Героиня второго плана

Мотоцикл был слишком тяжёлым и мощным для неё. Тсуна буквально ненавидела дико дорогую «малышку», последнюю версию чего-то там, выпущенную два месяца назад, и вокруг которой с восторгом скакал невозможно счастливый Гокудера. — Как и ожидалось от Варии. Тсу-чан, мне кажется, что на этом монстре можно буквально взлететь! Хибари-сан просто вздохнула, думая, что говорливым офицерам стоит уши оторвать. Кто же знал, что предложение Гокудеры будет услышано и донесено до Занзаса? В общем, права ей нарисовали в тот же день, и глава Варии выдал ей тёмно-фиолетовый мотоцикл, заявив, что больше никто её подвозить не будет, и либо она гоняет на технике, либо добирается пешком. Тсуна выбрала ездить вместе с Гокудерой, купить и выучить правила дорожного движения и периодически практиковаться в безопасных местах. Именно этим они сейчас и занимались — итальянский хулиган с радостью согласился ей помочь. Они учились ездить уже три дня, и энтузиазм Гокудеры рос, а Тсуна обзавелась кучей ссадин и синяков. К счастью, каких-то травм пока что удавалось избегать, во многом потому что Тсуна была более-менее знакома с техникой и не разгонялась больше тридцати километров в час. К сожалению, она не могла надеть защитный костюм — Занзас чуть не убил её, когда узнал, что она собирается его купить. «Блестяшка, твою мать, какой костюм?! Хочешь быть полностью беззащитной?» — к сожалению, у них были разные представления о том, что значит «защита». Радостный Гокудера прекратил носиться вокруг мотоцикла и махнул ей. — Давай, Тсу-чан. Твоя задача — доехать вон до того указателя. Немного дальше, чем в прошлый раз, но ты наверняка справишься! Тсуна глубоко вздохнула, настраиваясь, и закинула ногу на своего монстра. «Пожалуйста, не убей меня, Ёкай-кун» — она очень хотела верить, что даже у такой молодой машины уже есть душа, и они смогут найти общий язык. — Тсу-чан, у тебя юбка… задралась… Тсуна густо покраснела, прикрывая набедренную кобуру. Новенький глок игриво блестел на солнце, а его брат-близнец чертовски мешал, постоянно сползая по капроновым колготкам. Пистолеты ей выдал Занзас. Ожидаемо, верно? Выдал, показал, как заботиться, хранить и стрелять, а потом заявил, что теперь она обязана носить всё время, когда покидает свою комнату в Варийском особняке. Ей сразу были выданы новые юбки — до колена, пышные настолько, что Тсуна могла распороть любую из них и сшить себе целое платье. В них можно было спрятать что угодно, что говорить о не самых больших пистолетах? Хотя спасибо, что ей не вручили дробовик. Занзас был плохим учителем, но его методы можно было назвать эффективными. Топорными, грубыми, неприемлемыми — но эффективными. Он превосходно владел любым видом огнестрельного оружия, но искренне обожал свои пистолеты, сделанные на заказ — неудивительно, что он начал учить её именно обращению с похожим оружием. На их занятиях всегда разбиралось что-нибудь ещё, вроде дробовика или снайперской винтовки, но довольно скоро всё это убиралось в ящик, и Глава Варии начинал натаскивать её на пистолеты. Именно натаскивать — Тсуна даже слова другого не могла подобрать. Она не справлялась, руки болели, пальцы содраны о металл, тело ломило от отдачи, уши закладывало, но Занзас снова и снова заставлял её стрелять в цель, вбивая в неё правильную позу и тренируя навык быстрой перезарядки и извлечения из кобуры. Без теории, без постепенного перехода от простого к сложному — просто цельное, сугубо практическое знание, которое нельзя разложить по полочкам. Что же, она уже заказала несколько оружейных справочников. Будь Тсунина воля, она не стала бы брать пистолеты в университет или на тренировку с Гокудерой, но Занзас обзавёлся отвратительной привычкой проверять их наличие, задирая её юбки, и совершенно невыносимо ругался, когда не находил кобуру. В общем, приходилось таскать настоящие пистолеты и дополнительные обоймы, попутно молясь всем известным Богам, чтобы они случайно не выпали. Но колготки это полный кошмар — наверное, следовало сменить ремень кобуры или переходить на гольфы. Возможно, если поддевать шорты, оружие не будет натирать? Или рискнуть и надеть прямо на голое тело? — Занзас выдал. Если сниму, он меня убьёт. Красный Гокудера, смотрящий куда угодно, но не на неё, отвлёкся и уже целенаправленно бросил взгляд на место, где скрылась кобура. — А он обычный, или для Пламени? Тсуна нервно поправилась, думая, что это жутко неудобно. — Обычные. Глок что-то там, я не запомнила, а Занзас не из тех, кто нормально объясняет. Оба одинаковые, разумеется. И да — это единственная причина, по которой я не могу надеть защитный костюм! На форме для мотоциклистов не было возможности нормально спрятать пистолеты, и Занзас поставил ультиматум — либо она носит обе кобуры открыто и тогда получает возможность купить костюм, либо прячет их и ездит в юбке. В общем, пришлось выбирать второе — особенно если учесть, что глава Варии в принципе скептически относился к спецодежде и три часа отговаривал её покупать хотя бы шлем. «Если возьмут за яйца, у тебя не будет времени переодеваться, дурья ты башка! Так и помрёшь, блядь, рядом с целью с голой жопой.» — логика понятна, но новичку вроде неё лучше начинать постепенно, разве нет? Увы — судя по всему, в словаре Занзаса отсутствовало понятие «постепенно». Гокудера нахмурился, как-то странно взглянув на неё. — Два пистолета? Тсуна кивнула, почти привычным жестом извлекая их на свет. Странный взгляд Гокудеры стал ещё страннее. — Интересно. Нет-нет, мне не надо — я по взрывчатке больше, хотя стреляю неплохо. Просто… Тсу-чан, кто, говоришь, учит тебя стрелять? Тсуне окончательно надоело сидеть на мотоцикле, балансируя и держась непонятно как, так что она слезла, выдвинула подножку и опёрлась на Ёкай-куна, как на стену. Гокудера тут же подогнал своего зверя и расположился напротив. Этого как раз хватило, чтобы убрать пистолеты назад — у Хибари-сан всё ещё были трудности со скоростным убиранием стволов в кобуру. — Занзас, кто же ещё? Худший учитель в моей жизни. Каждый вечер, который принадлежал главе Варии, превращался в демонову пытку, и Тсуна уже несколько раз успела проклясть этот мир за то, что в детстве не пошла на какое-нибудь кендо или карате. Занимайся она боевыми искусствами, её учил бы Фонг, и это было бы куда приятнее. Увы — она действительно слишком стара, чтобы начинать. Настоящего мастерства можно достигнуть, занимаясь с самого детства — и гении вроде Такеши-куна, который начал в тринадцать, только подтверждают правила. А совершенно обычная Хибари Тсунаеши уже упустила все возможности, так что вынуждена мучиться с пистолетами. Даже Пламя Гокудеры стало каким-то другим — задумчивым, сосредоточенным, пропитавшимся этим странным оттенком, который она никак не могла распознать. Ураган Вонголы молчал, рассматривая её, а потом вдруг отвернулся и как бы между прочим произнёс: — Знаешь, если бы не тот факт, что ты теперь Хибари Тсунаеши, я бы подумал, что ты спишь с ним или типа того. С Занзасом, в смысле. Никогда не видел, чтобы он вкладывал столько во что-то кроме Вонголы. Тсуна поперхнулась воздухом. — Нет! Совсем нет! У нас не такие отношения, совсем-совсем. Просто Занзас ладит с Кё-саном, а Кё-сан попросил приютить меня и ввести в курс дела. Даже намёка на что-то такое не было. Ага. Кроме Пламени. Резонирующего, сходящего с ума Пламени, которое она не могла контролировать в присутствии Занзаса. Раствориться, слиться, пустить под кожу — она хотела этого, даже со своими серёжками. Порой ей казалось, что ничего не получается, потому что в тире она думала не о стрельбе, а о Занзасе. Иногда она улавливала ответ на своё желание. То, что она слышала в чужом Пламени, будоражило и совсем не нравилось. Гокудера всё ещё смотрел куда-то в сторону указателя, до которого она должна была доехать, и делал вид, что не замечает её эмоций. — Ты живёшь в особняке Варии, Тсу-чан. Тебя подвозили старшие офицеры, которых простые мафиози видят на вечерах в Вонголе, и то, если повезёт. Тебе купили мотоцикл, и Занзас выдал тебе парные пистолеты. Чтоб ты понимала — он терпеть не может, когда кто-то пытается носить два пистолета в набедренной кобуре. Считает, что наглец «копирует» его, и как минимум пытается пристрелить. Ты даже называешь его «Занзасом», а не «Боссом», «доном Варией» или «доном Эспозито». Я угадаю, если скажу, что ты на короткой ноге с остальными офицерами? Тсуна с силой вцепилась в мотоцикл, испытывая острое чувство дежавю. — Я не очень лажу с Мармоном и Леви-а-Таном. Она и сама понимала, что это слабое оправдание. Она постоянно крутилась рядом со Сквало, каждое утро медитировала с Белом и регулярно болтала с Луссурией. Она уже переживала такое, и сейчас остро чувствовала, будто она снова в Намимори, и не Гокудера стоит напротив, а Хана-тян. И она говорит что-то вроде «Кажется, Такеши-кун к тебе подкатывает», или «Ваши отношения с Хибари выходят за рамки начальник/подчинённый», а Тсуна смеётся, ничего не понимает и начинает всё отрицать. Гокудера всё ещё смотрит в сторону. Задумчивый, непривычно тихий и собранный Гокудера, и Тсуна вдруг вспоминает, что он не в союзе с ними, а Кё-сан её предупреждал и просил не доверять. Интуиция молчит, а она зовёт снова и снова, потому что очень хочет хоть что-то понимать. — Знаешь, если бы мы не были знакомы до всего этого, я бы подумал, что ты продала себя за кресло Дечимо. Или просто за тёплое местечко на самой вершине, переступив через Альянс. И что ты предложила что-то такое, что Занзас согласился купить. Родство с Вонголой Примо, Пламя, влияние на Внешнего Советника, влияние на Облако, возможного ребёнка или что-то ещё — что-то, что за что Занзас готов заплатить своим временем, ресурсами и именем. Но я помню, что происходило в Японии, и присутствовал в зале, где ты догнала своего Хибари Кёю, так что просто скажу — будь осторожна, ладно? Даже самой опасной змее могут отрубить голову. Гокудера вдруг повернулся к ней, и его лицо было чистым и безмятежным, а губы растянулись в широкой улыбке. И сказал, прежде чем Тсуна успела ответить: — Так что, доедешь до указателя, Тсу-чан? Ты держишься гораздо увереннее, чем в прошлый раз. Она действительно доехала до указателя, а потом даже сама вернулась и сделала несколько кругов по площадке, на которой они тренировались. Ёкай-кун не брыкался, но она всё равно не рискнула ехать на нём в Варию — к счастью, Гокудера с удовольствием согласился махнуться, и всю дорогу наматывал круги и показывал трюки, опасные для жизни. Как и всегда, Ураган вежливо отказался от приглашения зайти на чай, уточнил время, к которому он планировал подъехать завтра — в понедельник его пары начинались позже, чем у неё, но итальянский хулиган всё равно собирался отвезти её в университет — и помог ей закатить мотоцикл в гараж. Тсуна так и не рискнула поговорить о том, что произошло — во многом потому что не чувствовала опасности. Интуиция говорила ей, что Гокудера действовал от чистого сердца, и его предостережение не несло угрозы — Хаято сказал то, что хотел сказать. Кажется, он искренне переживал за неё, и хотел, чтобы всё было в порядке. Но то, что он сказал… Тсуна чувствовала, что ей не хватало своих. Даже не Ханы-тян, Кё-сана и Такеши-куна — хотя бы Кумо или близнецов. Впервые за почти всё время в Италии она осознала, что живёт в изоляции — её не пускали к парням и у неё не было средств связи. Только Вария, Мигель и Гокудера — при таком раскладе Гокудера был единственным, с кем она вообще могла поговорить. Но не обсуждать же с Гокудерой то, что сказал сам Гокудера? Можно попытаться подойти к Луссу, конечно. Вопрос в том, что Лусс не поймёт. Ни Лусс, ни Бел, ни даже Сквало, и ей было слишком стыдно подходить к Фонгу с такими вопросами. Серьёзно, как это будет звучать? «Знаете, мастер Фонг, мне тут сказали, что, возможно, со стороны кажется, что между мной и Занзасом что-то может быть, и я не до конца понимаю, что происходит, потому что когда мне в последний раз что-то такое говорили, оно, вроде как, случалось»? Отвратительная идея. Она как раз обдумывала это, поднимаясь к себе, когда вдруг почувствовала присутствие Занзаса, а потом дорогу перегородило нечто огромное. Судя по всему, это была кошка. Огромная, дикая кошка, белая, как снег, с шикарной львиной гривой — такая, о которых говорят в передаче про животных. Про то, сколько времени такому созданию требуется, чтобы кого-нибудь убить, в основном. Хотя эта кошка ничего не делала. Тсуна застыла, как вкопанная, пытаясь вспомнить, что надо делать при столкновении с дикими животными. Это, наверное, что-то вроде льва-альбиноса? Что надо делать, когда видишь льва? Нападать? Бежать? Притворяться мёртвым? Пока она думала, дикое животное подошло к ней вплотную. Тсуна думала, что она прямо сейчас вознесётся к Богам, когда кошка вдруг встала на задние лапы и облизала её лицо, от подбородка до линии роста волос. Из пасти так явно пахнуло Занзасом, что ей даже на секунду показалось, будто это он её облизнул. После этого она вдруг поняла, что вообще не чувствовала животное — только Занзаса. — А, ты атрибут! Какое счастье, а то я думала, что ты меня съешь. Смешно, верно? Даже странно, что я сразу не догадалась — ведь с чего бы в особняке жить дикой кошке вроде тебя? Огромный белый лев мурлыкнул, если этот звук мотора без глушителя можно назвать мурчанием, и боднул её своей огромной головой. Потёрся, обошёл вокруг, ткнул в спину и снова облизнул. Тсуна хихикнула и почесала широкую голову — очень удобно, мягкий нос как раз находится на уровне её шеи. Если кошка взбесится, Тсуна умрёт с одного укуса — но она чувствовала себя в полной безопасности. Кошка была воплощением Занзаса — опасная для всех, ласковая для неё. Как битое стекло, как недовольство, ярость, Пламя. И как бы сильно не ругался Занзас, Тсуна всё равно хотела раствориться в нём. То есть не хотела — скорее, боролась с этим животным желанием. Это не она хочет раствориться в Занзасе — это её Пламя хочет слиться с ним. Это разные вещи, ясно? Совершенно разные. Кошка вдруг наклонилась и попыталась пролезть под Тсуной, как будто хотела посадить её к себе на спину. Поскольку Хибари-сан не ожидала чего-то подобного, ничего не получилось — кошка пошла на второй заход, так что девушка отскочила к стене и замахала руками. — Стой! Слушай, давай без этого? Я могу просто пойти за тобой. Так нормально? Кошка снова мурлыкнула, и Тсуна не отказала себе в удовольствии положить руку на её загривок. Белый лев медленно двинулся вперёд, и она прикрыла глаза, наслаждаясь концентрацией чужого Пламени. Вверх, вбок, вниз — с каждым шагом чужого Пламени становится всё больше, оно густеет, забирается под кожу битым стеклом. Она ещё никогда не была в этой части особняка. Она знала, что Занзас знал, что она сейчас здесь. Ей не надо было приходить. Вот так, без причины, следовать за белой кошкой — почти как в европейской сказке, где глупая девочка рухнула в пропасть из-за кролика. Тсуне никогда не нравилась эта сказка — жизнь в мире грёз ведёт к смерти. Добровольной, сознательной, неотвратимой — каждый шаг ведёт в пропасть, из которой не будет выхода. Нельзя давать фантазиям власть над реальностью, нельзя впускать в тело демонов, нельзя слушать коварных белых аякаши — потому что путь, на который они заманивают людей, всегда ведёт в логово к чудовищам. Занзас сидел в кресле. На столе полная бутылка, рядом с ножкой несколько пустых. Возможно, они скопились здесь за несколько вечеров — судя по всему, сегодня к ним присоединится ещё одна. — Бестер! Вернулся, мерзкая кошатина! Я же сказал — либо пьёшь со мной, либо находишь собутыльника. Ты… О. Ты как раз вовремя, Блестяшка. Кажется, глава Варии был пьян, и Хибари Тсунаеши не стоило находиться здесь. В этой полутёмной комнате, рядом с Занзасом. Надо уйти, пока ещё есть время. Она наткнулась на логово Кагуцути — не стоило становиться той, кто выпустит его в мир. Прочь отсюда. Бежать. Бежать. Занзас поймёт, она сможет оправдаться. Соврёт что-нибудь — что-нибудь про то, что она слишком молода, чтобы пить алкоголь, что виски вызывает у неё плохие ассоциации, что по Вонголе ходят слухи, и совместное распитие только всё усугубит… — Бестер? Льва зовут Бестер? Занзас перевёл на неё взгляд, а потом наклонился и выудил ещё один стакан. Виски льётся, журчит, бьется в стеклянные стенки — совсем не похоже на битые осколки, так осторожно обволакивающие её тело. — Это лигр. Наполовину лев, наполовину тигр — смесок, прям как я. Ты поймёшь, если увидишь его в деле. Мощная зверюга, да? Зачем она делает это? Зачем садится в соседнее кресло, зачем берёт стакан, зачем пьёт этот крепкий, обжигающий виски? Бестер рядом — оборачивается вокруг её стула, словно она его хозяйка, подпихивает голову и мурчит, почти неощутимо вытягивая Пламя. Забавно — не кошка, а кот. Почти как кролик. Никому из них не нужны слова. Занзас пьёт, потому что что-то происходит — что-то внутри Вонголы, затрагивающее Варию. Или, возможно, речь о самом Ноно — Тсуна не может сказать наверняка. Она почти знает, что у Занзаса под кожей — от полного слияния спасают только тонкие серёжки. Она чувствует, что барьер работает в обе стороны — это творение Талбота не даёт Ярости пробраться ещё глубже. Битое стекло бродит под кожей, кружит, проверяет барьер на прочность. Пламени слишком много — оно не даёт ей дышать. Гудит, сталкивается, бушует — сливается, путает, перетекает из одного в другое. И не разобрать, где тут Эспозито Занзас, а где Хибари Тсунаеши. Да и есть ли они — Занзас и Тсуна? Кто вообще это придумал — Занзас и Тсуна, Ярость и Гармония? Кто сказал, что Пламя вообще можно разделить? Неправда. Это не по-настоящему. Они разные. Давай, Тсуна — ты же знаешь, что во всём виновато Пламя. Окончательно слетевшее с катушек, поднявшее голову, овладевшее её телом и душой. Да, вся твоя суть говорит о том, что ты на своём месте — но ты ведь не бессловесное животное, отдавшее себя во власть инстинктов? Давай, Хибари Тсунаеши — встань и уйди. Ты сможешь, слышишь? Самое время демонстрировать превосходство разума! Виски не заканчивается — от него по всему телу разливается лёгкость и приятно кружится голова. Бестер тихо мурлычет, и ей кажется, что на её коленках лежит работающий мотор. Возможно, брат-близнец того, что заперт в Ёкай-куне — ей кажется, что она узнаёт свой мотоцикл. Занзас сидит, откинувшись на спинку кресла, и она не может отвести взгляда от его шрамов. Она последовала за белой кошкой и рухнула в кроличью нору, обернувшуюся вулканом, переполненным магмой и стеклом. — Знаешь, сегодня мне сказали, что ты меня купил. Забавно, да? В смысле — зачем возишься с кем-то вроде меня? Какая часть меня окупит эту кучу вложений? Ей просто надо уйти отсюда. Её нынешние серёжки — временная мера, жалкая подделка, созданная на скорую руку. Она прекрасно помнила, что почти растворилась в Занзасе в прошлый раз — если сейчас они разорвут эту связь, обоим будет только легче. Это ведь так просто, верно? Отделить «себя», отпихнуть Бестера, разорвать дистанцию, встать и уйти, а потом связаться с Талботом. Плевать, что она впервые в жизни чувствует себя настолько целой, плевать, что от чужой Ярости по телу расползаются мягкие волны, а в голове то и дело вспыхивают совершенно неуместные картинки. Это Гокудера виноват. Кто, ну кто просил его говорить ей эти гадости? Занзас тратит несколько секунд, чтобы сфокусироваться — это занимает больше времени, чем когда она пришла сюда… когда? Минуту? Час? Вечность назад? — В душе не ебу. Да, ты из Семьи Облака, и твоя демоническая приблуда может пригодиться, но Вария прекрасно справлялась и без этих заморочек. Твой дружок прав — вложения не окупаются. Пока. Ты можешь мне не верить, но у меня тоже есть интуиция — не твоя блядская наследная магия, а нормальное, звериное чутьё. И моё чутьё орёт — натаскай дебилов до нормальных офицеров, вручи Блестяшке пушки, выпусти её на волю, и ты не пожалеешь. У меня, блядь, под боком ёбаный самородок, который станет одним из опорных столпов моей Вонголы — по-настоящему страшными женщинами не стоит разбрасываться. Она хочет спросить, что с ним. Услышать, что произошло, почему он напивается, почему молчит и чего хочет от неё. Вырваться из плена серёжек, облечь то, что не пропускает барьер, в привычные уху слова. Возможно, пообещать то, чего нельзя обещать, и узнать то, чего знать не стоит. Она молчит, не замечая, что Бестер убрал голову и отступил, перемещаясь к Занзасу. Она дрожит, понимая, что воздуха просто не осталось, и смотрит на шрамы, медленно расползающиеся по чужому лицу. Она видит, что на белой кошке проступают чёрные полоски — где-то в глубине души она знает, что это значит. — Эй, Блестяшка — а с тобой ли мои пистолеты? Поцелуй. Пьяный, неправильный, выворачивающий её наизнанку так, как ни один другой. Чужие руки там, где они не должны быть. Её руки, делающие то, что не следует. Пламя бушует. Льётся, течёт, поднимается из глубины её души и устремляется в открывшийся проход. На его место медленно стекает магма — смертоносная, яростная, но такая тёплая… — Нет! Вышло, конечно же, жалобно и жалко. Вложить все силы в то, чтобы убрать свои руки с чужой шеи, переместить на грудь и попытаться отпихнуть — воспользоваться заминкой, необходимостью в воздухе, чтобы попытаться что-то изменить. Если всё продолжится, случится что-то необратимое. Что-то такое, после чего не стоит жить. Кто ты, Хибари Тсунаеши? Куда идёшь? Почему? Чем заплатила за свою дорогу? Чем ещё готова заплатить? Слёзы пробиваются, стекают по щекам. Её трясёт, и она не знает, где кончается она и начинается Занзас. Она понимает, что должна встать и уйти — она знает, что не сможет это сделать. — Я люблю Кё-сана, понимаешь? Люблю, люблю, люблю… Мантра не работает. Она пытается собрать себя снова и снова, но доводы разума разбиваются о Пламя в её груди. Какая разница, что она решила, когда сердце поёт? Зачем уходить, если так хочется остаться? Она ведь знала, что всё этим закончится. Гокудера её предупредил — оперативно, вовремя, так, как никто не предупреждал. Но нет — она ведь полная дура, не учащаяся на своих ошибках. Кто сказал, что она уже попадала в похожую ситуацию? Ничего не знаю, всё нормально. Кто напомнил, почему она старалась не пользоваться Пламенем рядом с Занзасом? Нет — атрибут Неба ведь не само Небо, так что Бестер не считается за Занзаса. Что значит «это не Такеши»? Всё будет нормально — поддатый Кагуцути, даже в трезвом состоянии поджигающий шторы и швыряющийся стаканами в подчинённых, точно сможет сохранить контроль. Слова про то, что нельзя покоряться Пламени, которые мастер Фонг произнёс демоны знает когда? Пфи — у неё ведь никогда раньше не было проблем с Интуицией, не считая тех случаев, когда она теряла контроль и бежала на другой конец города, чтобы спасти нынешний Вонгольский Туман, или когда чуть не убила себя при встрече с тем же Фонгом. Наслаждайся теперь, Хибари Тсунаеши. Хотя, после такого, какая ты «Хибари»? Занзас замер. Прямо там — слишком близко, с руками, действительно прикасающимися к её пистолетам. Наклонился, заглянул в глаза, а потом вдруг отклонился назад, и всё закончилось. Комната, лигр, стаканы. Целое бельё, почти нетронутая юбка, опьянение, от которого болит голова и немного крутит желудок. Тяжело дышащий Эспозито Занзас — ни следа чужого Пламени. Воображаемые нити всё ещё пульсируют — разрыв был слишком резким, это даже больно. Она поверить не могла, что Занзас вообще смог их разорвать. — Вон отсюда. Вон! Бежать. Рвануть, пока тело ещё слушается, врезаться в дверной косяк, вскочить и бежать снова — как можно дальше от сердца Яростного Пламени, как можно дальше от стаканов, Бестера и магмы. Быстрей, быстрей, быстрей — пока Занзас ещё держится, пока может держать всё под контролем. Сюда, вписаться в поворот, нырнуть под бок к разбуженному и крайне недовольному Сквало. Рвануть, спрятаться, стать Дождём — убедиться, что завеса отделяет её от такого притягательного Неба. Лечь, сжаться в комок и закрыть глаза, как в детстве, когда веришь, что после этого все монстры исчезнут. Всё. Теперь можно расплакаться.