Истории про Региса

Старый катакан напрягся и подтащил коровью тушу поближе к камням, которые использовал в качестве разделочного стола. Зубы были уже малость не те, что пятьдесят лет назад, и больше не могли перегрызать и перемалывать в муку кости крупных животных. С эльфьими костями, впрочем, еще справлялись. Над пастухом, крупной рыхловатой особью мужского пола, катакан уже потрудился. Нижние конечности в лаптях, обмотанные тряпьем, он отложил про запас, а верхнюю часть разбил камнями на несколько кусков: на ужин, поздний ужин и ранний завтрак. Кровь аккуратно сцедил в половину гладкого камня, в середке которого горные ручьи выдолбили выемку на манер чаши. Полный «кубок» катакан отставил в сторонку, чтобы в конце трапезы культурно насладиться драгоценным напитком. Возможно, для этого он даже примет ненадолго облик двуногой твари. Трансформации утомляли старика, однако способность превращаться тешила его самолюбие, напоминая, — он скорее высший, нежели низший вампир, а это значит многое, очень многое... Выбрав тяжелый камень с острой отточенной гранью, катакан размахнулся и глубоко резанул коровью шею. Кожа и жилы треснули, туша разверзлась, истекая густой темной жидкостью. Припав к ране, он всосал полный рот крови, глотнул и, прикрыв глаза, отдался чувству наполняющей его силы. Кровь крупного рогатого скота, грубая на вкус, тем не менее дарила моментальное чувство насыщения и физической мощи. Старый катакан давно выучил, что чувство это обманчиво, что долговременный эффект можно получить лишь от эльфьей, реже — гномьей крови, но краткое возбуждение, разливающееся по мышцам, тоже было очень приятным. Глухо рыгнув, он снова опустил голову, чтобы напиться как следует, и... — Какакан! — раздался наверху насмешливый писклявый голос. — Какакан, пошей кафтан! Старик поморщился, краем глаза проследив мелькнувшую крылатую тень. Испокон веков мелюзга, вопреки запретам и угрозам предков, летала побузить в Тесхам Мутну. Первый оплот вампиров притягивал их, как свежая кровь. Старый катакан сам любил это место, древнее и торжественное, полное воспоминаний о великих ритуалах, об оргиях, о пирах, на которых не жалели лучшего угощения, как в убиенном, так и в живом виде... Отодрав кусок шкуры на коровьем боку, выломав ребра — после двух-трех глотков сил уже прибавилось, — он, урча, погрузил зубы в жаркие внутренности. — Приятного аппетита, дед какакан! Сопляк в черных брючках и тунике с эмблемой клана приземлился прямо перед его ранним ужином. Старик нахмурил седые, вразлет, брови. Этого сорванца он помнил хорошо, слишком хорошо. Гаденыш, каких поискать: единственный сын, избалованный донельзя многочисленной родней, красавчик, умничка, главарь банды и первейший кандидат на порку серебряной цепью. И все это в какие-то смешные десять лет! Катакан щелкнул челюстями, застрявшие волокна жесткой говядины неопрятно свисали из пасти. Гаденыш не шелохнулся. — Как здоровьице? Клыки еще не повыпадали? — сопляк ощерил ротишко, полный мелких молочных зубов. Впереди зияла дыра, в которой вскоре должен был появиться первый «истинный» резец — предмет огромной гордости и повод для большого кровавого празднества. Катакан зашипел и оскалился, показывая, что все клыки на месте. Сопляк небрежно пнул тушу ногой в изящном сапоге. — А эльфятина есть? Чую, эльфятиной пахнет... — Есть, да не про твою честь, — огрызнулся катакан. Треклятый кодекс, который ставил его выше фледеров, экимм и прочих низших кровопийц, диктовал вежливое, а подчас подобострастное обращение к бессмертным вампирам. Даже к таким юным. — А тут у тебя что? — и гаденыш сунул породистый нос в камень-чашу. Нос этот, крупноватый для детской физиономии, выдавал принадлежность гаденыша к одной из самых уважаемых семей племени Гхарасхам. Старик узнал сей факт в первую же их встречу, окончившуюся не слишком красиво. Тогда сопляк приперся с друзьями, которые, чуть запахло жареным, призвали на помощь взрослых. Интересно, почему сейчас он один? Вконец оборзел, паразит, ничего не боится... — Не трожь, это мое! — Что значит — твое? — хмыкнул сопляк. — Ты знаешь правило о неприкосновенности добычи! — старый катакан уже жалел, что не превратился раньше, как только заметил нахала. Такие длинные слова легче давались глотке двуногих тварей. Нахал, кстати, проявлял вопиющее неуважение, находясь во время диалога в иной форме, нежели собеседник. Но ему, этому капризному наследничку, было дозволено всё... Да и осмелился бы он дерзить в шкуре жалкого летучего мышонка? — Срал я на ваши правила! — гордо заявил сопляк и опустил в чашу палец. От такой беспардонной наглости катакан даже лишился дара речи. Сопляк облизал палец, по-гурмански щелкнул языком и, наклонившись, хлебнул. Сделал глоток, потом второй. Без приглашения. Этого старый катакан уже не мог стерпеть. Смахнув лапой гаденыша, а заодно и «кубок», он взревел и закружил по залу, гоняя подлюгу из угла в угол. Даже не имея крыльев, по скорости катакан превосходил почти всех существ подлунного мира, и очень скоро задыхающийся сопляк был прижат к мокрому и ароматному разделочному столу. Похоже, он обделался от страха... катакану было уже все равно. Он выдохнул гаденышу в лицо, зарычал, наслаждаясь гулким эхом. Сопляк наморщил нос, чихнул, всхлипнул: — Спасите!.. — ЭМИЛЬЧИК! Седая вампирка налетела сверху, как демон в вихре дымного кружева. Оглушив катакана ультразвуком, она сбросила его с площадки и, не давая опомниться, спикировала и хватанула когтями по морде. Глаза залило кровью. Катакан инстинктивно ударил в ответ и тут же стукнулся хребтом о противоположную стену. Горло сжимали две белые, неописуемо сильные руки. Искаженное гневом лицо вампирки превратилось в сплошные зубы и визг, от которого, казалось, вот-вот треснет череп. — Смилуйся... госпожа!.. — выдавил катакан, когда дьяволица прервалась, чтобы набрать в легкие воздуха. — Вон отсюда! — завопила вампирка. Сквозь боль и ужас — он все-таки не хотел умирать, не так, не сегодня — проступила искра изумления. Этот приказ был явно адресован не ему, бедному больному старому катакану... — Но, бабушка, он меня... — В склеп, Эмиель Регис! Сей секунд! Эмиель Регис пискнул и живо метнулся в окно. Вампирка вновь повернулась к своей жертве. — Ты опять обидел моего мальчика? Ты поил его кровью эльфов? Отвечай! Она разжала руки, и катакан, кашляя, мешком осел на пол. — Не виноватый... я... Он сам... прилетел! Дьяволица выпрямилась, глядя на него с презрением. Да, она была царственно прекрасна, катакан этого не отрицал. — Я верю тебе, но держись от него подальше. В третий раз пощады не жди! — Какакан попал в капка-а-ан! — донесся от окна ликующий визг. Вампирка зашипела, выставив зубы, и унеслась прочь вслед за внуком. Осторожно вертя головой, катакан обозревал масштабы разрушения. Мясо валялось в грязи по всему залу, потроха гирляндой свисали с клетки под потолком. Боль пульсировала в ушах, в сломанных ребрах и ушибленном позвоночнике. А ведь он всего-то хотел спокойно поужинать...