***
Левр был на пределе. Даже Блас Толь не справился с воспалением лёгких у воина, подчинённого Ренна Сельвика. Тот хрипел и в конце концов лёгкие, забитые мокротой, перестали дышать, а сердце остановилось навеки. Воин был ещё довольно молод и полон сил. Левр даже подумать не мог, что сильное тело одолеет обычная простуда, и от этого ему было не по себе. Зато Бласу Толю было не привыкать. Лекарь подошёл к телу и опустил веки. — Наконец-то хоть одну ночь спокойно посплю, — заявил он. Левра передёрнуло от такой циничности. — Как вы можете? Он же хотел жить! — возразил молодой лекарь. — Хотел бы — жил бы! Спроси у Сельвика, коль не веришь! Он сам ко мне отправил, когда тот захворал. Что этот дурак заявил? Правильно: «Пройдёт, я не слабак, я сильный!». Не такой уж и сильный на поверку оказался! Левр не счёл слова немолодого лекаря веской причиной, чтобы вздыхать с облегчением. Он был молод и просто-напросто не привык относиться к смерти, как к чему-то обыденному. — Я его понимаю, — парировал Сорс. — А я — нет. Лучше что-либо лечить, пока болезнь не разгорелась. Так что не понимаю этого дуралея, вздумавшего играть в героя и… Когда будешь — если будешь — в моём возрасте, то перестанешь рыдать над каждым покойником. Поверь, ты вздохнёшь с облегчением, что тебе выпала возможность хоть чуточку поспать. — Левр не верил. — А теперь ступай к своему Голлдару и не ной тут! — разозлился Блас. Сорс потянул носом и закусил губу. Слова циничного Толя резанули словно ножом по сердцу, но лекарь всё же не ослушался и удалился. Левр был немало удивлён, когда увидел, что Назгур пытается встать с кровати. На одну ногу ему было трудно опираться, и Голлдар беспомощно сел. — Что вы делаете? Вам нельзя вставать! — упрекнул Левр. — Оставь. Я не беспомощный младенец, и чем скорее свыкнусь с тем, что всю жизнь теперь придётся скакать на одной ноге, тем лучше. Мне стыдно постоянно просить горшок. Хотя бы встать отлить могу же, в конце концов! — Бледное лицо военачальника скривилось от боли. Лекарь покачал головой, глядя на окровавленную повязку. Очевидно, Голлдар неосторожно пытался встать и повредил швы. — Ложитесь. Нужно осмотреть ногу, — приказал Левр. — Я подам горшок! — Как же мне надоело быть беспомощным! — На лбу Голлдара выступила испарина. — Самое страшное позади, герр Голлдар, — успокоил Левр и взял горшок. Тот, хотя и вымытый, но дурно пах. Назгур вздрогнул и с ужасом осознал, что, увы, герром ему больше не быть, что предстоит начинать жизнь с новой страницы. Он не имел представления, чем именно займётся. В том, что брат приютит его в поместье Голлдаров, Назгур не сомневался, но быть нахлебником не желал. «Если бы Эльгвар был рядом!» — задумался он и тут же отмёл эту мысль. Эльгвар Ферох помнил его здоровым, а не беспомощным калекой. Садиться на шею тому, кто прежде всего был другом, во вторую очередь — любовником, Назгур желал ещё меньше, чем родному брату. Давно Голлдар себя не чувствовал беспомощным младенцем, которому только предстояло вступить в жизнь. Левр протянул ему горшок. — Отвернись! — приказал Голлдар. — Хм! Будто я не видел голые яйца! — возразил лекарь. — Левр! — Глаза Назгура зло сверкнули. Лекарь всё же поспешил выполнить приказ и терпеливо дожидался, когда он закончит. После принялся за осмотр ноги. К счастью, разошёлся только один шов. Назгур Голлдар не сдержал стон, когда Левр накладывал нитки на открывшуюся рану, неумело, но старательно. Бласа Толя ради такой ерунды лекарь не собирался тревожить. — Ну вот и всё, — заключил лекарь и взял тряпку, чтобы вытереть окровавленные руки. — Осталось перевязать. Назгур Голлдар терпеливо ждал, пока Левр накладывал повязку. Нога болела — та, которой больше не было. — Левр, найди мне трость, — попросил он. — Но… Куда вам? Вы ещё слабы! — удивился лекарь. — Вам лежать нужно. Швы опять могут разойтись! — Левр. Найди. Мне. Трость! — Голлдар уже не просил — требовал. — Я не хрупкая девица, падающая в обморок во время лунных дней! — Хорошо, но не глупите. Потихонечку расхаживайтесь, — пообещал лекарь и вспомнил: — Да, откуда у вас такой шрам? Назгур потёр бок. — Под Безлонью получил во время войны с Хаквиндом. Это лишнее подтверждение, что я не девица. — Ого, а хаквиндский язык именно тогда выучили? — Вопрос Левра прозвучал неожиданно. Голлдар растерялся, и лекарь пояснил: — Вы бредили на хаквиндском. — Я давно его изучил! — Назгур предпочёл не упоминать, что он по матери хаквиндец. — Так давно и так тщательно, что даже хаквиндцы меня могли принять за своего. Пару раз это помогло — там, в Хаквинде. Я выдавал себя за обычного крестьянского паренька и наведывался в лес, чтобы выяснить, не засел ли там враг. И оба раза это сработало. В юности я не был таким. На вид — простак простаком. Эх, молодость… Он затосковал. Левр же недоумевал, как можно изучить чужой язык так, чтобы на нём бредить, его снедало любопытство, но он был уверен — Назгур не ответит, огрызнётся. — Славный вы воин, — похвалил лекарь, — и остались им. Назгур промолчал. Воином уже ему не быть. Придётся быть никому не нужным калекой. Дверь открылась, и в проёме показался помощник Бласа Толя — тощий юноша с бледным лицом и тёмными кругами под глазами. — Господин Толь просит о помощи. Несколько заключённых свалились с лихорадкой. У одного из них, похоже, чума. Нужно осмотреть всех, — заявил он. Назгур напрягся. В тюрьме оставался Натрайт Солей. — Треклятые крысы! — выругался Левр. — Хорошо, я помогу, — пообещал он. — Но… Палки не найдётся? Герр Голлдар не желает сидеть на месте. — Поищу! — пообещал тот. Левр в последний раз взглянул на Голлдара и вышел.***
Солей успел продрогнуть. Гведеон же словно не чувствовал холода и прижимал к себе корону. От кашля Арктар был вынужден остановиться. Приступ на этот раз схватил надолго. — Всеединый, это чудо, что ты вообще выжил, — пробормотал Гведеон. — Словно кто-то хотел, чтобы мы встретились. — А я хотел умереть, — признался Солей. — Всё что угодно, лишь бы лихорадка закончилась. Мне было очень плохо. — Лихорадка? Но я вижу камень, — уточнил маг. — Кто-то держит тебя за волосы и бьёт головой о камень. И он намеревался убить. Арктар не сразу понял его слова. Ему с трудом удалось вспомнить, как Эльгвар Ферох едва не убил его собственными руками. Вспомнилась злость, которая одолевала сводного брата, когда тот творил такое. Солей потрогал едва заметный шрам на лбу, оставшийся после ссадины. — Это мой брат. Не Натрайт, а сводный, — пояснил он. — Думал, он убьёт меня. — Славные у тебя братцы, как погляжу. — Гведеон развернулся и продолжил путь. — Один изнасиловал, второй — едва не убил. — Эльгвар не знал! — заступился за брата Арктар. Он едва поспевал за магом и зябко кутался в плащ. Сапоги намокли, а ног он не чувствовал. — Я — тоже. Даже представить не мог, что у меня есть… — Ладно, — отмахнулся Икарей. — Вода, я так понял, означает, что ты едва не утонул. — Да, и в тот раз Эльгвар вытащил меня! — Солей снова закашлялся. «Лихорадка — огонь. Ты прошёл достойное испытание Всеединого, Арктар, но где и когда был воздух?» — мысленно спросил себя Гведеон. Воздуха, увы, он не видел. Лишь три смерти, которые миновал Арктар Солей. — Пришли! — маг резко остановился. Солей поозирался, немало удивившись тому, что тот привёл его на пустырь, заброшенный, какой-то безжизненный. — Не чувствуешь ничего? — Арктар покачал головой. — А она чувствует. Потрогай! Солей дотронулся до короны. Вопреки ожиданию, она стала тёплой. Арктар охотно приложил к украшению вторую руку, чтобы хоть так согреться. Ему было всё равно, что находится в этом месте. Главное — тепло разливается по телу до самих пальцев ног. Гведеон сорвал тряпку с короны и бросил на землю. Арктар смотрел на него и не мог отвести взгляд. Не изящные, но дорогие ему черты лица люстерца прочно врезались в память. Солей старался запомнить их. Он не знал, что будет дальше и как он поступит. Предателей, увы, не жаловал никто. Солей был уверен, что едкие уколы совести не позволят жить спокойно. «Как вы, герр Голлдар, Натрайт, Эльгвар?» — невесть к кому воззвал он. Арктар видел, как умирал его брат. Страшный бубон вскрылся, Натрайт беспрестанно кашлял кровью, а тело бил озноб. — Не-ет! — протянул Солей и резко отстранился. — Гведеон, что… — Это ещё одна причина, по которой следует оградить Люстер. Чума, увы, беспощадна, — пояснил маг. Он не учёл, что корона позволяет Арктару видеть куда больше, чем следовало бы. Солей чувствовал ложь. Ослабленный чумой Нарсилион вконец падёт. — Нет, ты лжёшь мне! — вскрикнул он. Солей был куда более сильным, чем люстерец, оттого вырвать корону из рук мага оказалось несложно. — Ты что творишь? Отдай! — Гведеон бросился на любовника, но тот отпихнул его ногой. Маг свалился в снег. — Не отдам — слышишь? — пока ты, что-нибудь не придумаешь! Ведь можно как-то предотвратить чуму! Гведеон не ответил и встал. У Арктара был крепкий удар. — Ладно! — Икарея душила злость. — Проклятье на мою голову. Ну почему именно ты, нарсилионец?! Почему не мой соотечественник?! Солей крепко прижимал к себе корону. Что-то было не так. Он понял, что именно, когда не увидел зловещий синеватый отблеск на руках мага. — Покажи руки, Гведеон! — потребовал Арктар. Маг подошёл и протянул запястья. Так и есть, наручей не было. На их месте красовались шрамы. — Потому-то я припрятал корону, потому что знал, что меня может ожидать, — пояснил Гведеон. — Я ведь — последний. — Маг не стал вдаваться в подробности и объяснять, как так вышло. Корона была куда сильнее, и наручи по сравнению с ней — вода против крепкого самогона. — Они сами свалились, когда я дотронулся до неё. Доволен?! Солей не был доволен. — Я отдам её, Гведеон, но умоляю, объясни, что ты собирался сделать — безо всяких «После, мой мальчик!» — передразнил он. Осталось удивляться, почему Гведеон неподвижно стоял и не пытался отнять такую вещь. Арктар по сравнению с ним — ребёнок, хоть и чувствовал, как магический вихрь кружит вокруг них, будто кокон. — Ладно, — согласился маг. — Я говорил — хотел отграничить Люстер от Нарсилиона так, чтобы твои треклятые земляки не смогли сделать и шага на мою родину. Так, чтобы поражённая чумой крыса не проскочила! Это отнимает много сил. Увы, ты ещё слаб, а я не скоро восстановлюсь, поэтому барьер — лучшее, что мог придумать. Даже снег пролетал мимо двоих путников, ветер не гнал его в лицо. Впервые Арктар почувствовал то, что даёт его сила. Не мёрзнуть в лютый мороз — об этом он мечтал уже давно. — Нет, я не верю! — Арктар покачал головой. — Гведеон, ты рискнул собственной головой, едва не погиб, но всё же отыскал меня. — Он шмыгнул носом. — А теперь ты решил трусливо спрятаться. Неужели тебе плевать, что невинные люди погибнут? Да и… Барьер не вечен. Я уверен — он падёт тогда, когда чума будет бушевать в Нарсилионе, и тогда даже мы не сумеем её одолеть. Гведеон задумался. «Проклятье, он может оказаться прав!» — Икарей был уверен — сумеет удержать барьер, но ни на что нельзя было положиться. Однажды он уже почувствовал своё могущество, и это едва не погубило его. Сила погубила Симена Тухона. Тот посчитал, что ничто не может угрожать ему и однажды нелепо угодил в западню, расставленную Венценосными. Простая петля, в которую вступил Симен, затянулась, и маг повис на дереве вниз головой. Воин Ордена оказался куда проворнее, и пока Тухон пытался творить заклятье, чтобы выскользнуть из петли, тот обезвредил его и защёлкнул браслет на ноге. — Ладно, Арктар, твоя взяла. Немного времени, чтобы подумать, есть. Сил придётся потратить мало, но лишь потому, что она не знала выхода. Нам пора! — Гведеон протянул руку. — Обними меня! — Солей охотно послушался и крепко его обнял одной рукой. — Будет больно. Так всегда в первый раз, но уверен, ты выдержишь. Солей, наконец, поверил ему. Ему хотелось почувствовать ставшее таким близким тело, запах, шедший от рыжих волос. Корона больно впилась в грудь, когда маг обнял его, но по спине разлился неприятный жар — настолько болезненный, что, казалось, будто конечности отнялись, а земля — исчезла. Арктар хотел закричать, но не мог. Боль была невыносимой. Голосовые связки будто парализовало, а в глазах стало темно.***
«Проклятый Толь!» — обругал Левр лекаря. Старый хрыч не пошёл в тюрьму и поручил молодому лекарю осмотреть заключённых. Левр боялся подцепить чуму. Ему хотелось жить. Припухлость в подмышечной впадине одного из люстерцев не понравилась лекарю. К счастью, у того кашля не было. — В отдельную камеру его! — распорядился лекарь. — Но… — Тюремщику было всё равно, даже если все заключённые умрут. — Так мы не позволим распространиться заразе, — пояснил Левр. — Не могу сказать точно, чума ли это, но пока не выясним, его нужно держать отдельно. Лихорадивший застонал. — Но Ренн Сельвик… — Уверен, он не пожелает, чтобы все в крепости умерли, даже ты! — Левр сорвался на крик. — Ты сам-то понимаешь, что сдохнешь, как собака?! Тюремщик опешил. Молодой лекарь был куда моложе его и позволил такую вольность. — Ладно, не ори только. Совсем распоясался, — заключил он и удалился. Левр дотронулся до припухлости. Заключённый застонал. Было ясно, что ему больно. «Когда вскроется, то станет понятно, чума это или нет!» — догадался Левр. Лекарь почувствовал на себе взгляд и оглянулся. Натрайт Солей сидел в углу и молча, с какой-то обречённостью в глазах, смотрел на несчастного и Левра, склонившегося над ним. — Подойди сюда, — попросил он. Левр поднялся. — Боги, тоже болен? — спросил он. — Нет, но… Почему вы вернулись? Где мой брат? — В Люстере, наверное, — ответил лекарь. — Это долгая история, но они с магом сбежали. — Слава богам, хоть он остался жив, — Натрайт вздохнул. — Но сукин сын меня не вспоминает. И поделом. Мне. Левру было не до того, чтобы выяснять, что натворил Натрайт Солей. На Арктара теперь и вовсе было плевать. Главное — не заболеть. Натрайту молодой лекарь понравился. Беззлобный Левр старался помогать всем, даже заключённым. — Не слышно, что дальше будет? — поинтересовался Солей. — Проклятье, когда меня казнят-то? Лучше смерть, чем тухнуть здесь! — Не говорите так! — вспылил лекарь. — Вы должны… У вас жизнь одна только. Даже Нийя не любит принимать в свои чертоги такие падшие души. Я уверен — Всеотец позволит вам исправиться и… — Жениться, сделать детей! — Натрайт усмехнулся. — Нет уж, сомневаюсь. Всеотец, добрый, любимый всеми, издевается над нами. — От мага треклятого понабрались, — упрекнул Левр. — Всеотец даёт трудности, чтобы мы учились преодолевать их. Без тягот, выпавших на нашу долю, мы не узнаем, насколько дорога жизнь. — Дожил, что мальчишка поучает меня, — проворчал Натрайт и улёгся. — Что Голлдар-то? — сменил он тему. — Болен, — коротко ответил лекарь. — Уж кому-кому, а ему несладко, но он держится и пытается жить заново. Из его слов Натрайт понял — с Назгуром Голлдаром что-то случилось, причём настолько нехорошее, что приходится учиться жить. Раздумья прервали шаги тюремщика. — Некуда его, только в карцер, — пояснил он. — В карцер так в карцер, — устало отозвался Левр. — Главное, чтобы он был отдельно от остальных хотя бы до того, как выяснится, какая именно хворь одолела его! — Господин Толь сразу бы догадался, — съязвил тюремщик. Левру надоели намёки на то, что он — полное ничтожество, бездарь. Хвалёный Блас в это время отсиживался в лазарете. — Ну и где ваш Толь?! — Левр вскочил. — В то время как я рискую заразиться, он спрятался! Старый хрыч, а подохнуть боится! Лицо Левра пошло пятнами, глаза зло сверкали. — Тише, сосунок! — прикрикнул тюремщик. — Ты что себе позволяешь?! — А что вы себе позволяете?! — не остался в долгу Левр. — Ладно, хватит. Хватай этого за ноги и понесли! Я в отличие от остальных бездельников хотя бы не брезгую дотронуться до него! — тюремщик успокоился. — Я под руки возьму. — Только аккуратно. Лучше за грудь, — пояснил Левр и пристроился к ногам больного. — Всё-таки лучше мне взять его под руки. Тюремщику было решительно всё равно, за что хвататься. Главное — настырный мальчишка оставит его в покое. Левр аккуратно подложил руку под спину заключённого и приподнял. После второй рукой обхватил его грудь. Больной оказался тяжёл для него, и Левру пришлось изрядно потрудиться, чтобы донести его до карцера. К счастью, на полу лежал соломенный тюфяк, и Левр бережно уложил бессознательное тело. — Одеял нет, — на всякий случай уточнил тюремщик. — И не нужно. Он горит. Его в прохладе следует держать, — пояснил Левр. — Так жар скорее спадёт. Тюремщик удалился и даже не запер дверь, оставив Левра наедине с больным.***
Трость нашлась. Назгур Голлдар как ни старался, но к палке, заменившей ногу, не мог приноровиться и едва не упал. — Проклятье, как же в одночасье человек может стать ничтожеством! — выругался он и с немалым трудом сел на кровать. Голова кружилась, в ушах от усилия зазвенело. Назгур лёг и закинул ноги на кровать. Задетая культя резко разболелась, и он не сдержал стон. Трость со стуком упала. Назгур не знал, сколько времени пролежал. Безделье утомляло его куда больше, чем слабость. Беда Голлдара была в том, что он не признавал слабость и хотел выздороветь сразу. От скрипа двери Голлдар встрепенулся и натянул задравшуюся сорочку на колени. Он ожидал Левра или Эре, но не Ренна Сельвика. Тот прошёл и придвинул к кровати стул. — Наслышан о беде, герр Голлдар! — Ренн покачал головой. — Оставь, какой я теперь герр? Просто Назгур, — глухо ответил Голлдар. — Простите, но буду обращаться так же, как и раньше. Мне, конечно, не по душе, что подонки сбежали. Признаюсь, в упущении я винил ваших людей, оттого так долго тянул с визитом, — без обиняков признался Сельвик. — Времени подумать было достаточно, и я всё же был вынужден признать, что выхода не было. Эре рассказал, что мы решили? — Голлдар отрицательно покачал головой. — Вы знаете, что и грандмаршалу, и королю наплевать на то, что вы не могли поступить иначе, поэтому предлагаю вашим людям остаться в Магерте. Я потерял много воинов, и пополнение мне было бы кстати. Не думаю, что старый хрыч полезет в архив, чтобы выяснить, кто где служит. — Мне всё равно. Пусть решает Эре, — ответил Назгур. — Но… Меня как прятать собрались? — Вас никто ни в чём не попрекнёт. Вы ранены, лишились ноги. У некоторых из ваших людей есть жёны и дети в Штурмвере. Вот эта горстка вернётся. Эре занят тем, что убеждает их молчать и рассказать небылицы. Пока все согласны, — продолжил Ренн. — Я рад, — безразлично ответил Назгур, — что Эре — достойный преемник. Уж кто заслужил мой пост, так это он. Сельвик понял, что глодало Голлдара. Тот не мог смириться с новой участью, не знал, что его ожидает, оттого и пал духом. — Я обещаю, что найду мастера. Вы будете стоять на двух ногах, но, увы, одна будет деревянная. Обживётесь, глядишь — и семья появится! — Счастливый от отцовства Ренн искренне пытался разделить радость хоть с кем-нибудь. — Я ведь думал — не женюсь никогда, а встретил её и словно с ума сошёл. Ходил вокруг да около, будто кот весной, пока она не поняла, что я — лучший. А когда моя жена подарила сына, то… — Рад за тебя! — Назгур посмотрел на Сельвика. В его глазах сверкнули не то от боли, не то от горя слёзы. Слова прозвучали неискренне. — Только… Оставь меня в покое. Решай всё с Эре. Я теперь никуда не годный калека, слышишь?! Лицо Голлдара раскраснелось от злости. Сельвик поспешил удалиться, чтобы дать Назгуру возможность прийти в себя и привыкнуть к своей участи.