We are

Дейзи узнает, что могила Гранта находится на кладбище Маунт Оберн в Бостоне. Она даже не помнит откуда взяла этот факт, как и не понмит зачем его искала. Там опредленно нет его тела, то дрейфует где-то в космосе. Тут же просто гранитный камень с парой букв и кусок земли. Вот и все. Это глупо. Даже очень. И все же она стоит напротив этого камня на том самом куске земле и хмурится, пялясь на знакомое имя и дату. Она, кстати, неправильная. Ошибка в два года и пять месяцев. Он уже был мертв к этому моменту, но, видимо, кто его хоронил был не в курсе. Дейзи думает, что отправить письмо с точной датой будет по меньшей мере грубо, если не отвратительно. Кто бы его не хоронил, Грант был этому человеку дорог. Как и этот человек был дорог Гранту. На улице сыро и слякотно, когда Дейзи замечает ее, свернувшей с мощенной дорожки в самую грязь, подбирающуюся к могилам. — Я впервые за три года вижу тут кого-то кроме уборщика, — хмыкает девушка, зажимая зонт подмышкой, пока роется в шоппере в поисках пода. — Ты типа старая знакомая или что-то вроде? Дейзи хмыкает, разглядывая девушку. У той загорелая кожа, на запястье виднеется татуировка, которую наверняка били где-нибудь в тех странных местечках «все за пять баксов», потому что она безбожно потекла и стала практически нечитаемой, разобрать можно разве «не умр-», а дальше идет еще одна поверх старой, что-то вроде цветов. Волосы у девушки темные, вьющиеся на концах, и светло-карие глаза, чуть темнее чем у нее, но светлее уордовских. Дейзи еще раз окидывает ту взглядом и думает, что Гранта определённо есть типаж: брюнетки, кареглазые, как она и Мэй. — Что-то вроде. Работали вместе. Скай, — кивает все же она, тяня руку. — Прикольно. Найла, — пожимает ее, улыбаясь, прежде чем продолжить. — Ты не сочти за грубость, но что надо? Про то, что не знала, не прокатит. Он на звонки, — машет она рукой с подом на могилу, — не отвечал лет пять как. Это я просто уже три года назад решилась отпустить. Объявится —весело будет, не объявится, — она жмет плечами, — хуево, конечно, но я уже все выплакала, терять-то нечего. Дейзи слушает ее, виновато поджимая губы. Не скажешь же Найле, что не приходила сюда, потому что он мудак конченный, которого она из своей жизни старательно пыталось вырезать, да все как-то не получалось. И вот решила пойти от обратного: раз на живого не поорала, думала, что на могилу поорет, может легче станет. Поорет за все хорошее: за Джемму с Лео, за Розалинд с Филом, за Мэй, за то, что ее воздушные замки разрушил, команду уничтожил и вообще, что он всех их так по трусости предал и пошел за тем идиотом Гарретом, который ему только жизнь похерил и был едва ли лучше его папаши-мудака. Но самое больное за то, что любил ее, и ее заставил его полюбить, а потом просто сердце раз — и разбил. И продолжал ведь сука такая смотреть своими глазами, щебеча о любви и о том, что она у него единственная, что он ради нее через горы и моря, даже после пуль продолжал скотина, не возненавидел и не дал повода ненавидеть себя больше. Так что Дейзи цокает раздраженно и бросает Найле первое, что в голову приходит: — Занята была на работе, я вообще в другом месте живу, в Бостоне проездом, вот решила заскочить. Та хмыкает, то ли поверив, то ли не горя желанием вдаваться в подробности. Найла еще раз затягивается и протягивает под Дейзи, но та отказывается, вежливо улыбаясь. Нет, оно ей не надо. — Я хотела, ну… Ты же это… Ну, знаешь, — задумчиво тянет Найла, а потом выругивается на испанском и продолжает уже нормально, не подбирая слова, — слушай, не умею я красиво все это выведывать, я и врать-то толком не умею, Грант обычно за нас двоих это делал. Поэтому, ну, ты из Гидры или Щита? Дейзи чуть ли не давится воздухом, стоит как идиотка посреди кладбища и хлопает глазами, пялясь на Найлу, что спокойно затягивается и ждет от нее ответа. Не знает даже, чему поражается больше, что эта девчонка в принципе знает про Гидру с Щитом, или что Грант ей про Гидру сказал, что доверился ей. Может, она даже помогла его вытянуть оттуда. Дейзи бы вот помогла, если бы раньше узнала. Только от нее он скрывал, даже несмотря на все свои сладкие речи о любви, лгал ей в лицо, ни о чем не жалея. А тут сказал, наверное, даже в первые месяцы. И это да, обидно. Задевает и остро колит в сердце. Потому что нечестно все это. По-детски так обидно, она же с ним дольше была, больше с ним пережила, а ей он не доверился. Несправедливо, вот что. Дейзи разве что не надувается и не встает в позу, но Найла тут ни в чем не виновата. Ни в поведении Гранта, ни в их с Джонсон сложных отношениях. — Из Щита. А ты знала? Ну, про Гидру. — Знала ли я, что мой братец-идиот пошел за долбаебом Гарретом в эту поебень? Ага, знала, — выдыхает Найла дым, качая головой. — Да и потом, трудно не знать, когда к тебе с периодичностью заваливается его друг, проверяя, чтобы Кристиан не доебывался. А Брок Рамлоу, без обид, не похож на доблестного участника Щита. У мужика лицо словно он три пожизненных отмотал и как ему только, блять, в Щите верили. Я Гранту всегда мозги пилила, что дело гиблое, и валить нужно при первой возможности, но кто же, блять, меня послушал. Так что да, знала, я знала. — Сестра значит? — удивляется Дейзи. И сейчас понимает, что все то, что она сочла за типаж Гранта, очень похоже на его черты: та же загорелая кожа, те же хитрые глаза и наглая улыбка на губах. О сестре он говорил редко, в основном только о Томасе. О Найле он говорил вскользь: то ли стыдясь, то ли еще что. Даже имени не упоминал, так и говорил «моя сестра» и все с этим. И Джонсон сейчас ее разглядывая понимает, что хотела бы, что Уорд о ней рассказывал, просто потому что. Ведь если бы о ней рассказывал, значит доверился бы, а там может и про Гидру бы потом объяснил, а они бы с все с Автобуса что-нибудь придумали, простили бы, ну, хоть что-то бы сделали, а не так как вышло. И вот поэтому на Найлу смотреть больно. Она доказательство, что Грант никогда ни им, ни ей не доверял, а значит все эти «что если», построенные в ее голове, рушились разом. Обидно, конечно, но у них Грантом иначе никак. Одна обида да сожаления. — Ага, а ты че решила, что мы с ним этого? Да ну фу, — морщится девушка, высовывая язык. — Это мерзко, я Ланнистеров, конечно, люблю, но не настолько. — Он о тебе редко говорил, прости. — А, ну это да. Опять мозги Томасом полоскал? Ну, колодец, все дела. Я удивлена, что он с людьми знакомился не фразой: «Привет, я Грант, хочешь про своего брата в колодце расскажу?». Ему с этим легче справиться. Томас жизнь свою не просрал, стал нормальным человеком стараниями Гранта, хоть ни один, ни второй этого не признали бы никогда. Его детская хрень на нем не отразилась, хороший парень, все дела, — жмет плечами Найла, хмыкая и пихая Дейзи локтем. — Со мной же все хуже. Грант всегда мою просранную жизнь на свой счет принимал. Мол, если бы я раньше был сильнее и вмазал нашему отцу и брату и бла-бла-бла, то ты бы не торчала в психушке и вены бы не вскрывала. Дейзи стоит замерев, слушая Найлу и пытаясь это сопоставить. Она знала, что детство у сиблингов Уорд было не сахар и там было проще сдохнуть, чем выжить, но одно дело догадываться, а другое дело, когда тебе об этом говорят напрямую, да еще и с улыбкой. Выглядело как минимум жутко, но Найлу видимо все устраивало. — Так что, ну, оно как-то так. А о тебе он, кстати, рассказывал. Ну как рассказывал, упоминал пару раз в звонках и при встрече, но для него это уже много. Мы с Броком ржали с этого и издевались над ним, потому что, думали, влюбился. Дейзи тоже думала, что влюбился. Дейзи даже хотела бы этого в какой-то период жизни. Но то, как вел себя Грант, так не любят. Так используют и давят. А она другого хотела: долго и счастливо и прочую дребедень. А получила только разбитое корыто и сердце. — Слушай, ты же из Щита. Не знаешь как он умер? Рамлоу тоже того, а до Барнса теперь хуй дозвонишься. А мне бы это знать, просто чтобы ночью спать. Брат как никак, я его любила, да и Том тоже, нам бы от этого легче стало в каком-то роде, ждать бы наконец перестали. — Не знаю, — врет Дейзи. Потому что объяснить все слишком сложно и больно. Да и не хочется рассказывать его сестре, как все привело к уордовской смерти, что они все ненавидели друг друга так сильно, что на все готовы были. Даже если она сейчас порой жалеет и кричит в подушку (но Филу этого лучше не знать). И ждать она сама не перестала. Надеется, что вернется из космоса Ульем или нет, не суть важно. Он же там, где-то еще, даже помнит, Улей сам говорил. От этого еще хуже, потому что сейчас в ее голове вместо вопроса: «могли бы мы спасти его от Гидры», засел вопрос: «могли бы мы его спасти от Улья». — Хуево, — хмыкает Найла и кидает под обратно в шоппер, — ладно, давай. Я бы предложила кофе выпить и поболтать, но на самом деле мне оно и не всралось. Та машет ей напоследок и топает назад к мощенной дорожке, что ведет к выходу из кладбища. Моросить перестает, а Дейзи продолжает пялиться на неправильную дату, выбитую на граните. Наверное, нужно все же Найле отправить день его смерти, чтобы исправила. Да и вообще приходить сюда идея была дерьмовая, лучше не стало, а орать уже как-то перехотелось. Осталось только пялится на могилу и думать, что сложными эти отношения остались даже после уордовской смерти.