***
— Я не сломлен, великий Всеединый! — Гведеон потёр запястья. Бесполезно. Наручи даже не соскользнули. От натуги застучала кровь в висках. — Что-то не так, — догадался маг. Натрайт Солей посмотрел на него. — Оставь, — произнёс он. — Я уже смирился. — А зря! — Икарей всё же опустил руки. — Ваш Всеотец призывает к смирению, а вы его слушаетесь, дураки. Натрайт лёг прямо на холодный пол и закрыл глаза. Сил не было, хотя голод всё же сделал своё дело, и он поел. Постоянное нахождение в одной позе дало о себе знать ломотой и болью во всём теле. В тесной пыточной воняло испражнениями. Хотелось вдохнуть свежий морозный воздух. — Странный ты, — тихо произнёс Натрайт. — Я не удержался, но ты… Ты воспринял всё так, будто я правильно поступил с Арктаром. — Вовсе нет! — Гведеону было не до болтовни. — Ты сам себя наказал на все семь лет. Вспоминал, укорял себя. Мне нечем попрекнуть. Да и зачем? Натрайту легче не стало оттого, что он не вытерпел и выговорился. Поневоле перед глазами вставал крохотный, недавно появившийся на свет, Арктар, беспомощный младенец, забравший любовь матери. «Ты старший. Ты должен оберегать малыша!» — в ушах долго стояли слова Ханы Солей. Натрайт не понимал, что он должен тому, кто забрал у него мать. Арктар рос болезненным мальчишкой, и Хана ночи напролёт просиживала у его постели. Её старший сын в противовес младшему был крепким и здоровым. Но ему тоже хотелось материнского внимания, сказок на ночь, которые Хана рассказывала внимательно слушавшему её Арктару. Натрайт не раз пинал младшего брата, чтобы этим дать понять матери, что он сильнее. Хана же бросалась на защиту ревевшего Арктара. — Что-то сотворили с храмом, — не унимался Гведеон. — Владыка обозлён. Я чувствую! — Помолчи, а? — попросил Натрайт. — И так тошно. Гведеон замолчал, надеясь, что Солей более не произнесёт ни слова. Как назло, чужое отчаяние перехватывало дыхание, и это мешало прочувствовать, что именно происходит. «Жаль, что за дверями не Арктар!» — Икарей не посмел надеяться, что воины, сторожившие их, выслушают его. Он упрекнул себя, что не был внимателен и не разглядел как следует храм. Левое плечо зачесалось, наручи засветились синим, поглощая рвущуюся наружу силу. В голове зашумело, и Гведеон бессильно откинулся на скамью и часто задышал. Башня Совета теперь служила как украшение Аскореи. Величественная, она возвышалась над городом. Её огни давно погасли. Из бойниц курился сизый дым. Гведеон чувствовал, как смерть неотвратимо протягивает к нему безобразные смердящие руки, но ничего не мог поделать. На площади собралось много людей. Кто-то был рад избавиться от последнего прихвостня Всеединого, иные же, пожилые люди, плакали, но ничего поделать не могли. — Последнее слово — для тебя, Икарей! — произнёс палач. Гведеон знал, что именно произойдёт. Его трясло. Кровь из носа текла ручьём. Несколько раз он сплюнул её. — Она рухнет, — маг посмотрел в сторону башни, — и в этом будете повинны только вы, Венценосные! Палач не позволил договорить. Он грубо толкнул пленника. Икарей больно ударился головой о плаху и закрыл глаза, ожидая, когда топор прервёт его жизнь. Гведеон вздрогнул. «Дурак! Тщеславный!» — обругал он сам себя. В ушах зазвенело от чудовищного грохота падения башни. Предсмертные крики болью отдавались в ушах. Сердце бешено колотилось, а лицо прошиб холодный пот. — Да чтоб тебя! Почему на этот раз так плющит? — поинтересовался Натрайт. За время пребывания мага в поместье он привык к странностям и понимал как никто другой, насколько нелегко иметь такой дар, а после потери сил быть беспомощным, словно младенец. — Не знаю, — похрипел Икарей. — С тех пор, как на мне появилась эта дрянь, я перестал что-либо знать. — Натрайт прислушался. — Или же изжил сам себя. Проклятье, как же я ошибся! Я должен был почувствовать, что вас — двое! И найти не тебя — Арктара! Гведеон не привык в своих бедах винить окружающих. Он искал причину неудачи только в себе. То, что он не знал об Арктаре Солее, можно было объяснить тем, что тот мечен короной. Чудовищная кровосмесительная связь окончательно спутала следы и привела к Натрайту. Ошибку легко было исправить — стоило всего лишь расспросить о родных. Несмотря на ненависть, тот наверняка бы не стал упираться. Сейчас было трудно что-либо исправить. Натрайт ничего не понимал. — Зачем тебе Арктар? — спросил он. — Уже незачем, — ответил Икарей. Гведеон всегда насмехался над теми, кто верит, что Вьяль, богиня судьбы спутывает нити, когда кому-то суждено встретиться. Он всегда нужных ему людей отыскивал сам, не полагаясь ни на какие нити. Сейчас же Вьяль словно решила отыграться за неверие и свела их с Арктаром тогда, когда стало слишком поздно. Икарей тряхнул головой, отгоняя прочь нелепые мысли. Его занимало другое. — Скажи, Натрайт, ты ничего не заметил необычного в храме? — спросил он. Солей был немало удивлён вопросом. — Сам храм необычный, — ответил он. — Мрачный, по сравнению с обителью Всеотца. И статуя жуткая. — Даже непугливого Натрайта Солея проняло, когда он увидел пустые глазницы Всеединого. — Без глаз. — Что? — Гведеон не сразу понял, почему зрячий Всеединый, изображавшийся в образе скромного мужчины в мантии, оказался слепым. Вспомнив, что именно служило в качестве глаз, маг понял страшную догадку. — Дураки алчные. Вот оно что! Они вынули глаза! Натрайт Солей снова не понял ничего из бессвязных слов. Он попытался уснуть, жалея, что не остался один. Гведеона трясло. Светлые ресницы подрагивали. Он понимал, как никто иной, что именно может произойти. Пол под ногами словно ожил. Немудрено, ведь храм стоял на земле. Икарей был словно беспомощный ребёнок. Предотвратить неминуемое он не мог. Отныне ни одна стихия не была ему подвластна.***
Дек Намен усмехнулся, завидев Арктара. Того пошатывало. «Везёт кому-то!» — позлорадствовал он. Арктар покосился на пугавшую его статую и отвернулся. — Ну, лишился невинности, наконец? — Намен засмеялся в голос. Арктар закрыл глаза. — Ты что здесь делаешь? — спросил он. — А что, прикажешь мне дневать и ночевать рядом с пленниками? Нужно же иногда по нужде ходить. Там Конн, — оправдался Дек и подошёл к Солею до неприличия близко: — Самое интересное я узнал. Твой братец разоткровенничался с магом, и я всё слышал. Эх, а ещё строил из себя недотрогу. Тьфу! — Арктар всё понял. Его тайна стала известна Намену, а это означало, что в скором времени о постыдном прошлом узнают все. Он нащупал в сумке то, что осталось от зеркала. Осколок стекла больно уколол, и Солей отдёрнул руку и сунул порезанный палец в рот. Ему хотелось убежать, уединиться хоть где-нибудь, лишь бы оказаться подальше от чужих взглядов. На нетрезвую голову казалось, что все смеются над ним. Прошлое всколыхнулось, низ живота заныл, как тогда, семь лет назад, когда всё в первый и единственный раз произошло. — Проклятый ублюдок, — обругал Арктар брата и, как был, понёсся в подвал. Он сбежал по лестнице вниз и закашлялся от пыли, поднятой сапогами. Конн Хатт удивлённо вытаращился на него. — Впусти, — потребовал Арктар. — З-зачем? — поинтересовался Конн. — Хочу видеть брата, — голос Солея был холоден. — Мне герр Голлдар позволил. Спроси сам, если не веришь! Твёрдость в голосе убедила Конна, что тот не лжёт. Он отодвинул засов. Солей вошёл. Стук закрывшейся двери вырвал Натрайта из сна. Он посмотрел на вошедшего. Арктар застыл на месте. Если ещё мгновение назад ему хотелось избить брата, то сейчас, глядя на того, связанного и бессильного, не мог. Братья смотрели друг на друга, не в силах произнести хоть слово. — Он рухнет, — раздался голос из угла. Оба Солея уставились на обезумевшего мага. Пол дрогнул. «Нет, я много выпил!» — решил Арктар. С потолка посыпалась штукатурка. — Развяжи, иначе мы все здесь будем похоронены! — потребовал Гведеон. — Сейчас не до объяснений! Всё после! Арктар колебался, не зная, как поступить. Он толкнул дверь. Бесполезно. Было заперто. — Конн! — позвал Солей. Никто не отозвался. Лишь топот сапог вдали дал понять, что Хатт удрал. — Сукин сын! Выбора не осталось, и Арктар, вытащив меч, перерезал верёвки. Из оцарапанного лезвием запястья потекла кровь, но Гведеону было не до жалости к себе. Он пытался освободить ноги. Пол треснул, и Арктар не удержался и упал. Глаза заслезились от попавшей в них штукатурки, а от пыли начался удушливый кашель. Натрайт даже не пошевелился. Он так и сидел, привалившись к стене. На его лице появилась улыбка от предвкушения окончания мучений. — Поднимайся же, ну! — Гведеон попытался поднять на ноги Арктара. Треск заглушил его голос. — Проём в стене. Бежим! Арктар встал. — Натрайт! — прошептал он, не решаясь бежать. Арктар сделал шаг к брату, когда на голову упал камень, свалив с ног. Статуя Всеединого всё ещё держалась. — Уходим! — скомандовал Сельвик. Двери храма отворились, и воины, толкаясь, высыпали наружу. Кто-то громко кричал. — Отворяйте ворота, ну! Но кованые врата никак не поддавались. Шпиль башни храма откололся и рухнул вниз. Трудно было сказать, кого он похоронил под собой. Эре надеялся, что герр Голлдар выбрался, хотя того в такой толчее было разглядеть невозможно. Ворота со скрипом отворились ровно в тот момент, когда раздался оглушительный треск, и крыша обвалилась, щедро одаривая обломками людей. Эре разглядел, что кто-то успел отскочить, таща раненого соратника. «Не иначе Всеотец сохранил жизнь за доброту!» — решил Туррис. Трудно было поверить, что крепкий каменный храм, простоявший не один век, в одночасье рухнул. — Как… Как это… Эре облегчённо вздохнул, услышав голос Назгура Голлдара. В кромешной темноте трудно было понять, кто погиб, а высыпавшие из домов селяне в панике метались и визжали. Всё закончилось так же внезапно, как и началось. Пыль улеглась, покрыв белый снег грязью. Женские визги прекратились. — Проклятые ублюдки! Это ведь вы принесли беду! — раздался мужской голос. — Скорее бы убрались. — Льон, прошу! Мало беды? Судя по имени, возмущался люстерец. Назгур Голлдар не мог прийти в себя. — Что с пленниками? — спросил он. — Ну уж точно не бежали, — ответил Сельвик. — Проклятье, Хорн! Где Хорн?! — Разведчик не отозвался. — О нет. Только этого не хватало. Назгуру не хотелось думать, кого из его людей больше нет. Селяне уже не паниковали и мирно стояли, освещая площадь факелами. Голлдару удалось рассмотреть Эре. По лицу из ссадины на лбу того текла кровь. — Кого-нибудь видел… мёртвым, Эре? — спросил он у Турриса. — Да. Дек Намен, — ответил тот. — Его на моих глазах засыпало с головой. Выжить невозможно. Ну… Конн Хатт, наверное. Он был в подвале. — Эй, я здесь. Зря хоронишь меня, — отозвался Конн. — Правда, когда споткнулся, то думал, мне конец. Нет, взял ноги в руки и… Вернулся сначала… Э-э-э… Потом убежал. И не только конечности спас, но и… Назгур немало удивился везению молодого воина. «Если бы Дек исправно выполнял задание, то и он бы не погиб!» — мелькнула мысль. — Понятно. Пленники, само собой… — Один жив, — доложил Конн не без доли гордости в голосе. — Который Солей. Я выволок его! — Хатт кивнул головой в сторону, где лежал бессознательный Натрайт. Левр склонился над раненым, а Голлдару осталось порадоваться, что и лекарь остался жив. — Икарей, значит, остался! — Назгур облегчённо вздохнул. Можно было спокойно вернуться в Штурмвер, хотя придётся терпеть выволочку грандмаршала за то, что допустили гибель мага Всех Стихий раньше времени. — …и Арктар, — закончил Конн. — Он был там. Это Назгур ожидал услышать меньше всего. Солей ослушался его, несмотря на запрет, за это и поплатился жизнью. Голлдар не знал, стоит ли жалеть нерадивого подчинённого, но в любом случае Арктара не вернуть. «Но лучше бы Арктар был жив, чем его братец!» — подумал Голлдар, не представляя, что делать с Натрайтом. С одной стороны, укрывательство мага так и осталось на Солее, но с другой — везти в Люстер его больше не было смысла. Кто-то из крестьян услужливо предложил провести ночь в доме, иным пришлось поневоле соглашаться, но в любом случае Венценосным было некуда деваться до рассвета. Назгур Голлдар твёрдо решил поутру разобрать развалины, чтобы достойно похоронить соратников.***
Все храмы были созданы похожими. Жрецы Всеединого всё предугадали. Стену, открывавшую тайный лаз, делали так, чтобы её можно было сломать в случае беды. В этот вечер она сама рухнула. Гведеон устал. Арктар оказался для него тяжёл, а сил после длительного вынужденного безделья было мало. Икарей даже помыслить не мог, чтобы бросить того, кого искал, на произвол судьбы. Он слушал сердцебиение и жалел, что не может, как прежде, поднять Солея в воздух. По лицу тёк пот. Рыжие волосы слиплись, а тайный лаз, казалось, никогда не закончится. В кромешной тьме было трудно нащупать дорогу. Вездесущие, ничего не боявшиеся, крысы сновали под ногами. Было зябко. Арктар застонал, но не очнулся. Гведеон упорно продолжал тащить его, пока не оказался в тупике. — Это дверь, — догадался он. Икарей знал, где находится потайной рычаг и нащупал выступающий камень. Тот примёрз, и пришлось долго дышать на него, пока он не поддался. Вытащив камень из паза, Гведеон сунул руку в образовавшийся проём и повернул ручку. Та со скрипом поддалась. В двери щёлкнуло, и Гведеон толкнул её. Маг не знал, куда пришёл. Что-то держало дверь снаружи. — Проклятье! — выругался Икарей, проклиная собственную слабость. Сил, чтобы толкнуть дверь, не было. Раздался кашель. Арктар открыл глаза и сел. — Помоги. Иначе подохнем от голода и жажды, — раздался знакомый голос. Голова Солея раскалывалась, но он улыбнулся, вспомнив последние события. Он жив. Арктар поднялся на ноги и ударился о потолок. Если невысокий Гведеон мог выпрямиться во весь рост, то ему пришлось ссутулиться. — Меня тошнит, — пожаловался он. — Сначала толкни дверь, потом будешь выворачиваться наизнанку, — голосом, не терпящим возражений, произнёс маг. Арктар не посмел его ослушаться, и вдвоём они стали толкать злополучные ворота во внешний мир. Подул холодный ветер. — Поддаётся, Арктар! Ещё немного! — Пришлось приложить чуть больше сил, и тяжёлая каменная дверь приоткрылась. Худощавый Гведеон пролез в неё. Арктару пришлось повозиться. Доспехи мешали, а плащ зацепился. Потребовалось потратить определенное время, пока он не выбрался наружу. Порезанный палец разболелся. Арктар вспомнил всё: и разбитое зеркало, и брата, улыбавшегося смерти. — Натрайт! — осенило Солея. В тот миг он почувствовал, что остался одиноким и беззащитным, словно ребёнок-сирота.