Лондон город грязи, прикрываясь своей честью, клеткой нависает над Грачами. Обрубая крылья, лезвием впиваясь под кожу. Дерёт перья из тела, не позволяя взлететь. И Грант, словно птица, заключённая под прутьями, носится, круша, в надежде восстановить, всё на своём пути. Лондон — центр мира. Его главное достояние и величие, погряз в рабстве и несправедливости. Отвоёванные ночами районы, теряются, вновь падая под власть крестов. Они теряют город, спасая его. Обретая его вновь, поставив сотни людей на колени перед смертью.
— Не натвори бед, — бросает Стив, прежде чем скрыться за поворотом.
И кукри, вечно спрятанное за пазухой, внушает гордость. Он спасёт этот город. Не один. Всегда будут те, кто придут ему на помощь. У отца это была Иви, его спасители — Барнс и Роджерс. Губы растягиваются в ухмылке, когда Висельники окружают. И, натянув цилиндр ещё ниже на глаза, рвётся в бой, как сын, как грач, как истинный ассасин, не страшась испачкать лезвия в крови и изранить душу.
«Весь в Джейкоба», — вечерами бросала бывшая мисс Иви Фрай. — «То же безрассудство и полнейшее отсутствие ума. Не помри раньше срока, Фрай».
Альгамбра в лучах закатного светила, словно вновь объятая огнём, величественно утыкаясь своими шпилями в лиловое небо. Театр пафоса, величия и гордости тенью падает на город. И Грант, спеша на крышу по обгорелым стенам, с усмешкой на губах рушит данные слова Стиву по поводу новых бед Лондона.
«За что мы боремся, отец?»
«За свободу, Грант. Мы надежда Лондона, так не подведём его!»
Песнь скрипки, тонкая, ненавязчивая, царствует на крыше. Надев капюшон, пряча свой цилиндр, достаёт кукри, так и ждя подставы. Вино плещется в бокалах, становясь ещё багровее на свете золотого ореола.
— Ох, мой милый Грант! — улыбка подобно сумасшедшей и неумелый реверанс. — Уже заждалась. Вино? Чего же встали? Проходите! Всё для вас! Весь Лондон кину к твоим, мой друг, ногам.
— Чего тебе, Рот, — бросает Грант. — У меня дел по горло, не до твоих игр.
— Какие игры?! — притворно изумляется глава всех Висельников. — Забудь про них, мой милый. Это всё твоё и для тебя. Ты хочешь Лондон? Щелчок пальцев и он будет твоим, — как кошка, не спеша, бродит по крыше. — Ты хочешь смерти тамплиеров? Ножом моим каждому перережу глотку. Мой милый Грант, я лишь взамен прошу немного: документы Стрейда, верни мне их. Поверь, на сцене Альгамбры эта пьеса будет посвящена лишь тебе, мой дражайший друг. Ну что за вечер?! Разве не идеал для новой совершенной более истории про Фрая и про Рот!
И он понимает, что «Рот» означает неимоверный пафос, сопровождаемый хаосом, сеянным вокруг. Этот пафос с оттенками безумия, которого хватает на двоих, окрашивает всё вокруг в свои великолепны тона, верша негласные законы битвы грачей с крестами. Ворон, любимец Рот, своими глазами бусинками глядит словно в душу. И грач, как подобно ему, достаёт револьвер целясь прямо в цель.
— Хватит, Рот, — наклонив голову в бок, поджимает губы. — Я не пойду на это.
— Обдумай лучше, милый друг! — упираясь лбом об дуло, улыбается Дейзи Рот. — А теперь, прошу прощения, мне уже пора! До встречи, дела не ждут!
И как птица, расправив крылья, Рот прыгает с крыши, словно паря над городом. Спустя секунду свист вожей и ржание коней хлыстом рушат идиллию вечера на Стренде.
«Свобода имеет цену, не забывай об этом, Грант»
«И сколько заплатил ты?»
«Такие как мы не платят, они жертвуют. Безвозмездно».
***
— Она главарь висельников! — не успокаивается Барнс. — Совсем с ума сошёл, Фрай?! Я до сих пор пытаюсь всё вернуть, после убийства тобой одного из членов парламента. Не смей соглашаться.
— Не соглашусь, — кивает Фрай, ловя экипаж.
Лондон пучина грязи, лжи и отвратительного безрассудства покрывает тех, кто принимает правила игры. И Грант один из них. Скрываясь в лабиринтах улиц, средь переулков прячась от Скотланд-Ярда, убивая очередного ворона или креста. Гранту нравится его жизнь грача, но предпочитает он иное.
Он предпочитает пить вино в сгоревшей Альгамбре, рассуждая о жизни с Рот. Точит клинок, считая минуты до момента, когда тот вонзится девушке под кожу, окрасив таким любим вином Дейзи металл. Он предпочитает засыпать у неё на плече, зная, что она его не убьёт, ещё долго продолжив цитировать горячо обожаемого Шекспира. Фрай предпочитает носиться по городу на пару с Рот, казня виновных тамплиеров. Она помогает ему, он оказывает услугу ей. Это сотрудничество и ни каплей больше. А та привязанность, что течёт по синим проволокам на коже, всего лишь заблуждение.
— Весь этот город, Лондон, мой милый Грант, — жестом руки пытаясь охватить всю столицу мира, тянет Рот. — Я дарю вам. Он ваш по праву и делать с ним угодное душе, позволю лишь тебе. И не разрушь его. Ведь Лондон хрупок изначально и битвы в нём разрушают его. Бери и правь, дражайший друг.
— Хватит, Рот, — отмахивается Фрай, оперевшись на трость.
— Я вижу печаль в ваших глазах, милый Грант, — нахмурившись, тянет Дейзи. — Знайте, Вы всегда можете довериться мне.
И не страшась смерти, прыгает вниз. Прыжок веры у неё особенный. Неповторимый. Грант лишь смотрит с удивлением вниз, спускаясь, на редкость, по лестнице.
***
«И твоя жертва?»
«Максвелл Рот».
Холод меж лопатками заставляет блаженно прикрыть глаза. Нет страха, вины и прочих чувств. Эта пьеса подошла к концу, история имеет вредную привычку повторяться, когда сталь впивается под кожу, отбирая жизнь.
— Всё кончено, Рот.
— О нет, милый Грант, это лишь начало.
И Лондон, объятый сотнями огней, молчаливый свидетель смерти тамплиера, благодарен. Грант верит, что очистит город с грачами, на пару с отцом. Грант знает, что в этой войне он не один. У него есть верные союзники и те всегда придут на помощь
«Ты его любил?»
«Очень».
Грант осознаёт, что «Фрай» гласит жертва во имя свободы любимыми, когда стоит на могиле Дейзи с тремя цветами небесно-голубых васильков.
