Героиня второго плана

Тсуна проснулась от поцелуев в шею. Медленных, немного ленивых, покрывающих весь загривок, от плеч до линии роста волос. Иногда поцелуи спускались ниже, оседая на выступающих косточках позвоночника, иногда расползались по плечам, но потом неизменно возвращались на загривок, заботливо очищенный от волос. Момент, когда Кё-сан пальцами распутывал её волосы и осторожно перекладывал вперёд, Тсуна благополучно проспала — ей было настолько уютно и тепло, что вся чуткость и Интуиция сменились чувством защищённости и неким забытьём, выбираться из которого совершенно не хочется. Что же — этот вариант пробуждения был лучше всего, что вообще могло существовать в мире. Они оба были мерзлявыми людьми, в любой ситуации предпочитающие зимнее одеяло, так что их тела всегда переплетались, когда они оказывались в одной постели. Кёя почти всегда засыпал за её спиной, пряча её от мира в кольце своих сильных и совершенно восхитительных рук. Наверное, только в этих объятиях Тсуна чувствовала себя собой — защищённой, естественной, любимой. Однако, мир вокруг не ограничивался их кроватью — пора было проснуться. — Нам пора?.. Вышло довольно сонно, но Кё-сан определённо считал это милым, так что Тсуна даже не пыталась выглядеть «деловой и собранной секретаршей». Не здесь, под общим одеялом, после того, что происходило несколько часов назад. Вообще, чем больше она проводила в тесном контакте с Хибари Кёей, тем чаще ей вспоминалась Занзасова речь про сапёра. Действительно, близость — это нечто уникальное, что можно постигнуть только личным опытом, а не прочтением умных книжек. Кажется, они с Кёей начали потихоньку разбираться, что к чему. Ещё один поцелуй в шею — лёгкий, нежный, вызывающий приятную дрожь. — Думаю, что да. Не вижу смысла опаздывать на собрание. Кажется, сами звёзды были на их стороне — собрание Хранителей Десятого Поколения проходило в то время, когда у Тсуны не было пар. Возможно, благодарить стоит Мигеля, который учился вместе с ней — или Реборна, который видел смысл и важность высшего образования. Всё было подобрано так, чтобы они успели обсудить абсолютно все возникающие трудности, но при этом успели съездить в ВУЗ. Тсуна тихо радовалась существованию братца и удивительным совпадениям в их жизни — у неё были все шансы выполнить приказ Кё-сана без ущерба для всего остального. — Тогда я приготовлю завтрак. Встать, умыться, заглянуть в ванную, накинуть первый попавшийся халат, подвязать волосы лентой и отправиться на кухню, к сковороде и холодильнику — Тсуна думала, что эта домашняя жизнь выглядит совсем неплохо. В конце концов, именно так и должна выглядеть жизнь — хранить очаг, дожидаться мужа, поддерживать его по мере сил. По крайней мере, так думают в Японии. Обычно они завтракали вместе, но в этот раз Тсуне хотелось помыть голову, так что она просто приготовила место, подала всё, что можно было подать, и сбежала. Если верить Интуиции, Кё-сан не обиделся, так что она спокойно сделала всё, что запланировала. Фен, потом пучок, фиолетовая блузка и чёрная юбка — в этот раз в ход пошли чулки. Чулочный пояс идеально садился под бедренную кобуру, ничего не сползало, не натирало и не падало — в общем, Тсуна полагала, что она на всю жизнь попрощалась с носками, гольфами и колготками. Ну, зато удобно, да и выглядит симпатично. В последний раз она видела свои пистолеты где-то в районе кухни, где как раз завтракал Кё-сан, так что она всё равно составила ему компанию. — Там будут только Хранители или вся Вонгола? Кё-сан на секунду задумался, неосознанно водя палочками по воздуху. Тсуна смотрела на них с лёгким оттенком ностальгии — оябун привёз в Италию собственные палочки, как и весь Дисциплинарный Комитет, и эти два кусочка дерева невольно вызывали воспоминания о Намимори и их старых добрых временах. — Только Хранители, насколько я могу судить. Иногда Реборн зовёт кого-то вроде Иемитсу или Занзаса, но я ни разу туда не попадал. Насколько мне известно, сейчас просто никто не соглашается. Глок отказывался спокойно сидеть в кобуре — пришлось напрячь ногу, ставя её на мысок, и неприлично задрать юбку. Кожаные крепления идеально сочетались с тканевыми — возможно, изготовители одного из изделий вдохновлялись вторым. Интересно, кто был первым?.. — По поводу Занзаса… Думаю, у нас возникла небольшая проблема. В общем, мы обнаружили, что наше Пламя резонирует. Талбот сказал, что это из-за разных полярностей — Ярость и Гармония идеально дополняют друг друга и стремятся к слиянию. Это довольно сложно объяснить, и мы тоже не в восторге, но у этого резонанса есть определённые… последствия. Я очень хорошо чувствую его рядом, его атрибуты слушаются меня, дом тоже, и… И один раз мы напились и поцеловались. Вот. Никто из нас этого не хотел, и всё закончилось, как только удалось вернуть контроль над Пламенем, да и Талбот обещал решить технический вопрос, чтобы снизить резонанс и минимизировать такой эффект, так что этого никогда не повторится, но я подумала, что вы должны знать. Вот. Кобура сидела настолько идеально, что можно было спутать с кожей, но Тсуна продолжала снова и снова что-то подтягивать и поправлять, как будто это стало самым важным в её жизни. Она даже не могла поменять ногу — что-то внутри беспочвенно твердило, что смена всё разрушит. Интуиция что-то говорила — Хибари-сан слишком нервничала и боялась, чтобы слушать. Молчание. Слишком долгое, отдающее удушливой Ки. Чужие шаги. Осторожное, но решительное прикосновение к её плечу. — Хорошо. Думаю, мы учтём это. Тсуна вскинулась, думая, не в силах поверить в услышанное. Интуиция, наконец-то выпущенная на волю, подтверждала — Кё-сан действительно думает то, что говорит, но она снова и снова искала подвох. Ну не может такого быть. Просто не может. Оябун, увидев её замешательство, решил пояснить свою мысль: — Разумеется, я испытываю ярость и бешено ревную. При других обстоятельствах я бы бросил вызов лигру и загрыз его до смерти, и не уверен, что мог бы гарантировать твою безопасность. Думаю, ещё пару лет назад всё могло закончиться очень плохо после таких новостей. Но Зверёк — я знаю тебя и знаю Занзаса. Позже я поговорю с ним об этом, хотя, думаю, услышу то же, что и сейчас. Это всё звучит очень плохо и двусмысленно, но ты нашла в себе силы сказать мне об этом — и я действительно верю, что дело в Пламени, когда речь о тебе и Занзасе. Его глаза серебряные, но немного мутные, он спокоен, его Облако всё такое же ласковое, а прикосновение лёгкое. Тсуна осторожно опускает подол многострадальной юбки и медленно тянется вперёд, чтобы оказаться в чужих объятиях. Её Небо окончательно на воле — рассказывает Облаку, что Хибари Тсунаеши было неловко, тошно от самой себя и очень страшно. Тсуна не уверена, что Кё-сан считывает это послание, но она искренне благодарна Интуиции за то, что она транслирует только человеческие, разумные переживания, а не тот комок животных желаний и чувств, что повлёк за собой резонанс. Она действительно не хочет говорить с Кё-саном об этом — если ему интересно, пусть спрашивает у Занзаса. Кстати, если уж они заговорили о подобных вещах… — Кё-сан, пока не убежали от темы — я вам соврала, я встречалась с Такеши-куном несколько лет, и это не моя вина, потому что моё «жить вместе» совсем не походило на ваше «жить вместе», и я была в полной уверенности, что мои чувства безответны. Тсуна говорила это, отодвинувшись и смотря в чужие глаза, так что сразу заметила — Хибари отвёл взгляд, а его вымученная улыбка могла войти в историю. — Да, Ямамото мне уже сообщил. Тсуна взвизгнула и даже, кажется, подпрыгнула, сцепив руки в замок и прижав их к груди. — Правда?! И как всё прошло? Кёя отвёл взгляд ещё сильнее, выглядя крайне недовольным и самым настоящим человеком. — Я ему врезал. От души. Потом мы поговорили и пришли к выводу, что это недоразумение, но теперь он щеголяет с чудесным шрамом на подбородке. Но как так, Зверёк? Как ты можешь быть настолько проницательной и дальновидной, но при этом не замечать самого очевидного? Под конец своей речи Кё-сан выглядел настолько по-детски обиженным, что Тсуна преисполнилась искренним раскаянием, и попыталась оправдаться: — Тогда я готовилась провести всю жизнь в качестве вашей секретарши, наблюдая, как вы находите себе жену и обзаводитесь детьми. Меня волновало, как скрыть мою любовь, а Такеши был настойчив и искреннен. Кё-сан всё ещё смотрел куда-то в сторону, но это был совсем другой взгляд. Оябун прикрыл лицо ладонью и, кажется, слегка покраснел. — И откуда такие странные мысли взялись в твоей светлой голове… Вероятности множились, Облако нежно обволакивало тело, дарило лёгкость и желание пошутить. Тсуна улыбнулась, чувствуя себя кицунэ. — Кё-сан, вы обещали забить меня до смерти, не общались ни с кем в штабе и как-то раз оставили меня ночевать в коробке из-под холодильника под мостом. При таких обстоятельствах воображать о взаимной любви довольно странно, неправда ли? Шалость удалась — Кё-сан удивлённо моргал, а в воздухе висело его недоумение. — Когда это я оставлял тебя под мостом? Тсуна тихо хихикнула, веселясь от души. Годы смыли ужас, который она испытала тогда, и оставил лишь забавное воспоминание, из тех, что рассказывают друзьям за чашкой чая. Ну, или которыми можно немного подразнить большого и страшного Ашуру, который позволял ей вести себя таким образом. — В первый мой год в Комитете, полагаю. Мы ездили драться с кем-то к чёрту на куличики, а потом вы уехали, а мы с парнями две недели добирались домой, ночуя под мостами и сражаясь с охранниками, чтобы помыться в школьных душевых. Наверное, Тсуна слишком много пережила, или, действительно, прошло очень много времени, но сейчас ей казалось, что это было весело. Поездки, битвы, обклеивание комнаты Комитета рисовой бумагой, первый раз, когда она приготовила настоящий чай… Кё-сан, правда, не разделял её веселья — кажется, он был полностью раздавлен. — О чёрт. Я забыл. Наверное, она сгорит за это в огненной яме, но зрелище Кё-сана, источающего тлен, казалось ей уморительным. Тсуна несколько раз хихикнула, а потом подошла к своему Кёе, нежно целуя в щёку. — Это был очень полезный опыт, так что я не в обиде. И парни тоже. Тогда всё только начиналось, верно? Неудивительно, что все творили глупости. Идёмте, Кё-сан? Атмосфера снова изменилась. Не взрослые люди, ведущие серьёзные разговоры, старающиеся услышать и понять друг друга, не два вчерашних подростка, дурачащихся и вспоминающих старые деньки. На кухне сейчас стояли Хибари и Хибари-сан — деловые люди, которые давно работают вместе, чего-то хотят и куда-то идут. — Да. Пора. Тсуна с трудом представляла себе, где находится Вонгола, и быстрая поездка на мотоцикле Кё-сана не очень помогла ей с ориентированием на местности. Они просто долго ехали на высокой скорости, а потом вдруг оказались перед огромным особняком, в котором всё пропахло стеклянным Пламенем. В этот раз им было позволено въехать в ворота, и они стремительно пронеслись мимо помпезных фонтанов, съехав по небольшой дорожке, ведущей в гараж. Никаких металлоискателей — стальной взгляд, удушливая Ки, резкое «она со мной». Её домашний, человечный Кё-сан исчез — по вражескому особняку стремительно несётся Ашура. Их путь вёл в центральное здание, на один из верхних этажей. Помпезный зал, круглый стол, напоминающий бублик из-за дыры в центре, бархатные кресла — богато, вычурно и совершенно неуютно. Они, конечно же, пришли последними — во многом потому что Кё-сан сам решал, когда и где он хочет находиться, вне зависимости от официальных цифр и договорённостей. Мигель, конечно же, испуганно взвизгнул и попытался спрятаться под стол — ему помешал странный ребёнок Реборн, отточенным движением ловя его за шкирку и возвращая в исходное положение. Остальные обрадовались — Сасагава вскочил, и они с Хибари пожали друг другу руки, Хром мило улыбнулась и покраснела, увидев дружелюбный кивок, второй Туманник выдал оскал, а Гокудера, Ямамото и Ламбо как-то внезапно оказались рядом с ней, наперебой спрашивая, как дела. Тсуна искренне радовалась — она успела соскучиться. По правильному, ласковому Солнцу Рёхея, по родному и привычному Дождю, не отравленному тропиками и битым стеклом, и по уже своему Урагану, такому яростному, но рядом с ней превращающимся в ласковый ветерок. Она не имела ничего против новичков — против этого подозрительного, но на удивление терпимого Тумана и по-детски наивной, но искренней и освещающей Грозы. Они все нравились ей — нравились гораздо больше, чем все носители Пламени, встреченные до этого. Как будто они родные, они её — точно так, как она всегда могла отделить офицеров Занзаса. И как-то оно так получилось, что Хранители Десятого Поколения столпились вокруг неё, оставив Мигеля, на которого они работали, в полном одиночестве. И Тсуна поняла это только тогда, когда почувствовала, что это заметил Реборн. Она хлопнула в ладоши, привлекая всеобщее внимание, и смущённо улыбнулась. — Рада вас видеть, но, думаю, пора начинать. Ничего, что я буду присутствовать? Её слова вызвали бурную реакцию — от «несогласных загрызу до смерти» до «можешь ходить, если будешь носить Ламбо-сану виноград». Было там и «Тсу-чан, давно пора вылезать из башни Занзаса» от улыбчивого Такеши, чей подбородок действительно обзавёлся шрамом, было и «Экстремально не страшно!», «будет приятно работать вместе — может, ты и здесь подтянешь Десятого», и даже неловкое и заикающееся «пожалуйста, позаботьтесь о нас, Хибари-сан». И только Мигель выдал очередной обречённый вздох, и выдал в воздух: — Ты-то зачем здесь? Пришла мучить меня? Всё-таки решила унаследовать Вонголу? В комнате тут же повисло молчание. Хранители растерялись — они как будто оказались меж двух огней. Реборн молчал, желая, чтобы дети сами выпутались — Тсуне ничего не оставалось, кроме как выйти вперёд и скрестить руки на груди. — Я всё ещё являюсь Левой Рукой и заместителем Хибари Кёи, вторым лицом Хибари-гуми. Кё-сан был настолько великодушен, что наделил меня соответствующими полномочиями. С этого момента я буду заменять его на собраниях, когда Кё-сан не сможет присутствовать на них. Хибари сделал шаг вперёд и встал за её плечом — странно, непривычно, неправильно. Его Ки взметнулась, и он тихо произнёс: — Зверёк давно доказала, что способна на это. Можете считать решения, которые она примет, моими собственными. И за этими словами так явно слышался хруст костей, что Тсуна ощутила кимоно на своих плечах. Вперёд, Ашура — задай направление, и твои верные демоны сметут всё, что окажется на пути. Реборн кивнул, показывая, что принял это к сведению, и они наконец-то расселись по местам. Тсуна оказалась по левую руку Кё-сана, рядом с Хром — потом, когда оябуна не будет, она окажется между Туманницей и Сасагавой. Дальнейшее больше напоминало цирк. Реборн хотел, чтобы они изобразили что-то вроде собрания Варии, на которых Тсуна уже успела собаку съесть, и решить таки проблему с доками, наркотиками и Барбаросса с Коломбо. Вопрос лишь в том, что Десятое Поколение Хранителей не было Варией. Единственным, кто реально пытался думать над вопросом, был Гокудера — видимо, он действительно хотел быть в Вонголе и серьёзно подходил к вопросу. И это было просто отвратительно. Почему Кё-сан просто сидел и убивал всех взглядом, Тсуна понимала — оябун в принципе терпеть не мог собрания, советы и прочие вещи. Но даже здесь, в этой невыносимой вакханалии, если Хибари что-то говорил, то он озвучивал дельные мысли — жестокие, бесчеловечные, но дельные. В общем, к Кё-сану претензий не было, как и к Ламбо — маленький ребёнок просто спал, и Тсуна вообще не понимала, зачем надо было тащить его на это собрание. Туман, которого Кё-сан назвал «мерзотным Ананасом», выдавал шутку или издёвку на любую реплику Гокудеры, Хром краснела, бледнела и заикалась, а Сасагава с Ямамото просто не слушали, максимально отключившись от происходящего. И даже этих людей Тсуна не могла винить — потому что эпицентром всего этого был Мигель. Он ныл, жаловался, снова ныл и просил повторить всё по три раза, но при этом вообще не слушал, что же ему говорят. Капризничал, если по простому. И чем дольше Тсуна сидела на своём месте, тем отчётливее она видела, что Реборн не настолько плохой учитель. Да, он выдавал меньше информации, чем Фонг, но и его объяснения были достаточно внятными и понятными, чтобы разобраться, что к чему. Хром, увидевшая, что Тсуна просто сходит с ума от бешенства, наклонилась к ней и тихо прошептала: — Оно всегда так, Хибари-сан. Поначалу Хибари пытался что-то изменить, но тогда на наши собрания ходили Савада-сан и Каваллоне-сан, так что ничего не получилось. Савада-сан не хочет, чтобы мы помогали Мигелю или как-то давили на него, так что всё превратилось вот в это. Тсуна кивнула, чувствуя, что её ярость преобразуется в ледяное топливо для рассудка и решений. Дорогой папочка постарался, значит? Пусть устраивает балаган и рушит судьбы других людей, значит? Пусть делает что хочет, лишь бы так, как нравится Саваде Иемитсу? Ничего. Сейчас поправим. То, что Тсуна встала и перемахнула в центр стола, было встречено гробовым молчанием. Даже Ламбо проснулся, и теперь заворожённо наблюдал за тем, как она подходит к столу своего дорогого братца. Стукнуть по столешнице. Опереться на руки, слегка наклониться — занять собой всё пространство, поймать взгляд почти-её глаз. — Это что за цирк, Мигель-кун? Брат пугается, брат чует свою вину, брат до смерти боится яда её клыков. Наклониться ниже, не моргать, пугать жалкое ничтожество широтой её раздувшегося капюшона. — Я… — Не надо, Мигель-кун. Я занимаюсь с тобой политологией, и я знаю, что ты в десять раз умнее того, что я вижу здесь. Давить, проталкивать, пугать. Пусть прячется, пусть дрожит — страх отлично лечит от вседозволенности. Страх, порождённый столкновением с последствиями. — Но… — И времени, которое я провела здесь, было достаточно, чтобы убедиться в способности Реборна внятно доносить информацию. Ты помнишь, что я сказала тебе, когда забирала карты? Помнишь наше первое занятие? Ударить по столу снова — с силой, резко, чтобы звук разлетелся по всей комнате. Приблизить своё лицо к чужому, чтобы почти вплотную, чтобы видел глаза и слышал, как медленно капает яд с клыков. Приглушить голос почти до шёпота, сделать его чуть ниже, чем обычно — жёстче, страшнее, проникновеннее. — Ты тратишь время Кё-сана, братец, а оно гораздо дороже твоей жалкой жизни. Ещё один такой фортель — загрызу до смерти. Испуг маленького человека напротив. Его желание отшатнуться, но неспособность что-то делать под её немигающим взглядом. Изменение вероятностей, показывающее — услышано, усвоено. И чистый смех, разрушающий атмосферу и выводящий Тсуну из этого почти-медитативного состояния. — Экстремальна, как всегда! Мне этого не хватало. Кажется, у Сасагава даже слёзы выступили — настолько сильно он смеялся. К нему тут же повернулся улыбающийся Ямамото. — О, ты застал «явление Страшной Женщины народу»? Тсуна пискнула, чувствуя, что она неумолимо краснеет, а Сасагава широко улыбнулся и кивнул. — Один раз меня занесло на собрание студсовета. Должен был присутствовать кто-нибудь из спортивных секций, мы дрались, чтобы выяснить, кто пойдёт, и всех вынес экстремальный бокс. Так вот — это было нечто. Тсу-чан боялись все, от президента до учителя, который заглянул за мелом. Там прямо на входе предупреждали, что противостоять Дисциплинарному Комитету — нереальный экстрим. Гокудера, смеющийся вместе с парнями, щелкнул пальцами и с энтузиазмом ответил: — Да! Я прекрасно помню, как наша милая, скромная Тсу-чан, о чём-то болтающая с подружками, превращалась в настоящую фурию и неслась бить морду тому, кто рискнул неправильно подумать о её обожаемом «Кё-сане». При условии, что сзади тут же вырастали хулиганы бандитской наружности, зрелище было то ещё. Единственное, что Тсуна могла сделать в такой ситуации — сжаться в комок и несколько раз потрясти руками в воздухе. Да они просто издевались над ней! Самым наглым и возмутительным образом! И даже Кё-сан, явно с трудом сдерживающий улыбку, смеялся со всеми! — Зверёк всегда была натурой увлекающейся. Маленький, бесстрашный Зверёк. Ямамото, слегка успокоившийся, рассмеялся с новой силой. — Чёрт возьми, она ведь даже сказала, что «загрызёт Мигеля до смерти»! Хибари, это что, обязательная формулировка, прописанная у вас в правилах? Или ты покусал Тсу-чан, заразив своей кровожадностью? Хибари слегка раскалился, фокусируя внимание на Такеши-куне. — Может, и покусал. Мало ли, что я со своей женой делаю. Парни тут же смутились, а Кё-сан переключился на Тсуну и похлопал по столу. — Помочь тебе перелезть назад? Пунцовая Тсуна отказалась, хотя перемещение обратно вышло куда более медленным и неловким. Наконец, ей удалось оказаться в кресле, и Хибари-сан вдруг обнаружила, что притихшие ребята смотрят на неё, словно ожидая какого-то решения. Щёки явно будут гореть ещё тысячу лет, но Тсуна всё равно постаралась сосредоточиться на деле. Она кашлянула в кулак, судорожно вспоминая, что происходило до её локального бунта, и постаралась мило улыбнуться. — Так, эм. Продолжим? Мне понравилось последнее предложение Гокудеры-куна. Действительно, если мы посмотрим на это с точки зрения территории… Они разговаривали ещё три часа, подробно обсуждая доки, наркокартели и новых торговцев оружия, и Мигель за всё это время даже ни разу не пикнул, честно стараясь думать над делом. Ведь может же, когда захочет, морда испанская!