We are

       У них звёздная пыль, засевшая в лёгких и выгоревшая экзопланета на окраине галактики лет пять назад. И скопление звёзд над головами, в вечном космосе.        Разговоры про Землю 24/7 и дальний конец вселенной. Он вроде как из имперского флота, а она недоповстанец (потому что для повстанца она слишком редко убивала).        Грант говорит, что у него в Млечном пути на планетах есть трава, зелёная, как её волосы, говорит там небо такое голубое, что и представить нельзя. Скай предпочитает ему не верить, вспоминая про розово-красную пустошь родной экзоплнеты, она думает, что его слова ложны, когда видит лишь чёрный космос над головой.        Скай показывает ему все спутники галактики Андромеды и открывает космос заново, когда огненные шары тухнут на глазах. И вроде бы эта та идиллия, которой с лихвой хватит на двоих, да ещё останется для падающих звёзд где-нибудь на задворках их мира.        Вот только падающих звёзд не бывает, летающие ледяные глыбы, до поры до времени дрейфующие в этом бездонном вакууме, рушащие всю романтику. А их идиллия покрыта трещинками от потухших огненные шаров и взорвавшихся планет. Да и для повстанца и пилота империи судьба вроде-как изначально написана остатками чернил великих: или смерть, или где-то там, в погибшей галактике, шататься до скончания веков (а он, кажется, кончаться и не хотят).        Поэтому у Гранта лишь память о мимолётных поцелуях и Галактике Андромеды, а у Скай под коркой жаркие объятья и небылицы о Земле. И падающие метеориты тоже для романтики сгодятся, по крайней мере на первые два года. Потому что потом они сделают вид, что ничего не было, а галактика лишь очередной перевал для повстанцев и империи.        Но Скай будет перед сном вспоминать рассказы о небе и траве.        Грант будет слишком усердно забыть об потухших шарах.        Это будет продолжаться до смерти одного из них.        Идилия.        (нет).