Героиня второго плана

— Ой, молчи! Тсуна, поддержи меня — ты ведь из этой братии. Тсуна моргнула, фокусируясь на том, что сказала Фелисита. Это всё ещё давалось тяжело — отстраняться от будущего и рассматривать настоящее, а мастер Фонг полностью оставил это на её совести. Аркобалено был сторонником самостоятельного обучения — если человек может что-то освоить сам, следует позволить ему сделать это. Учитель нужен, чтобы отвечать на вопросы, подсказывать, передавать те знания, которые не получить из пыльных книжек, но он не обязан всё разжёвывать и приносить на блюдечке с каёмочкой. Тсуну это устраивало, хотя переключаться между вероятностями и событиями всё ещё было тяжко. Это не говоря о ноющих мышцах, которые постоянно овладевали её вниманием — всё же, её учил настоящий мастер… — Прости, я не слушала. О какой «братии» речь? Прямо сейчас они с однокурсниками ехали в аквапарк. Давно договаривались, и возможность выдалась на этих выходных. Без пистолетов было непривычно, но в сумке лежал верный шокер, так что Тсуна чувствовала себя относительно защищённой — так получилось, что из «своих» в аквапарк пошёл только Мигель, так что оборона наследника ложилась на её плечи. Фонг полагал, что она справится, а сама Хибари-сан не видела, что кто-то нападёт на них в этот день, так что Вария отпустила её с чистой совестью — чем думала Вонгола, оставалось тайной за семью печатями. Состав тех, кто решил выбраться и отдохнуть, был совершенно ожидаемым — на водные горки пошли Летиция, Фелисита, Беатриче и Доминико. Всё те же лица, одним словом — их компания действительно сдружилась и неплохо поладила между собой. Фелисита махнула рукой, и её сумка немного съехала. — Неважно, эта упрямая коза останется при своём мнении. Нет, не подумай, мы не осуждаем — наоборот, я восхищаюсь твоей смелостью. Тсуна несколько раз моргнула, думая, что окончательно потеряла нить разговора. Интуиция говорила, что Фелисита причислила её к неоднозначному общественному движению, и даже записала в активистки, но Хибари-сан ни словом, ни делом не демонстрировала своё отношение к чему бы то ни было. Единственным движением, к которому её можно причислить, была Мафия — но она сделала всё, чтобы никто не догадался об этой её принадлежности. — Не понимаю, о чём ты. Фонг настаивал, чтобы она подавляла интуицию, а не пользовалась ей по поводу и без. Тсуна думала, что это правильное решение — она уже несколько раз попадала в ситуации, когда её Пламя не работало, и приходилось выкручиваться своими силами. К тому же, будущее всегда основано на настоящем — например, если она занимается спортом и совершенствует тело, вероятность сбежать гораздо выше, чем когда она поддаётся неуклюжести и слабости. В общем, чем меньше она будет использовать интуицию в настоящем, тем успешнее будет её применение в будущем, хотя она не может подавить своё Небо полностью. — О хиппи, конечно же! Ты всегда улыбаешься, делаешь то, что хочешь, и не бреешь ноги! Тсуна против воли бросила взгляд на свои ноги. Осень выдалась тёплой, день, который они выбрали для похода в аквапарк, был солнечным и жарким, так что она решила ограничиться носками и не истязать себя капроном. Остальные девочки тоже посмотрели на её конечности — Мигель и Доминико покраснели и отвернулись. Кажется, она ничего не понимала, а вот окружающие были в «теме» — Хибари-сан, решившая, что здесь можно не играть в крутую мафиозо, осторожно уточнила: — Ну, да. А что, кто-то бреет ноги? Тут в осадок выпали все остальные — бойкие девочки превратились в очень растерянных. Доминико поперхнулся, и теперь судорожно стучал себя кулаком в грудь, пытаясь откашляться. Мигель выглядел так, словно где-то здесь прятался Реборн — но к его чести стоит сказать, что он подошёл и решил вступить в разговор. — Ано… Я влезть в ваш… беседа? Тсуна кивнула, подбадривая брата — его итальянский всё ещё был отвратителен, но он делал огромные успехи. Если верить Гокудере, ситуацию исправил Реборн — они полностью отошли от мафиозного обучения, и Аркобалено просто натаскивал подопечного на язык. Она тоже помогала, по мере сил, и теперь Савада Мигель мог сам купить продукты в магазине и спросить дорогу. Ну, и уловить вот такую бытовую беседу — до понимания лекций или криминального жаргона братцу ещё было очень далеко. — Я хотеть сказать культура. Разница в видеть мир. Япония не делать такого. Япония есть «strange Japan». Под конец своей речи Мигель выглядел потерянным и несчастным, так что Тсуна ободряюще постучала его по плечу. Девочки, кажется, ничего не поняли. — Брат хотел сказать про разницу культур. «Японцы по-другому видят мир, из-за чего многие считают их странными» — думаю, это то, что он имел в виду. Сейчас уточню. Она перевела своё предложение на японский, и Мигель радостно кивнул, повторив — «strange Japan». Интуиция подтвердила — да, перед ними снова национальные особенности, которые порождают непонимание. Фелисита несколько раз моргнула. — Ты хочешь сказать, что в Японии не принято… эм… Тсуна слегка пожала плечами, останавливаясь перед светофором. Они почти пришли — ещё несколько шагов, и можно будет хорошо повеселиться. — Это правила приличия. Улыбка, я имею в виду. И согласие, и всё остальное. Я не очень понимаю, что именно ты включила в понятие «улыбаешься и делаешь то, что хочешь» — если интересно, могу попробовать объяснить. Или ты про ноги? Стоп — кто-то действительно бреет ноги? Летиция смущённо кашлянула в кулак. — Вся Италия бреет. И Европа, думаю. И Америка. Пришёл черёд Тсуны удивлённо хлопать глазами. — Зачем? Девочки выглядели гораздо смущённее, чем в начале. Доминико натурально сбежал, крикнув, что он займёт очередь. — Потому что так принято. Удаление волос на теле эстетически приятно, гигиенично и нормально. И я искренне советую тебе попробовать. Ни на что не намекаю, но твой муж порадуется. Беатриче покровительственно улыбнулась, придавая веса своим словам. Тсуна нахмурилась, пытаясь вспомнить, реагировал ли Кё-сан на растительность на её теле. Вроде нет — да и сам он как-то не избавлялся от «лишних волосков». И на горячих источниках она никогда не видела людей без волос — ни мужчин, ни женщин. — Впервые слышу о таком странном обычае. То есть, уверена, что никогда не видела людей без волос. Мужчины бреют подбородок, это правда, иногда бреют голову или выбривают ирокез — но остальное… Ненадолго повисло молчание, а потом Фелисита задумчиво добавила: — Думаю, это из-за того, что японцы азиаты. Нет-нет, Тсуна я не расистка, но ты ведь действительно обладаешь другим цветом кожи. Волосы на ногах вообще незаметны — в жизни не разглядела бы, если бы Беатриче не сказала. И пахнем мы по-разному, и вообще. Тсуна, я действительно не со зла. Хибари-сан махнула рукой, показывая, что вообще не обиделась. Она японка, они итальянки — какой смысл обижаться на правду? — Думаю, я спрошу у Кё-сана, что он думает об этом, когда мы увидимся. Но я уверена, что никогда не видела никого без волос в Японии. Что это за взгляды? А, поняла. Поясняю — в Японии существуют общественные бани и купальни, где мужчины и женщины моются вместе. Лица однокурсниц вытянулись в нечто совершенно неописуемое — Тсуна видела это в вероятностях, но не отказала себе в удовольствии посмотреть вживую. Она буквально слышала Сквало с его «грёбанные японцы!», и искренне веселилась от происходящего. Итальянки шокировались тем, чем было её рутиной — и это было чертовски весело! — Не хочу ничего знать. Значит, твоего мужа зовут Кёсан? Мне казалось, ты называла какое-то другое имя… Летиция, поспешившая перевести тему, действительно хотела узнать больше — она давно заводила разговор о Кё-сане, а Тсуна также давно увиливала от ответа. Итальянка спрашивала с чистыми намерениями, но Хибари-сан не видела смысла выносить свою личную жизнь на всеобщее обозрение. Но в этом вопросе не было ничего личного, так что Тсуна с удовольствием объясняла, какую роль в японском языке играют «-тян», «-кун» и «-сан». Они говорили об этом всю дорогу — когда оплачивали день в аквапарке и когда шли переодеваться. Тсуна продолжала что-то объяснять, когда снимала блузку и складывала юбку, когда вдруг услышала слаженное «ах». — Прости. То есть, всё в порядке. Она подняла глаза на остальных, чтобы увидеть это. Жалость, ужас, жалость. Так много, что можно ложками есть — это ощущение висит в воздухе, скапливается вокруг, давит на неё. Она несколько раз моргает, думая, в чём же дело — а потом смотрит вниз и понимает всё. Шрамы. У неё чертовски много шрамов. Шрамы от операций, когда её собирали по кусочкам, шрамы от битвы с Грозой, шрамы, свидетельствующие о её неуклюжести, и шрамы, которые пришлось получить. Но едва ли кто-то из однокурсниц заметил сбитые коленки — они видели швы и укусы, укусы и швы. — О. Эм. Да. Она забыла. Банально забыла, что на её теле куча отметин, что-то значащих для остальных. Она жила с ними так долго, что давно перестала замечать. Летиция осторожно кашляет в кулак. — Всё в порядке, честно. То есть, они вообще тебя не портят, и незаметны, и не бросаются в глаза. Ты прекрасна даже с ними, правда. Здорово, что ты научилась с этим жить. Тсуна кивнула, стараясь быть вежливой. «Научилась жить с этим?» Она никогда не училась с этим жить. Это никогда не было слишком значимым, чтобы «жить с этим». Но сейчас ей казалось, что она чувствует их — чувствует каждый шрам, каждую неровность, каждое несовершенство. И эти следы прошлого горели, клеймя её снова и снова. Девочки больше не говорили о её шрамах и изо всех сил старались не смотреть. Доминико тоже делал вид, что всё в порядке — сначала тоже пялился, конечно, но Фелисита «незаметно» дёрнула его за волосы и что-то прошептала. Мигель несколько раз икнул, а потом спросил: «Это кто тебя так?». Тсуна предпочла оставить этот вопрос без внимания. Потом новизна прошла, все отвлеклись, в компании снова звучал смех и шутки. Хибари-сан тоже постаралась отстраниться от своих шрамов, хотя полностью забыть о них так и не удалось, и получить удовольствие. Они катались на горках весь день, развлекаясь от души. Тсуна очень старалась, но так и не смогла искренне улыбнуться.