___
Когда детектив возвращается и снимает шарф, он видит Джона сидящим в своем потрепанном кресле с кучей бумаг на коленях и ручкой в руках. Прямо напротив доктора стоит черное кожаное кресло сыщика, а между ними — небольшой столик с двумя чашками чая и тарелкой с печеньями. Шерлок принимает приглашение. Он садится напротив Джона и берет в руки чашку. Идеальное сочетание молока и сахара. Держа чашку в левой руке, а блюдце — в правой, детектив пригубливает горячий чай и начинает наблюдать за Джоном. И внезапно понимает — Джон очень изменился. Его светлые, некогда песочного цвета волосы — седы, бледное лицо изрезано глубокими морщинами, к уже существующим добавились новые — у глаз и между бровей. Тонкие губы искусаны и почти бесцветны. И сам Джон очень-очень бледен. Он сильно похудел в последнее время. Очень сильно. Но Шерлок не может коснуться Джона даже пальцем, не может понять, что происходит с этим человеком, сидящим напротив него и что-то пишущим на бумаге. Шерлок не видит две вещи: письмо — вернее, его содержимое — и самого Джона. Он не может наклониться вперед, взять Джона за руку и измерить его пульс. Он не может наклониться вперед, коснуться Джона и почувствовать биение сердца доктора. Он не может провести пальцами по щеке супруга и тем самым проверить его температуру. Он столько всего должен был сделать, чтобы понять, что происходит. Должен был, если бы позволил себе. Впервые в жизни Шерлок выбирает неведенье и предпочитает оставить все как есть. А еще он боится Джона. Ведь сыщик знает: Джон заметил, что Шерлок смотрит на него, пытается сделать какие-то выводы. Детектив же не хочет, чтобы Джон понял — у Шерлока не выходит. Доктор вкладывает письма в два разных конверта. Один он запечатывает, в то время как другой еще открыт. Сделав последний глоток чая, Шерлок замечает, что на пальце его левой руки нет кольца. Ну конечно же, детектив снял и бросил его на пол, когда трахал Виктора, бросил около кресла Джона. Сыщик ставит пустую чашку на блюдце и обращает взгляд на пол. Кольца нигде нет. Тогда Шерлок вновь смотрит на Джона — безымянный палец супруга пуст. Джон тоже снял кольцо. Шерлок не перестает задаваться вопросом: почему эти кольца так сильно его беспокоят. Раньше, когда только сыщик не носил свое, этот факт его нисколько не волновал. Он не встревожился даже тогда, когда, зайдя в квартиру, застал Джона полирующим свое кольцо — случайность. Шерлока не смущало и то, что он скрывал от людей свой статус. Так почему же сейчас это его так гнетет? Внезапное осознание произошедшей перемены заставляет Шерлока отвлечься от своих мыслей. Сейчас даже окутавшая их с Джоном тишина стала иной. И сам Джон какой-то другой. Частота дыхания доктора изменилась — оно стало спокойней. Движения обрели твердость. Уже поздно, и детективу нужно отправляться в постель. Интересно, а у него еще осталось снотворное? Сегодня он бы проглотил все оставшиеся таблетки.___
Шерлок находит свою пижаму аккуратно сложенной на кровати и переодевается. Бросив взгляд на прикроватный столик, сыщик обнаруживает там кольцо. Должно быть, Джон его нашел. За считанные секунды детектив внимательно осматривает предмет. Кольцо выглядит таким поношенным, грязным снаружи, но внутри оно чистое, словно новое. Слова гравировки — «Джон Ватсон» — блестят и сияют. Шерлок не может найти пилюли, хотя готов поклясться, что не истратил их все. Его план рухнул. Когда детектив возвращается из кухни, Джон уже лежит на своей половине кровати. Едва матрас с отвратительным звуком прогибается под тяжестью тела сыщика, как Шерлок выключает свет. Скрип матраса ужасен и ненавистен. Обычно Джон ложится последним и, соответственно, он ответственен за этот чудовищный звук. Шерлок закрывает глаза и пытается уснуть, однако чувствует, как Джон поворачивается к нему. Детектив ощущает на себе взгляд голубых и печальных глаз супруга и полагает, что может не обращать на это внимания. Игра должна закончиться; он любит Джона, так почему же заставляет доктора так страдать? Почему разум должен взять верх над сердцем? Каждая секунда, проведенная вдали от Джона, заставляет сердце Шерлока лишний раз осознать, насколько доктор ему нужен, нужен, как воздух. Ему необходимо, чтобы Джон жил. Но разум сыщика силен, слишком могущественен, он не желает уступать, и Шерлок сдается. Ведь мозг уже убедил сыщика в том, что тот больше не любит Джона. Он уже убедил Шерлока, что все, чего тот касается, неизбежно гниет и умирает. Разум уже заверил его, что Джон должен умереть; умереть, чтобы тот все понял. Шерлок размышляет над тем, как сказать Джону, что он хочет, чтобы все вернулось на круги своя. Он даже составляет в уме некий список. Детективу известно: он должен вступить в бой с собственным мозгом и убедить себя в обратном — он любит Джона, Джон нужен ему, как воздух, Джон для его — все. Шерлоку придется заставить свой разум вновь влюбиться в Джона и изгнать из своих недр ту глупую идею о слабости. Любовь никогда не делала его слабым. Это последние месяцы без любви к супругу превратили сыщика в самого слабого человека в мире. А теперь пришло время полюбить Джона снова, молить о прощении и искуплении, чтобы вновь стать парой — как раньше. Не слишком ли поздно? — Шерлок. Джон не просит, он — зовет. Глубоко вздыхает и беззвучно выдыхает. Он ждет. — Да, Джон, — откликается Шерлок. Впервые за несколько месяцев детектив отвечает. Он чувствует: Джон хочет что-то сказать, однако не просит супруга продолжать. Просто ждет. Пара безмолвных слез падает из голубых глаз доктора, но Джон улыбается. Сегодня у него появился шанс. И он не собирается его упускать. Он хочет вцепиться в эту возможность, от нее никак нельзя отказаться. На карту поставлено его сердце, и, даже вопреки знанию, что его скоро не станет, Джон хочет запомнить это мгновение. Ведь доктор понимает: где-то глубоко внутри Шерлок уже знает, Джон умирает. Да, Шерлоку это известно. Но его разум все еще играет с ним, призывает и сейчас игнорировать супруга. Время упущено, теперь уже поздно обернуться и поцеловать. Поздно просить о прощении. Поздно пытаться искупить причиненное зло. — Спокойной ночи, Шерлок. Джон ждет. Он ждет ответа. Должен же быть ответ. И Шерлок решается на отклик. Он слегка поворачивается, совсем чуть-чуть, позволяя Джону увидеть свои серые глаза. Высшая степень соучастия. Оба мужчины — сообщники в действии, которое их освободит. По крайней мере, одного из них. — Спокойной ночи, Джон. Ну вот и все. Теперь Джон Хэмиш Ватсон может покоиться в мире. Он отворачивается, последний раз обращает взгляд на фотографии, приклеенные к полкам шкафа, и закрывает глаза. Слух Шерлока улавливает глубокий и долгий вздох, а в следующий миг сердце Джона перестает биться. Легкие доктора перестают работать, а грудь больше не поднимается и не опадает. Детектив чувствует потребность обернуться, поскольку в тот момент он что-то ощутил. Что-то было не так. Но он не поворачивается, просто закрывает глаза. Теперь на его кровати, совсем рядом, лежит новое дело, однако сыщик не спешит его распутывать. Не сейчас. Ведь это дело слишком примитивное и не стоит его времени.___
Открыв глаза, Джон видит, что лежит на зеленой траве, а за руку его держит самый любимый человек. Доктор с улыбкой отмечает про себя, что они оба одеты так же, как и в день свадьбы. Джон недоумевает, почему, а детектив в ответ лишь улыбается. Он встает, протягивает супругу руку, и доктор не может отвергнуть это приглашение. Его хромота исчезла, так же как и боль в плече. Джон опять задается вопросом, с чего бы это. Шерлок призывает его замолчать, а потом целует доктора. Детектив даже заверил его, что ничто их не разделит. Ничто. — Даже смерть? Вместе они подходят к большому озеру и останавливаются у самой кромки воды. Она так прозрачна и чиста. Джону кажется, что поверхность водоема похожа на зеркало. Оба мужчины опускаются на колени и смотрят на воду. Их отражения отчетливо проявляются на поверхности озера. И вода, подобно зеркалу, отражает их молодые и преисполненные надеждой лица. Все остальное несущественно. Важны только они. Весь мир сомкнулся вокруг них. Только вокруг них двоих. И Джон Ватсон счастлив. Он чувствует, как внутри бьется сердце, как сияют глаза. Здесь его место. И уже очень давно. Тут так хорошо, что Джон даже сожалеет, что столь долго не решался совершить переход сюда. — Ничто не разделит нас. Никогда. Ведь у меня есть ты. Темноволосый человек улыбается и кивает. Он глубоко целует Джона, а когда поцелуй разрывается, сыщик произносит: — И я люблю тебя, Джон. И всегда буду любить. Джон согласно кивает. Ему больше не больно. Это — Рай.___
Звон будильника супруга заставляет детектива резко распахнуть серые глаза. Он считает до трех, но будильник все продолжает пищать. Это раздражает. Шерлок тянет левую руку поверх правого плеча Джона и нажимает на кнопку выключения. Полагая, что этого достаточно, чтобы супруг проснулся, он идет в ванную, чтобы принять душ первым. Шерлок ощущает аромат своего шампуня и понимает, что Джон пользовался им прошлым вечером. Но этот факт сыщика совсем не возмущает. Войдя в кухню, Шерлок ожидает увидеть чашку с горячим чаем, однако тот, кто готовит ему чай, еще не встал. Недовольный детектив достает лишь одну кружку и один чайный пакетик, и только когда чайник, наконец, шумно закипает, детектив вспоминает, что вообще-то сегодня у Джона не выходной. Он должен собираться на работу, а по какой-то неведомой причине доктор еще не встал. Пакет, доверху наполненный леденцами, все еще лежит на кухонном столе. Белый халат Джона валяется в корзине с грязным бельем, а сумка — на диване. Шерлок знает супруга достаточно хорошо, чтобы утверждать, что тот никогда не опаздывает на работу. Эту информацию сыщик, оказывается, не удалил. Он включает телефон, но не получает ни одного сообщения ни от Лестрейда, ни от Виктора. Однако Шерлок еще помнит о мысли, что посетила его вчера перед сном: дать любви и Джону второй шанс. А еще Шерлок должен дать второй шанс собственному сердцу. Ведь не кто иной, как Шерлок решил демонстративно бросить Джона, не кто иной, как Шерлок решил уступить своему разуму, именно Шерлок уничтожил единственную любовь всей своей жизни, любовь, которую уже никогда не сможет обрести вновь. Однако он почувствовал кое-что еще. Запах. Запах, что можно ощутить только у Молли на работе, запах, ассоциирующийся с моргом. Специфический запах, что исходит только от мертвого тела. Шерлок прекрасно осведомлен, что он означает. Еще бы ему не знать. Детектив все замечал, чувствовал и слышал. Он видел, как Джон таял буквально на глазах, но ничего не сделал, а теперь обонятельные рецепторы сыщика уловили в воздухе нечто новое. Своеобразный запах, и Шерлоку известно, что он означает. Детектива уже ожидает новое дело. Подсказки и ключи к разгадке тоже лежат на виду, на кровати Шерлока. Все улики находятся в руках сыщика, но он не сможет распутать дело. Не сможет. Только не это дело. Когда он входит в комнату и видит тело Джона, процесс обработки информации дает сбой. Улики, господи, да комната полна улик, они словно написаны на стенах, а Шерлок впадает в ступор, поскольку попросту отказывается поверить в то, что видит. Отказывается верить своим глазам. Шерлок смотрит на грудную клетку Джона. Неподвижную. И… любопытство его губит — он приближается. Опускается на колени и наклоняет голову ближе к Джону. Осматривает фигуру лежащего на кровати доктора с ног до головы, пока его взгляд не останавливается на бледном лице Джона. Руки доктора тоже очень бледны, побелевшие ладони, сложенные в молитвенном жесте, подпирают щеку. Шерлок проводит по ним рукой. Щеки ледяные. Все тело Джона холодное, и он не дышит. Доктор не шевелится даже тогда, когда Шерлок принимается трясти его за плечи. Джон никогда уже не проснется. И тогда Шерлок начинает кричать. Он выкрикивает обещания, он даже молит супруга вернуться, просит прекратить эту страшную, абсурдную и совершенно не смешную игру. Шерлок кричит, что он усвоил урок, он будет вести себя подобающе, станет мужем, которого Джон заслужил, положит конец всем встречам с Виктором. Детектив хватает доктора за плечи и принимается трясти… снова и снова; голова Джона колотится о подушку… вновь и вновь, но Джон не просыпается, не открывает голубых глаз. Он уже никогда не сможет этого сделать, а Шерлок все продолжает сыпать обещаниями, молить о прощении и искуплении. Консультирующему детективу плевать на запах и на то, что тело Джона остыло и так бледно. Он разразился слезами и уткнулся в неподвижную грудь супруга. Шерлок целует бескровные губы доктора и что-то бормочет. Сыщик отчаянно желает ощутить привычный сладковатый вкус поцелуя, но вместо этого чувствует лишь горечь и холод. Слишком поздно, Шерлок. Шерлок поднимается и отшатывается на несколько шагов назад, его взгляд теперь замирает на двух конвертах, лежащих на прикроватной тумбочке. Когда он берет их в руки, то уже знает, что находится внутри. Повинуясь инстинкту, он открывает самый маленький конверт, и на подставленную руку выпадает его содержимое. Письмо, адресованное детективу, медали и идеально начищенное обручальное кольцо с гравировкой внутри. «На моем выгравировано «Джон Ватсон», на твоем — «Шерлок Холмс» Потому что мы созданы друг для друга Пока смерть не разлучит нас» Темная тень следует за сорвавшимся с места и направившимся в гостиную владельцем, который, взяв в руки скрипку, замирает у черного кожаного кресла. Одно ловкое, быстрое и умелое движение рук — и скрипка занимает свое место на плече человека. Пальцы левой руки плавно скользят сначала по завитку, а затем по грифу, в то время как в правой ладони уже зажат смычок. Один взмах, другой, третий — и вот струны скрипки начинают рождать нежную, но щемящую и зловещую мелодию. Только темноволосый мужчина и его скрипка нарушают тишину, застывшую в комнате. Шторы раскрыты, но стекла такие грязные, что солнечным лучам, отчаянно желающим осветить единственного живого человека, находящегося в этой комнате, приходится долго сражаться с запачканным стеклом. Свет касается маленьких кусочков разбитого корпуса калейдоскопа, осколков стекла, и они вновь начинают сиять и переливаться цветами. Внезапно мелодия меняет ритм — скрипач больше не властвует над своим инструментом. Струны смычка его бесценного инструмента ранят пальцы музыканта, заставляя их кровоточить. Он встает и, подойдя почти вплотную к Шерлоку, вновь принимается играть — резко и надрывно. Солнечные лучи, еще проникающие сквозь оконное стекло, заставляют темного человека лишь недовольно хмуриться. Его лицо бледно, бесстрастно и неэмоционально, лишь серые глаза сияют. Нет, Шерлок Холмс не плачет. Он просто играет на скрипке, потому что ему необходимо подумать, подумать, почему тот человек, лежащий на кровати, мертв. Время пошло. Даже для него. «Данное письмо адресовано тебе, но прочесть его ты можешь лишь в случае моей смерти…» Смычок медленно скользит по струнам, и скрипач извлекает из инструмента все новые звуки. «Теперь я знаю, что меня убьет. Ты. Ты меня убиваешь, и это не секрет. Мне также известно, что вскоре после того, как я закрою глаза сегодня ночью, я умру». Он щурится, да так, что пальцы начинают давить на струны с большей силой, чем это необходимо. Творение — его творение — меняется. Это больше не легкая мелодия. «Притворись печальным и постарайся выдавить хоть немного слез. Тебе это поможет, поверь мне…» Теперь скрипка звучит мрачно. «В поисках рая я наткнулся на дьявола, Шерлок, я обнаружил дьявола, и им оказался ты…» Мелодия становится пугающей. «Пожалуйста, когда ты обнаружишь мое тело, не причиняй ему вред… Шерлок, позволь мне упокоиться в мире». Скрипач останавливается и замахивается смычком на безжизненное тело, лежащее на кровати. Он не в состоянии остановиться. Он не может прекратить хлестать мертвеца. Но Джон ушел, и ничто не в силах его вернуть. Даже удары по бездыханному телу не оживят его. Джон ведь обещал. Обещал, что они всегда будут вместе, вместе состарятся. Но он солгал. Солгал, потому как сейчас доктор мертв, он сумел вырваться из Ада, возведенного для них Шерлоком. И сейчас детектив остался один. Теперь в целом гребаном мире не найдется того, кто его любит. Ведь та единственная любовь, что ниспослал ему бог, сейчас мертва. Почему? Да потому что Шерлок Холмс своими собственными руками убил Джона Ватсона. Потому что все, чего касается сыщик обречено на тлен и смерть. И уверяю вас, Джон Ватсон не стал исключением. Из серых глаз брызнули слезы, и детектив останавливается лишь тогда, когда чувствует, что ему нужно перевести дух и глотнуть воздуха. Его трясет. Теперь Шерлок замечает появившиеся на мертвом теле синяки. Их вид оживляет в его памяти день их знакомства, тот день, когда они поняли, что навсегда связаны друг с другом. Навсегда, пока смерть не разлучит их. До сегодняшнего дня. Шерлок Холмс закрывает лицо ладонями. Он ищет причину. Причины. У великого сыщика есть дело, и он располагает всеми уликами, необходимыми для раскрытия, но, тем не менее, детектив не может его распутать. Шерлок Холмс не может раскрыть дело о смерти Джона Хэмиша Ватсона. На пол падает письмо. 15-ое апреля 2012 г. Письмо, адресованное Шерлоку Холмсу. Шерлок Холмс, Данное письмо адресовано тебе, но прочесть его ты можешь лишь в случае моей смерти. Моя жизнь превратилась в сплошное бедствие, и я не хочу, чтобы ты был ее частью. Больше не хочу. Причины моей смерти, говоря медицинским языком, естественны. Я не болен, нет, однако мое сердце устало биться. И я принял этот факт, без чего-либо давления на меня. Ведь мое сердце принадлежит тебе. Всегда принадлежало, но ты, кажется, позабыл об этом. Ты, Шерлок Холмс, ты своим молчанием, холодностью, криком, убийственным взглядом разодрал его на бесчисленное количество частей и делал это каждый божий день на моих же глазах. И мое сердце, наконец, решило, что с него хватит. Отправившись в Афганистан, я думал, что оказался в аду среди демонов. Там я повидал тысячи оборванных жизней. Я осознавал, что могу умереть в любой момент, но еще я однажды понял, что умру не там. Теперь я знаю, что меня убьет. Ты. Ты меня убиваешь, и это не секрет. Мне также известно, что вскоре после того, как я закрою глаза сегодня ночью, я умру. Мне всегда было интересно, может ли человек знать, что его время истекает. Есть ли на то какой-либо знак, или же появляется ангел и сообщает, что нужно уходить. Теперь я знаю. Сегодня утром, как раз перед тем, как я уехал вызволять тебя из тюрьмы, мне явился мой ангел. И пока я пишу эти строки, я все еще не могу поверить, что ты отпускаешь меня на свободу. Прошу, не воспринимай это как сарказм. Раньше ты не был спецом по сарказму, знаю, но теперь тебе нет равных. Я надеюсь, ты не найдешь в этом письме никакого сарказма. Я, Джон Хэмиш Ватсон, освобождаю тебя. Бог уже давно запланировал это событие, не так ли? Взгляни на него как на обмен услугами. Сегодня утром я освобождаю тебя, а теперь и ты понимаешь, что прошлой ночью сделал то же самое для меня. И не важно, как сильно я напрягаю память, я не могу припомнить момента, с которого все началось. Я не могу припомнить миг, когда мы оба прекратили разговаривать друг с другом, когда перестали держаться за руки. Я не могу вспомнить мгновение, когда ты перестал меня любить — если, конечно, перестал. Но я знаю, что перестал. Я бы согласился сам вырвать из груди свое сердце, только бы вспомнить момент, когда ты меня разлюбил, когда ты последний раз меня целовал, когда касался меня последний раз. Когда последний раз ты говорил, что любишь меня. Но я не помню, Шерлок, не помню. Я смотрю на старые фотографии с нашей свадьбы или на снимки, сделанные в дни наших первых совместных расследований, и мне невыносимо больно: ведь я не помню этих моментов. Я всегда бережно хранил их в своем сердце, а теперь не могу даже вспомнить. А ты можешь, Шерлок? Можешь ли ты воскресить в памяти день, когда я сделал тебе предложение или когда мы впервые занимались любовью? Можешь ли ты вспомнить наши совместные планы на будущее? Я даже не знаю, зачем задаю эти вопросы, ведь ты все равно не ответишь. Возможно, завтра я буду знать ответы на каждый из них, но сейчас мне безумно больно, что я не смогу услышать их от тебя лично. Трудно любить демона, не невозможно, но сложно. В этом даже есть своя романтика, не так ли? Но такая любовь сильно ослабила и подкосила меня. Ведь сердце не может биться, когда от него осталась лишь половина. Я не вижу жизни без тебя. Но хочу, чтобы ты продолжал дышать. Моему сердцу нужно, чтобы ты продолжал дышать. «Нас» больше нет, и я, наконец, смогу изгнать ту боль, которую причиняет «нам» твое отсутствие. Так будет даже лучше. Я бы хотел сказать тебе столько всего лично, но это невыносимо сложно сделать, когда твои глаза буквально прожигают мне кожу. В горле пересыхает, и я не могу вымолвить ни слова. Вот почему я оставляю это письмо. Когда мы сегодня вернулись из Скотленд Ярда, я стоял тут, посреди комнаты, в то время как ты обрушивал на мою голову сотни слов осуждения. Я слушал все эти обвинения, но не слышал их. В ту минуту ты подписал мой смертный приговор. Я не слышал тебя тогда, не слышу и сейчас. Я глух и нем. Клянусь богом, я не слышал твоих криков. Мои колени дрожали, а глаза — ослепли. Я предпочитаю покинуть этот мир, помня наши счастливые моменты, а не твой крик и незаслуженные обвинения. Я не заслуживаю той ненависти, что ты изливаешь на меня. Я правда не понимаю, что я сделал, чтобы заслужить такое обращение. Я не помню, когда в последний раз чувствовал хоть какую-то радость. Моему сердцу так давно не было тепло. Возможно, тебе плевать, а может, и нет, но я покидаю этот мир с облегчением. В моей жизни были как светлые, как и темные моменты, но светлых все же было больше, чем темных, поверь мне. Я благодарен тебе, потому как если бы не твое появление в моей жизни, то я бы уже давным-давно убил себя. Ты дал мне столько любви, сколько я желал. Несмотря на то, что эта любовь умерла у меня на глазах, я ухожу со спокойным сердцем. И сожалею лишь об одном — что не могу сказать тебе лично все то, что пишу тут, все, что я знаю и о чем, казалось, забыл. Сейчас, пока я пишу, твои серые глаза злобно наблюдают за мной. Я смотрю на тебя и вижу, что за последние десять лет ты совсем не изменился. Меня это восхищает. Правда. Ни одной морщинки на этом лице цвета фарфора, ни одного седого волоса не затерялось в твоих черных кудрях. Ты — олицетворение молодости и жизни. Живи долго, Шерлок. Прости, что завещание я оставил у твоего брата (не знаю, что ты чувствуешь по этому поводу, возможно, облегчение, не знаю), но я действительно не хочу обременять тебя хлопотами с похоронами и моими вещами. Я на самом деле сожалею, что мои коробки все еще находятся наверху. Ты можешь делать с ними все, что пожелаешь, но — это всего лишь совет — отдай вещи своим бездомным агентам. Уверен, этой зимой им пригодятся свитера и пиджаки. Прежде чем ты спросишь об этом у брата, я отвечу сам — не хочу, чтобы меня хоронили. Я не хочу, мне не нужно, чтобы кто-то чувствовал необходимость приходить на кладбище и оставлять мне цветы. Даже ты. Но об этом тоже позаботится Майкрофт. Мои флаги, медали и мое обручальное кольцо должны быть сожжены вместе с моим телом. Пожалуйста, отдай их своему брату. Не беспокойся по поводу полиции. Причины моей смерти, как я уже сказал ранее — в самом начале письма, совершенно естественные, тебя не будут обвинять в убийстве. И да, я узнавал об этом заранее. Я же знаю, что полиция любит совать нос, куда не следует. Вызови ее сразу же, как обнаружишь мое тело. Притворись печальным и постарайся выдавить хоть немного слез. Тебе это поможет, поверь мне. О полиции тоже позаботится твой брат. Я действительно сожалею, что тебе придется встречаться с Майкрофтом, я знаю, насколько сильно ты его не любишь (прости, но «ненависть» — слишком сильное слово для меня, я не в силах швыряться им так же часто, как ты). Он — единственный, к кому я могу обратиться, ведь у меня нет семьи, мне некого больше просить. Думаю, что после всех тех лет, что я был тебе обузой, просить тебя я не имею права. Никто не будет обвинен в моей смерти. Пусть судит бог, в которого я верю. Пожалуйста, когда обнаружишь мое тело, не причиняй ему вред. Мне на это не наплевать. Я не хочу, чтобы ты обрушил свою ярость на мой труп. Все, о чем я прошу — об уважении к мертвому. Позволь мне упокоиться с миром, Шерлок. Если бы я мог повернуть время вспять, поверь мне, я бы не хотел ничего изменить. Ни одного мига. Ни Афганистана, ни даже встречу с тобой в той лаборатории Бартса. Мой выбор был бы тем же. Пусть даже последствия этого повторного выбора принесли мне ту же боль, Шерлок. Если она означает, что я снова мог разделить все эти годы с тобой, я бы принял ее. Я пытаюсь убедить свой разум, что хорошие моменты с тобой перевешивают плохие. Я люблю тебя. Всем сердцем. Всем своим существом. Я бы отдал тебе всю свою кровь, если бы ты попросил. Я бы отдал тебе свое сердце, если бы оно было тебе нужно. Я не обвиняю тебя. Наверное, Шерлоку Холмсу стало скучно со мной уже очень давно. Я ничего не могу с собой поделать, я все тот же скучный Джон Ватсон. Прости, если ты ожидал от меня чего-то большего. И нет, я не жалею себя, это не попытка заставить тебя чувствовать себя виноватым или расстроенным. Не чувствуй себя виноватым, Шерлок. Я всего лишь говорю (или пишу) ту правду, которую ты, мистер Кульминация, не смог сказать мне. Я все вижу и умею наблюдать. Продолжай работать. Мир нуждается в твоем уме. Лондон нуждается в тебе. Капитан и доктор Джон Ватсон.