Медовый месяц

Приглушенные разговоры и слабый шорох в соседней комнате заставляли Анну содрогаться и теснее, все теснее прижиматься к мужу в страхе быть обнаруженной. Они были почти раздеты, и страшно представить, что подумают плотники, застав в нежилом номере пару постояльцев. Рука Якова обхватила ее талию, горячее дыхание опалило ухо: - Они недолго. Ночь все же. Ночь все же. Анна облизнула пересохшие губы. Из-за близости Якова слова эти приобрели вдруг иной смысл. Тот самый, от которого жарко вспыхнули щеки, горло перехватило, а во всем теле разом возникла томительная боль, слабость и кипучая энергия одновременно. Возбуждение. К этой стороне своей жизни Анна тоже пока не привыкла. Вчера ночью, когда все произошло, ей сперва даже подумалось, что можно бы и ограничиться одними поцелуями и легкими прикосновениями, которые рождают дрожь и томление. Но сейчас… Сейчас Анна поняла вдруг, что всего ей мало. Совсем еще недавно, лишь пару часов назад она млела в объятьях Якова, испытывала восторг и нежность одновременно, а затем — сладкую слабость. И тогда ей казалось, что слабость эта поселилась надолго, что теперь она привязана к земле. Потом день настанет, придет легкое смущение, и, разбуженная поцелуями, томная и слабая она будет робко улыбаться, и только. Но — ночь все же. Анна повернулась и бездумно, почти бессознательно запустила обе руки под халат Якова. Пояс, небрежно завязанный, развязался и с тихим стуком тяжелых кистей упал на пол. Сердце Анны стучало еще громче. Ладонями она даже сквозь тонкий хлопок сорочки ощущала жар тела, стук чужого сердца, такой же безумный. И пальцы кололо. - Аня… - выдохнул Яков, сухими губами касаясь ее виска. С мольбой, но о чем? Анна не знала. Голоса за стеной все вдруг сделали острее, пронзительнее: и страх, и страсть. Анна ладонями раскрытыми скользнула вверх по груди Якова, обхватила его за шею, потянулась к его губам, сухим, горячим и твердым. Всякий поцелуй был лучше предыдущего. Да и как их сравнивать? Анна собирала их, запоминала в мельчайших деталях, в грезах их смаковала, а теперь и наяву. Она разомкнула губы также бездумно, как прежде коснулась мужа, и Яков перестал сдерживаться. Он обхватил ее за талию обеими руками, приподнял, и принялся целовать, смакуя вкус, новый для обоих, приперченный страхом быть обнаруженными. Анна голову запрокинула, осмелела, совсем повисла на муже, обхватив его руками и ногами. Яков подхватил ее под ягодицы, задирая сорочку. Холодный воздух опалил ее кожу, а потом — его горячие ладони. Анна вся подалась вперед, прижалась крепче, застонала от чувства, так ею до конца непонятого. - Тихо… - Яков мочку уха ее прихватил губами, мягко на затылок надавил, принуждая спрятать лицо у него на шее, и проник в нее. Анна застонала, прикусив ворот его сорочки, сходя с ума от его движений, от заполненности — буквальной и метафизической, от запаха кельнской воды и крепкого чая, шума дождя за окном, оглушительного грохота крови в висках. В соседней комнате мерно постукивали молотки. - Яков! Яков! - забормотала она, когда все вдруг обострилось, вспыхнуло стало почти непереносимо, затопило Анну новыми, все так же непонятными чувствами. - Тихо! - взмолился Яков, и сам впился зубами в кулак, прижимая ее к дверце шкафа. Со звоном упал на пол ключ. Яков лбом уткнулся в прохладное дерево и прошептал с мягкой укоризной: - Аня, Анечка… бережно поставил ее на пол, на подгибающиеся ноги. Поцеловал в уголок рта. На Анну накатило блаженное бессилие, вся она была — пена и облако, спокойная вода в затоне. Сердце постепенно успокаивалось, билось ровнее. Она только что… Щеки затопило горячим румянцем. Голоса за стеной стали громче, послышалось крепкое ругательство, но оно едва ли могло смутить Анну больше. Губы ее шевельнулись. Яков поцеловал ее, стирая с немного дрожащих, влажных губ панический возглас и возвращая блаженное удовлетворение и даря новое — нежность. Она только что занималась любовью с мужем. В пустом номере в гостинице, да еще таким образом, что и собственному дневнику не доверишь эту пикантную тайну. Мама была бы в ужасе. - Прекрати улыбаться, - шепотом потребовал Яков, сцеловывая эту улыбку, сам притом не скрывая удовлетворения. - Это ты во всем виновата. - Я, - не стала спорить Анна и расслабилась в крепких, надежных мужниных объятьях, отдаваясь на волю усталости. В постель бы лечь, положить голову Якову на плечо, пальцев его коснуться и слушать, как идет дождь. Холод по комнате пролетел. Анна подняла голову от плеча Якова и увидела Шиловского. Дух выглядел довольным, и Анне очень не хотелось думать, что он был свидетелем их с Яковом любви. Быть постоянно под взглядом духов? Что за жизнь ее ждет! Яков проследил за ее взглядом и удивительным образом посмотрел точно на то место, где стоял дух, с ухмылкой тасующий карты. - Шиловский? Анна сокрушенно кивнула. - Какая жалость, что он мертв, - посетовал Яков. - Я придушил бы его собственными руками.