Героиня второго плана

— Мы ведь не первые, кто достаёт тебя с этим? Тсуна медленно отложила вилку и слегка дёрнула уголками губ. Беатриче не разговаривала с ней две недели, и за это время она успела посетить восемь криминальных встреч с Занзасом, один раз заскочить на собрание Хранителей Десятого Поколения, успешно сбежав от Реборна, и вдолбила текст доклада в Мигеля, за который он получил твёрдую четвёрку. После того случая Летти и Доминико не подходили к ней, здороваясь издалека. Фелисита старалась наладить общение, но между ними сохранялось напряжение, а разговоры вращались исключительно вокруг чего-то очевидного и поверхностного. И вот теперь, в столовой, Беатриче демонстративно подошла к ней и завела этот животрепещущий разговор. Мигель притих, а рядом сразу оказались остальные. Отлично — сейчас ситуация разрешится окончательно. — Да. Моя лучшая подруга пыталась «спасти» меня несколько лет. Результаты вы видите. Беатриче серьёзно кивнула, а потом подтянула к себе ближайший стул. — Всего один вопрос. Твои шрамы как-то связаны со всем этим? Хибари-сан вздрогнула. Удивительно меткий вопрос. Вот так, не зная ничего, не зная даже крупицы контекста — попасть в цель, настолько точно, что даже больно немного. Но вопрос задан — так или иначе, на него придётся ответить. — Это немного сложно объяснить. Если коротко и честно — да. Летти вскрикнула и прижала руки ко рту. — Он… Он тебя… Тсуна скрестила руки на груди и откинулась на спинку кресла. Никаких дополнительных комментариев не последовало — в этот раз итальянцы действительно хотели выслушать её и понять. — Я была в банде. Школьной банде, состоящей из маргинальных подростков, которые таскали с собой биты, палки и деревянные мечи. И мы дрались с другими школьниками. Доминико слегка нахмурился. — Ты ведь была девочкой на побегушках, нет? Тсуна пожала плечами. — Бывали плохие дни. Мы все носили красные повязки, и наши враги не разбирались, дерусь я или ношу чай. Я не так часто попадала в неприятности, если честно, хотя это всегда заканчивалось плохо. Виноват ли в этом Кё-сан? Возможно, ведь я сражалась за его идеи. Был ли он причиной? В какой-то степени. Был ли источником? Нет, никогда. Мстил ли за меня? Можете спросить Мигеля. Брат тут же завертел головой, и Тсуна перешла на английский, чтобы всем было понятно — они часто болтали на этом языке, когда Савада включался в беседу, и уже переключались почти автоматически. Язык подтягивали, опять же. — Мои первые шрамы — результат того, когда меня пытались забить до смерти. К нам в школу перевели новичков, и одна девушка решила уничтожить нашу банду, на её основе создав свою. Кё-сан отсутствовал, доверив мне руководство, так что я решила стоять насмерть, а девушка не стала разбираться, умею я что-то или нет, и я чертовски долго боролась за жизнь на больничной койке. И Кё-сану это не понравилось. Слышал эту историю, Мигель? Про Сузуки Адельхейд и Козатто Энму. Братец резко побледнел, а потом отшатнулся. — Так это из-за тебя?! Он чуть не умер! Врачи собирали по кускам! Он… Тсуна посмотрела Мигелю в глаза, и брат заткнулся. — Я не просила его об этом. Он даже узнал не от меня — я не собиралась говорить, что столкнулась с Адельхейд и проиграла. И о последствиях тоже не он сказал — мне насплетничала Хана-тян. Фелисита нетерпеливо топнула ногой. Она терпеть не могла, когда при ней говорили про что-то, о чём она не знала, и явно горела желанием услышать всю историю. Остальным тоже было интересно, и мрачный Мигель серьёзно произнёс: — Хибари превратил его в кусок мяса. Подкараулил после школы моего невиновного друга, позвонил Сузуки-сан, а потом просто сошёл с ума. У него есть… эм… тонфа, это японское оружие — что-то вроде железной трубы, сложно объяснить — и он просто напал на Энму и почти превратил его в фарш. Адельхейд пыталась вмешаться, но он ударил её так, что она начала кашлять кровью, и вернулся к Энме. Он бил его, заставляя её смотреть. Она на коленях умоляла избивать её, наказывать её, плакала, говорила, что Энма слабый и не может ответить — Хибари от этого только зверел. Я помню, как он снова и снова опускал свои тонфа на спину Энмы, и приговаривал что-то вроде: «А мой зверь не был слабым? А ты не пыталась атаковать того, кто может показать клыки?». Он почти его убил. Серьёзно — врачи говорили, что Энма выжил только чудом. И это… Тсуна резко кивнула, перебивая брата. — Я тоже. Чудом выжила, в смысле. Доктор Шамал пришёл за несколько минут до моей смерти. Сапоги Сузуки Адельхейд превратили меня в кусок мяса, и врачи убили не меньше полугода, чтобы меня собрать — рубцы вы видели. И, думаю, Кё-сан говорил не «зверь», а «Зверёк». Это моё ласковое прозвище. Вопреки всему, ей было приятно. Когда-то Хана-тян сказала, что нападение на Энму было местью за неё, но тогда Тсуна не видела в этом ничего личного — сейчас, когда она стала Хибари-сан, это событие заиграло совершенно новыми красками. Кё-сан уже тогда был готов драться за неё, и подтверждал слово делом. Уже тогда она была кем-то, за кого следовало драться — кажется, Кёя сказал, что она его хибёрд. Кстати, что с хибёрдами? Демоны — она вообще про них забыла! Но с милыми птичками Кё-сана придётся разобраться потом — сейчас она находилась прямо в центре крайне неоднозначной ситуации, где изумлённые и шокированные итальянцы смотрят на них и не находят слов. — А в японских школах всегда творится такая жесть, или это вы такие везучие? В словах Доминико, переполненного искренним недоумением и ужасом, крылось столько смыслов, что они рассмеялись — Мигель натянуто, Тсуна искренне и от души. — Вопрос не в школах, Доминико, а в разных социальных слоях. В Японии всё также, как везде — здесь, в Палермо, тоже уживаются мирные жители и сицилийская мафия. Мигель уставился на неё с ужасом и неверием, но эффект был достигнут — Беатриче скептически усмехнулась. — Мадонна, только не говорите мне, что действительно верите в это. Что за мания такая — смотреть посредственные фильмы? Напряжение снизилось, но не исчезло до конца — Тсуна знала, что оно будет присутствовать до конца их дружбы. Мирные люди вроде них не считают нормальным, когда один человек избивает другого, а потом получает самосуд и насилие в ответ. Нормальные люди не дерутся до смерти, нормальные люди не отправляют никого в больницу, и нормальные люди не выбирают следовать за Ашурой до конца своих дней. В то время, когда итальянцы зависают в кафе, она торчит на очередном пирсе, вскрывая ломом ящики с контрабандой, а потом проверяет товар, пересчитывает и закрывает обратно — кажется, их миры разошлись слишком далеко. Беатриче выдохнула и потёрла глаза пальцами. — Так, это было неожиданной информацией, и она сильно пошатнула меня в моей решимости, но я всё равно спрошу. Ты уверена, что всё под контролем? И что ты сможешь поменять ситуацию, если понадобится? Тсуна улыбнулась, подумав, что не стоит врать о невозможном. — Уверена. Беатриче, я живу с ним много лет. Меня называли его женой ещё в те годы, когда мы учились в средней школе. И да — не сочти за хвастовство, но я, наверное, чуть ли не единственный человек, кто вообще может как-то менять ситуацию с Кё-саном. Это даже не бахвальство, учитывая все обстоятельства. Она видит вероятности, есть моменты, когда она может их менять — едва ли в мире есть хоть один человек, с которым её Пламя не сработает. Вопрос в том, что ей это не надо, и она скорее умрёт, чем допустит мысль о том, чтобы выступить против Кё-сана. Фелисита вдруг захихикала. — Ты сейчас говоришь как Биг Босс или типа того. Чёрт, я до сих пор не могу поверить, что у тебя такое прошлое! Ты ведь всегда такая милая, вежливая, готовая помочь. Нет, ну правда… Они болтали об этом весь оставшийся день, и однокурсники активно рассказывали Тсуне, какая она милая, тихая, очаровательная пай-девочка. Побледневший и притихший Мигель сидел, забившись в угол, и периодически косился на Тсуну. Кажется, он переписывался с Козатто Энмой — видимо, этот разговор всколыхнул его воспоминания. Тсуна тоже вспомнила о куче вещей, которые она незаслуженно оставила в прошлом — и, кажется, пришло время это менять. Именно поэтому она возвращалась в Варию с кучей эмоций и решимостью. Пришла в комнату, переоделась, пристегнула ненавистную подмышечную кобуру. Отошла к окну, достала телефон, выудила номер из памяти… — Привет, Хана-тян.