Героиня второго плана

Они все были здесь. В чистой, но видавшей лучшие времена одежде, с синяками под глазами, замученные и полные решительности. Тусклый свет керосиновых ламп добавлял мрачности и таинственности, как и положено настоящему Заговору — их союз наконец-то  собрался, чтобы приготовиться действовать. Офицеры Варии, несколько представителей от лояльных Семей, верхушка Хибари-гуми, нынешний Глава Бовино и почти всё Десятое Поколение, не считая Урагана. Все знают, зачем они собрались — все мрачные, серьёзные, не довольные ею — Хибари Тсунаеши не собиралась отказываться от своей идеи. — Я против того, чтобы начинать сейчас. Нам нужен иск от Манчини Орфео. Занзас тихо выдохнул, впившись в неё кроваво-красными глазами. — Ты говоришь это с тех пор, как мы вернулись с собрания Альянса. Время вышло, Блестяшка — твоя попытка перетянуть его на нашу сторону провалилась. Тсуна и сама понимала, что исчерпала отведённый лимит. Для идеальной победы было нужно семеро предателей — но никто не мог гарантировать, что седьмым был именно Ураган. Манчини страдал, но не выходил на связь всё это время — и даже предсказание не могло это оправдать. — Дай мне последний шанс. — Зачем? — Я… продолжаю верить. Ты знаешь, о чём я. Пламенный Кагуцути протяжно вздохнул,  в очередной раз поджигая занавески. Никто не верил, что сын Джузеппе Манчини, наследник Семьи, известный своей верностью, окажется на их стороне — никто, кроме посвящённых, не понимал, почему они  этого ждут. — Я обожаю тебя, Блестяшка, но у моей привязанности есть свои пределы. Один день, до завтрашнего собрания — если не успеешь, будешь отвечать. Тсуна послушно кивнула, понимая, что при таком раскладе никто ничего не теряет. Сейчас — частично обсудить план, завтра проверить союзников на вшивость, убедиться, что дезинформация ушла через кротов, и после этого говорить о реальных действиях. Времени не было — война за Палермо работала на них, но, если они не поторопятся, нечего будет возглавлять. — Итак, с Манчини Орфео на нашей стороне или нет, мы начнём атаку. Для начала, надо разбиться на две группы и решим, как будем действовать. Все знали, что для переворота нужно убить Мигеля. Каждому было известно, что для истинного перехвата власти нужно обезглавить ЦЕДЕФ.  Если будет выдвинуто официальное обвинение, всё будет гораздо проще, но Занзас предпочитал просчитывать все варианты. — Перестань, дон Дечимо. Всё и так понятно, верно? Нас вполне достаточно. Сегодня Такеши не улыбался — он с бесконечной усталостью откинулся на спинку стула и поглаживал шрам на подбородке. Каждый понимал, что он имеет ввиду — Десятое Поколение всегда было рядом с Мигелем. Им не требовалось прикладывать усилия, чтобы его убить. Интересно, что чувствовали парни, обсуждая убийство своего друга на этой встрече? Грустили ли они? Жалели ли об альянсе? Вспоминали времена проведённые вместе? Лично Тсуну жгла тоска — а ещё вспоминалось искреннее «я никогда этого не хотел» и полные надежды глаза её сводного брата. Он был неплохим человеком, этот Савада Мигель. Он мог быть отличным, любящим сыном, верным другом, у которого впереди было целое будущее. Возможно, он мог бы стать неплохим белым воротничком, всю жизнь просидеть за бумажками, таскать старшим чай, потом встретить какую-нибудь решительную испанку и завести семью. Они даже могли бы стать настоящими братом и сестрой — созваниваться по выходным, приезжать в гости, дружить семьями… Он был неплохим человеком, не заслуживающим смерти, этот Савада Мигель.  Вопрос лишь в том, что ему не повезло оказаться на этом месте. А она, Хибари Тсунаеши, на полном серьёзе сидит за одним столом с людьми, которые собираются убить её отца и брата. И у неё даже почти ничего не ёкает — потому что она, в отличие от своего брата, была одной из них. Чудовищем, дочерью чудовища рода чудовищ. Ёкай, освободившийся из тесной оболочки. Демон, занявший своё место. Кошмарное, отвратительное чудовище… — Нет, я должен сам его убить. И все мы знаем, кто должен взять на себя Саваду Иемитсу. Она подняла глаза, поняв, что все смотрят на неё. Сочувствие, жалость, едва заметное презрение, ожидание — смесь взглядов душит, лишает одежды, оставляет мерзкие следы. Они обсуждали, кто же окончательно лишит её семьи — они ждали, что она вынесет своё решение. — Зверёк… Тсуна мотает головой, а потом усмехается. — Да. Я понимаю, почему ты хочешь убить моего брата, Занзас. Я даже знаю, что ты всё равно надеешься, что там будет Ноно. Но ты пойдёшь туда один — никто из Хранителей не должен… Ты будешь один — они лишь впустят тебя. Что же до моего папаши… Как странно — произнести очевидные слова сложно, словно кто-то зашил ей рот. Все знают, что она его ненавидит — что же это за боль внутри? — Зверёк… — Всё в порядке, Кёя. Я всегда знала, что это будешь ты. Её муж сокрушит её отца. Её названный брат убьёт настоящего.  Семья, которую она выбрала, вырежет тех, кто был ей родными по крови. О Боги, сколько же ещё вы потребуете от неё? Сколько ещё она должна отдать? Что она сделала, что должна так сильно страдать в этой жизни? Молиться бесполезно, Тсунаеши. Потому что ты знала, что так будет, когда вступила на этот путь. Чувствовала, чем обернётся твоё бегство от судьбы Дечимо. Наслаждайся, Тсуна — в том, что происходит, виновата только ты сама. — Жена… — Я в порядке, Кёя. Правда. Стереть слёзы очень просто — это всего лишь две дорожки солёной воды, выступившие непонятно почему. Есть они, нет их — никому не станет легче. Это жалкие осколки, остатки маленькой девочки, которая заваривала чай и верила в сказки. Они никому не нужны — когда они покидают тело, в нём снова начинает ворочаться огромная хладнокровная белоснежная змея. — Убей его, Кёя. Убей и принеси мне его голову.