикрывала ли она хоть что-нибудь. О том, что дизайн не подразумевал лифчика, но при этом зиял кошмарно-откровенным декольте, даже говорить было нечего. Пришлось заново надевать ту одежду, которую девушка выбрала утром — она приняла решение не позориться, а быть приличным человеком, по крайней мере пока она не будет в машине. Сквало, кажется, одобрил её решение, а потом всунул коробку с туфлями на здоровенных каблуках. — Лучше надень сейчас, чтобы успеть привыкнуть. Дело вот в чём — у Варии назревает дельце, но наш заказчик заартачился и потребовал формальностей. Мы как раз едем на встречу, где будет заключена сделка, и Занзасу взбрело в голову, что для полноты картины не хватает секретарши. Мы решили, что этой мадамой будешь ты — от тебя требуется сверкать коленками, молчать и протоколировать эту встречу. В бардачке документы — ознакомься с делом сейчас, чтобы понимать, что к чему, и не сесть в лужу, если у Рикко возникнут вопросы. И сделай что-нибудь с волосами, чёрт подери! Сквало хотел, чтобы она подняла свою косичку в высокий пучок, но Тсуна распустила колосок и заплела корзинку — обнажать загривок перед толпой мужчин не было никакого желания. Всё было предельно ясно — чиновник в первый раз пользовался услугами наёмных убийц и соприкасался с криминальным миром, он нервничал, ничего не понимал и пытался получить контроль над ситуацией, делая дурацкие ошибки. Сквало пояснил, что Занзас собирался воспользоваться этим и надавить, обернув требования чиновника против него самого. На самом деле, посторонняя там не требовалась, но Глава Варии решил, что это станет отличным боевым крещением, и настоял на том, чтобы девушка присутствовала на встрече. Тсуна чувствовала, что за всем этим стоит нечто большее, но Сквало молчал, а она не спрашивала. Вария терпеть не могла, когда ей задавали вопросы — Хибари-сан поняла, что ей следует затаиться и наблюдать, чтобы разобраться, что к чему. Они остановились на пристани, насквозь провонявшей рыбой, и Тсуне пришлось раздеваться. Чёрное непотребство несколько раз задралось и соскользнуло с груди, но Супербиа, к счастью, ждал её снаружи, так что это было не настолько неловко, как могло бы быть. Хоть колготки разрешили оставить, и на том спасибо. После того, как она поправилась, в ход пошла косметика — Сквало потребовал от неё «намалеваться, как шлюха». Тсуна не особо поняла, что именно он хотел увидеть, так что просто использовала больше теней, нанеся тёмно-золотую крошку от века до самых бровей. Ну, и воспользовалась выданной красной помадой — если бы результат увидел нормальный человек, ей пришлось бы объяснять, откуда труп. Сквало, впрочем, всё устроило. Туфли на высоченной шпильке не были предназначены для дощатых полов, но Тсуна героично ковыляла вперёд — Занзас, ожидающий их у входа в дешёвый мотель, ржал как припадочный. Он же выдал ей дипломат, где лежала бумага — если она должна протоколировать встречу, ей понадобится пространство, на котором можно писать. — Ты бы хоть предупредил, а? Я бы подготовилась. Занзас хлопнул её по голому плечу, чуть не сбивая с ходулин, по недоразумению названных обувью, и толкнул дверь. — Нормально, Блестяшка. Привыкай к блядским неожиданностям. Человек за стойкой регистрации даже не обратил на них внимания, так что трое мафиози беспрепятственно пересекли коридор и поднялись на третий этаж. По лестнице, между прочим — Тсуна проклинала свою жизнь, но поднималась сама, отказавшись от любезного предложения быть взваленной на плечо. Комната, в которую они пришли, напоминала бандитское логово из старых фильмов. Содранные обои, дырявый диван, наверняка наполненный клопами, несколько косых стульев и обшарпанный стол, об который явно тушили сигареты — в таком месте совершенно не хотелось находиться. Тсуна воспринимала это, как ценный урок — она настолько привыкла к дорогим машинам и огромным особнякам, что совершенно упустила из виду, на чём зиждется это богатство и величие. Когда она собиралась последовать за Кё-саном, она готовилась именно к этому — к грязным, вонючим местечкам, к безлюдным пристаням и к сделкам, заключённым под вонь от сигар и дешёвого виски. Она знала, что рано или поздно окажется здесь — именно поэтому, когда в помещение вошёл перепуганный мужчина с бородатым охранником и дрожащей женщиной, Тсуна демонстрировала демоническое спокойствие. Занзас, увидев процессию, усмехнулся и откинулся на спинку стула, который решил занять. — Всё-таки притащил секретаршу? Мог и не заморачиваться — мы нашли свою. Женщина средних лет, в строгом костюме и юбке-карандаше, тихо вскрикнула, увидев Тсуну. Девушка сориентировалась и похлопала по месту рядом с собой — Сквало усадил её на диван, встав рядом, и теперь Хибари-сан ясно видела, что мафиози хотели расположить женщин в одном месте. Секретарша послушалась, охранник занял место у двери, а чиновник сел на грязный стул. Занзас ухмыльнулся, и Тсуна взялась за бумагу и ручку — началось. Она почти не помнила следующие полчаса. Чиновник, более-менее освоившийся в непривычной атмосфере, начал юлить, Занзас давил, а они с секретаршей слушали и записывали. Речь шла о рисках, способе убийства, дате и времени — Тсуна не могла поверить, что Глава Варии лично занимается такой ерундой. То есть — разве заказчик не оставляет имя, а какой-нибудь Такеши не работает полностью самостоятельно? Это выглядит гораздо безопаснее, чем личные встречи демоны знают где. Тем временем, что-то не заладилось. Чиновник умудрился разозлить Занзаса — Кагуцути повысил голос, несколько раз ударил кулаком по столу и выхватил пистолет. Рикко, или как его там, тут же превратился в перепуганного кролика, и его заикание только сильнее злило Главу Варии. Интуиция полыхнула, Тсуну скрутило от слишком сильного предчувствия, секретарша по соседству сжалась и заплакала… Выстрел оказался слишком громким. Это нечто общеизвестное, но Тсуна всё равно оказалась не готова к тому, насколько оглушающе пуля покидает ствол. Ей казалось, что она оглохла. Что выстрел вынес её в какой-то другой мир — куда-то подальше от студентки Хибари Тсунаеши, поближе к пристани, пропахшей рыбой, дивану с клопами и трупом в комнате. Как странно — секретарша только что сидела рядом. Тряслась, всхлипывала, писала что-то — а теперь она лежит на дырявой спинке, нелепо раскинув руки, а её мозги украшают стену с ободранными обоями. Что-то попало на Тсуну — на платье, плечи, шею, лицо… Не думать. Не паниковать. Использовать секундный шок, чтобы что-нибудь придумать. Тсуна, совершенно не задумываясь, рванула на себя чужое Пламя. Сквало закашлялся, будто что-то сдавило ему горло, но Тсуна не могла ослабить хватку. Тропический дождь не шокирован, не перепуган убийством. Ему не жгут стремительно остывающие кровь и кусочки кожи. Он не дрожит, чувствуя, что земля поменялась местами с небом, а он падает куда-то вникуда. Он ничего не чувствует — уже слишком давно. Вот зачем это надо было. И пристань, и чиновник, и платье. Проверка, испытание, крещение огнём. Не ласково и постепенно, не готовя к неизбежному — сразу, с места, в омут с головой. Разбить её иллюзии, втоптать их в грязь. Не дать очароваться, не дать забыть. Вот она, Мафия, вот оно, её место — либо жертва, лишившаяся головы, либо чудовище, спустившее курок. Демоны, она почти поддалась. Особнякам, новой одежде, университету, нормальной жизни с Кеёй. Почти забыла, куда шла, почти позволила себе увлечься хрустальным замком. Нет никакого замка. Есть мотель, труп и пистолет. И она сама их выбрала. — В чём дело, синьоры? Вы до сих пор не обсудили пункты три, четыре и пять. Собственный голос пугает. Спокойный, немного ироничный, рушащий тишину, заглушающий эхо выстрела. Ей надо было что-то сказать, прежде чем окончательно раствориться в Сквало. Не думать о теле, не думать об ошмётках на теле — да это и не её тело. Она мечник, у неё нет руки, она думает только о том, как перережет горло Рикко и отправит плавать под пирс. Свою задачу он выполнил — Вария слишком хороша, чтобы действительно браться за это дерьмо. Тропический дождь спрятал её от мира вокруг. Она будто сидела в коконе — аккуратном, где-то на островах. Вокруг никого на много километров, пахнет духотой и немного морем, а не чужими потрохами и дерьмом, а дождь тихо шепчет всякие глупости. О том, что это всё экспромт, что он был против, но бушующее Небо решило всё само. Что Ураган, взявшийся её учить, ещё ничего не знает — что маленькую, но стойкую Блестяшку по-человечески жаль. И что, несмотря на всё это, Босс всё равно поступил правильно. Она держалась за Дождь столько, сколько могла. Когда они выходили, и Сквало пропустил её вперёд, а потом оглушил её одним выстрелом, когда спускались на первый этаж, проходя мимо безразличного администратора, когда шли по дощатой пристани, морщась от запаха рыбы. Не думать, не чувствовать, не переживать — прятаться, прятаться в Дожде. Что? Почему? Правда? Кажется да. Дождь почти исчез — его сняли, бережно, но решительно, словно это действительно необходимо. Наверное, так и есть. Сказка кончилась, красавица. Пора проснуться. Как только чужое Пламя исчезло, Тсуну вывернуло. Она дёрнулась, закричала, врезалась в Занзаса, и её стошнило снова. Какое счастье, что она предусмотрительно сходила в туалет перед встречей — иначе сейчас получилось бы совсем неприлично. Боги, она же в… в… в… Женщина, застреленная на её глазах, жгла сетчатку. Смешно — слёзы текут, а картинка не смывается. Руки трясутся, ноги не держат, пальцы скребут — по коже, по телу, чтобы смыть, содрать маленькие участки, на которые попали кровь и кожа. Мир мигает и плывёт, желудок сводит снова и снова, а в носу этот невыносимый запах чужой крови, потрохов и дерьма. Кто-то что-то делает с ней. Помогает разуться, переодевает в нормальную одежду, расплетает косы и умывает лицо. В плечо тычется холодное — когда Тсуна находит в себе силы сфокусироваться, она видит заднее сиденье машины, фляжку и серьёзного Занзаса. — Пей. С почином, Блестяшка. Тсуна кивает и делает несколько глотков. Горло жжёт, но слёзы не выступают — она уже всё выплакала, нечему там выступать. Вот и сбылось желание Главы Варии выпить с ней виски. Занзас всё ещё здесь. Сидит, рассматривает, осторожно кружит вокруг яростным Пламенем. — Ты превосходно справилась, Блестяшка. Гораздо лучше, чем я ожидал. Тсуна никак не реагирует. Она всё ещё трёт кожу, хотя видит, что крови больше нет. В ушах немного шумит — всё-таки настоящие пистолеты стреляют слишком громко. Во фляжке ещё осталось виски — она собирается прикончить остатки в три глотка. Нихера она не справилась. Никогда не справится. Как с этим вообще можно справиться — с тем, что один человек сносит башку другому? Надо у Фонга спросить. Или нет — ведь скоро, очень скоро она узнает об этом на своей шкуре. В конце концов, именно в этом мире ей жить дальше.