«Все ушли, остались двое В мире самых чокнутых людей...» Сплин "Мы сидели и курили"
Дворжак проснулась. Половину первой минуты девушка с закрытыми глазами прислушивалась к звукам вне комнаты, где она спала. Открыв глаза, русоволосая моментально почувствовала волну необъяснимого счастья. На кухне горло бутылки водки не звенело о гранёный стакан, а за окном не выли гопники, которые со вчерашнего вечера ещё не заканчивали свои ночные приключения. В квартире было непривычно тихо, не считая едва уловимого храпа в гостиной. За окном мирно проезжали машины. «Ты в раю, Лер.» Простыни под девушкой были мягкие и приятные, а одеяло очень тёплым. Вокруг Леры витал тот самый приятный аромат парфюма и сигарет. Он был довольно странным, но таким запоминающимся и приятным. Русоволосая с блаженным вздохом откинулась на подушки и улыбнулась. Сейчас её не волновало даже то, что она в постели у почти тридцатилетнего малознакомого мужчины. Ей, черт возьми, было хорошо. Нужно было вставать. Всё-таки, со стороны Дворжак было бы неуместно растележиваться на чужой кровати. Девушка встала и сразу же начала одеваться. Вскоре Лера была готова, а кровать заправлена. На часах было уже девять утра. Пианистка нервно дёрнулась к телефону. «Школа!» Но сразу же после этой неприятной мысли, Дворжак отпустило. Справка об освобождении на неделю из-за прослушивания сделает своё дело. Лере стало ещё легче и приятнее на душе. Русоволосая выпорхнула из комнаты и окрылённой походкой пошла через ванную комнату к кухне. Лера умылась и двинулась прямиком к холодильнику, но дверь в гостиную её остановила. Как бы Лере не нравилось это утро, эта квартира всё же принадлежала Ване, который за ночь никуда не делся. Мужчина в неживописной позе сопел на диване. Дворжак впала в ступор: будить или не будить? Пианистка решила в знак благодарности накормить рэпера и по-тихому смыться. Еду на этой кухне Лера готовила уже второй раз, поэтому омлет появился на столе довольно быстро, за ним подоспели и блинчики . Дворжак накрыла завтрак рэпера крышкой, чтоб не остыл и направилась в прихожую. Пианистка в миг застегнула молнию на ботинках и накинула куртку. Девушка медленно положила руку на дверную ручку. — Сбегаешь, Золушка? — знакомый голос за спиной оповестил Леру о том, что её застали врасплох. — Нет, почему? — Дворжак не поворачивалась и даже не двигалась. — Меня не разбудила, оделась, уходишь, — Лера почувствовала, как Евстигнеев широко зевнул. «Давай, Лера! Думай!» — Я за молоком. У тебя не нашла, — выпалила от балды русоволосая. — Я не пью молоко... Хватит дурить, снимай куртку, пошли есть, — буркнула ОХРА, развернулся, не дожидаясь реакции пианистки и пошёл умываться. Дворжак хотела остаться, но моральные принципы этого ей не позволяли. Внутри девушки боролись две стороны, а победила третья. Ваня умел убеждать!***
Они больше часа сидели на кухне. Лера, сидя на табуретке, вытянула ноги в сторону от стола и облокотилась на стену. Девушка пила чай. Ваня же пытался умять всё, что было поставлено на стол. Мужчина беспрерывно рассказывал всякие смешные истории про него и «Окситабор», стараясь поднять своей собеседнице настроение. — Не говори с набитым ртом, подавишься! — когда Евстигнеев начал рассказывать что-то отменно уморительное, как раз в этот момент он жевал один из последних блинчиков и закашлялся. Дворжак моментально среагировала и подлила чая в большую чёрную кружку. Девушка вообще заметила, что в доме было много чёрной посуды. Ну, знаете, когда керамика покрыта глубоко-чёрной краской с едва заметным перламутровым отливом. Такой посуды было довольно много. В голове у Дворжак моментально всплыл припев песни Бумбокса.«Я помню бе-лы-е обои, чёр-ну-ю посуду. Нас в хрущёвке двое, кто мы и откуда?»
Русоволосая начала мурлыкать себе мелодию под нос и отстукивать длинными пальцами ритм. Хоть они сидели и не в хрущёвке, слова песни навевали девушке особую романтику.***
— Поехали, — минут через десять после окончания завтрака Евстигнеев появился на кухне в своей повседневной одежде. — Куда? — нахмурилась Дворжак. — Я буду решать твои проблемы, — ничего определённого рэпер не сказал. — У меня, может, планы?! — возмутилась пианистка, видя, как Ваня уже в прихожей надевает верхнюю одежду. — Нет.***
Машина подъехала к парковке «Галереи» (популярный в Питере торговый центр). — Что мы тут делаем? — Лера неодобрительно прищурилась. — Ну, а что люди делают обычно в торговых центрах? — Рудбой коварно улыбнулся. Дворжак давно уже не была в «Галереи». Ей тут нравилось, но заходить в этот ТЦ с доходом, как у Леры, было бессмысленно. — Нам сюда, — Евстигнеев поправил капюшон так, что бы он скрывал большую часть его лица, и завернул в магазин известного бренда. — Что мы тут делаем? — у Леры пока был заготовлен только один вопрос. — Обновляем твой гардероб, — мычал себе под нос Рудбой, присматриваясь к свитерам, лежащим на деревянном подиуме под манекеном. — Ты же в курсе, что я этого не приму? — Дворжак сделала шаг назад, прислонившись к стенду с джинсами. — Послушай, Капюшончик, не строй из себя благородную. Я так хочу. В этой жизни я уже сделал слишком много плохого, а на выходе хочу в рай, пора делать хорошие вещи, — мужчина дёрнул пианистку за руку и прислонил строптивицу к стене, вжимая девушку в бетон всем телом. Русоволосая выдохнула и Ваня ослабил хватку. — Какой у тебя размер? S? — не смотря на Леру, спросил Евстигнеев. — Разглядывал меня? — прищурилась леди в капюшончике. — Не то, что бы разглядывал... Скажем так, по тебе видно, — он улыбнулся, пихая Дворжак в руки какие-то шмотки.***
— Ну, и куда мы теперь? — Лера ела мороженое. — За курткой. Раз уж начали, доведём дело до конца. Зима обещает быть морозной, — Евстигнеев тащил пакет с вещами, постоянно отворачиваясь от людей. Не любил Ваня внимание в обычной жизни. Пианистка была особо и не против. Она здраво понимала, что без помощи Рудбоя просто замёрзнет на питерских улицах в ближайшие три месяца. То, что приобрёл Евстигнеев, сидело на Дворжак идеально. Изнутри девушку грел приятный мех коричневого цвета, сверху куртка была обшита тёмно-синей болоньевой тканью. Куртка была немного выше колена, на поясе затягивалась вшитым шнурком, а на груди по бокам были запасные кармашки. Рудбой не упустил шанса купить куртку с большим капюшоном, оправдывая прозвище девушки. — Нравится? — они уже возвращались к машине. — Почему? — вопросом на вопрос ответила Дворжак. — А почему нет? — улыбнулся мужчина, усаживаясь в машину и кидая пакет на заднее сиденье. — Зачем ты это делаешь? — прищурилась пианистка, пристёгивая ремень безопасности. — Мы же друзья? А друзья друг другу помогают. Я не хочу, чтоб ты простудилась зимой. Просто прими всё это и забудь, — рэпер снова улыбнулся. С ним было хорошо. Дворжак даже на какое-то время забыла про отца, про Марка и тем более про Революционный этюд Рахманинова до минор.***
Минут пять они ехали в полнейшей тишине. В салоне изредка щёлкали поворотники. На голову давил звук бьющегося о стёкла автомобиля ветра. — Не заставляй меня брать эти вещи. Прошу, — сквозь стиснутые зубы молила Дворжак, выводя указательным пальцем на запотевшем стекле ноты. — Да мне похуй. Я сказал, что возьмёшь, значит возьмёшь, — Леру даже передёрнуло от возмущения. — Что я могу для тебя сделать? — Ну бля... Стихотворение прочитай... Не знаю! — буркнул Евстигнеев, элегантно выворачивая руль. — Не множеством картин старинных мастеров Украсить я всегда желал свою обитель, Чтоб суеверно им дивился посетитель, Внимая важному сужденью знатоков! — Дворжак внезапно начала громко чеканить первое четверостишие, созданное Александром Сергеевичем Пушкиным. Пианистка напоминала маленькую девчонку, читающую стишок для Деда Мороза на Новый Год с табуретки. — Че так громко-то?! — взвыл Рудбой и наклонил голову в противоположную сторону от наглой девушки. Лера коварно улыбнулась. — Скажи-ка, дядя, ведь не даром Москва, спаленная пожаром, Французу отдана? Ведь были ж схватки боевые, Да, говорят, еще какие! Недаром помнит вся Россия Про день Бородина! — голос пианистки с каждой строчкой становился всё громче и раздражающе. — Дворжак! Ебана! Не ори! — одной рукой Рудбой держался за голову, другой всё сильнее сжимал руль. — Белая береза Под моим окном Принакрылась снегом, Точно серебром. На пушистых ветках Снежною каймой Распустились кисти Белой бахромой! — Я тебя щас высажу нахуй!***
— Поедешь ко мне? — машина остановилась около въезда во дворы. Поехав прямо, они могли бы добраться до Ваниного дома минут за пять. Если бы повернули во дворы, через две минуты были бы уже у Лериной парадной. — Мне надо домой, — скромно ответила пианистка. — Там он, — Рудбой не хотел её отпускать. — Всё нормально, — Дворжак опустила взгляд. — Да какое, блять, нормально-то, а?! Ты руки видела свои?! На тебе места живого нет! — вспылил рэпер и ударил ладонью по рулю, заставляя русоволосую вздрогнуть. — Ты смотрел? — сквозь стиснутые зубы переспросила Лера. — Смотрел... Послушай, давай ты до прослушивания у меня перекантуешься. Сама же говорила, что это - твой единственный шанс уехать от прошлой жизни. А если он тебе руку повредит на неделе по пьяне?! — Рудбой трезво оценивал ситуацию. Только вот оба смотрели на неё по-разному, каждый через свою призму. — Пожалуйста, — твердила Дворжак, прося Ваню отвезти её домой. Рэпер от злости как-то слишком резко надавил на газ. «Нет! Ваня! Не слушай меня! Не оставляй меня там одну! Пожалуйста!» Жаль только, что это всего лишь был её внутренний голос.***
Евстигнеев припарковал машину и разблокировал замки. — Спасибо за день... И за вещи. Спокойной ночи, — сухо. Слишком сухо. — Уверена? — рэпер всё ещё не терял надежды увезти её из этого двора, как-то защитить. — Я напишу, — она вышла из машины, подставляя волны русых волос пронизывающему питерскому ветру. Но жизнь — штука коварная. У парадной на лавочке сидел Марк. Он вопросительно смотрел на Дворжак. — Привет, — убедившись, что Ванина машина скрылась за поворотом, пианистка поздоровалась с другом. — Привет. Ты где была? — брюнет нахмурился. — Гуляла, — ответила Лера, усаживаясь на лавочку рядом со своими пакетами и Марком. — Он тебя теперь и на машине подвозит!? — Крылов сразу начал с наездов. — А ты против? — Против! Ему же двадцать семь! Все его знают как человека, который в свои года сначала делает, а потом думает! — Ты мне не указывай! Ты мне не брат! Спокойной ночи! Пианистка вскочила с лавочки вместе с пакетами, непривычно круто развернулась и за секунды пропала во тьме своей парадной.