Сукровица

Джейс застает Лидию врасплох. Она успевает лишь повернуть кран, выключить воду и сделать несколько шагов из-под душа в сторону висящих на крючке полотенец, когда его ладонь плотно сжимает ее горло сзади, а спереди глотку подпирает лезвие ножа. Джейс застает Лидию врасплох, если так вообще можно сказать. Она не дергается и не вздрагивает, смотрит металлическим взглядом на него, несмотря на то, что ей бы вроде как должно быть неудобно. В отличие от него у нее нет с собой оружия; в отличие от него она абсолютно голая. — Откуда ты знала, что там будет шпион Себастьяна? — он закипает, злится, в голосе ожесточенность, во взгляде — то, что должно заставить как минимум опасаться. Острие ножа царапает кожу, когда она сглатывает. Но взгляд не отводит. У нее пульс ровный, он точно чувствует; она знает, что он если и не считает удары, то точно сможет заметить разницу. Психолог из него откровенно херовый, но зато охотник замечательный. Лучший своего поколения. Она дышит размеренно, она его не боится, он ничего ей не сделает. Откуда вдруг эта железная уверенность, Лидия не знает. Она уверена на все сто, что он не разрежет ей глотку даже в приступе сумасшедшего гнева. — Если хотел увидеть меня голой, мог просто попросить, — уверенно бросает Лидия. Пальцы сзади ее шеи чуть сжимаются. Джейсу совершенно не до острот. И плевать, что фактически она прижата вплотную к нему грудью и животом, в этом нет ничего сексуального. Даже ничего ироничного или хоть немного смешного. Он говорит: — Работаешь на него, значит? Получается, что первое мнение о тебе не было ошибочным. Не на Валентина работаешь, так на Себастьяна. Лидия ведет себя не просто спокойно, Лидия остается уверенной, чуть прищуривается и чеканит каждое сказанное слово. Она не поднимает и руки, чтобы оттолкнуть его, отпихнуть и послать откровенно нахуй с такими заявлениями. Не потому, что боится, совсем нет. В рукопашном бою она не уступит, несмотря на то, что нет ни одежды, которая защитит кожу хоть немного, ни ботинок, которые точно усилят удар. Лидия чеканит слова так, будто это она его отчитывает, будто виноват он. По сути так и есть. — Я никогда не работала ни на Валентина, ни уж тем более на его сына. Можно, я возьму полотенце? Или тебе так комфортнее? Может, привычнее? Последние слова будто издевка. Не в ее привычках ерничать, не в ее привычках дразниться. Но то, что вся ситуация не приносит ни малейшего удовольствия, написано у нее на лице открыто и явно. Джейс ослабляет хватку на ее шее. Она не выворачивается, всего лишь отстраняется. Уверенности и достоинства в поведении столько, что ее мокрая обнаженная кожа не кажется слабостью; к этой женщине никак не подкопаешься. — Вот и прекрасно, — фыркает Лидия. Тянется за полотенцем и, не вытираясь, сразу заворачивается в него, убирая от лица прилипшие влажные пряди. — Какая же ты неблагодарная скотина, Вэйланд. Я делаю все, чтобы найти твою горе-девушку, а ты караулишь меня с ножом в ванной. Благодарность, — она многозначительно приподнимает брови и усмехается. Фамилия ездит по ушам заметно. И привлекает намного больше внимания, чем все остальные слова вместе взятые. Несмотря на это, нож он все же убирает. Потому что, как выяснилось, внезапным страхом Бранвелл не взять. — Эрондейл, — поправляет он. — Да хоть Лайтвуд, — моментально парирует она. — Мне все равно. А вот то, что ты сомневаешься в главе Института — это уже тянет на измену. Он смотрит на нее с вызовом во взгляде. Еще бы пару лет назад Джейс мог бы поспорить, что у нее кишка тонка. Сейчас он слишком хорошо знает ее, чтобы раскидываться такими случайными утверждениями. У нее еще как хватит духу, более того — сама придет на суд, сама и лишит рун, если вопрос встанет подобным образом. Лидия меняется в лице не сразу, вся эта железная леди словно отступает. Светлые, почти голубые глаза отливают чем-то теплым, она перекидывает волосы в одну сторону. Говорит: — Мне казалось, что мы давно выяснили, что я никому из вас не враг. Тишина. Выяснили, конечно, выяснили. Ну а что ему еще остается думать? Лидия выдает информацию, что кто-то из людей Себастьяна будет на месте, в самый последний момент. И нитей, за которые можно уцепиться, больше нет. Не винить же Изабель в самом деле. Джейс усмехается: проверни он что-то подобное со сводной сестрой, она ударила бы его по печени моментально и на повышенных тонах высказала, что он совсем рассудком двинулся, раз допустил хоть на секунду подобную мысль. А потом бы получил еще под дых за то, что ворвался к ней, когда она в душе. Но Лидия не Изабель, поводов верить Лидии намного меньше. Ему бы извиниться, но вины он абсолютно точно не чувствует. Не в отношении Лидии, которой уже не в первый раз приходится терпеть всевозможные выпады, как только Клэри исчезла. Голос первой подает именно она. — Кто это тебя так? — и он сначала ничего не понимает, о чем она вообще; они и так стоят достаточно близко, ей ничего не стоит протянуть руку и коснуться ладонью следа на щеке, тут же поспешно убрать руку. — Ты не на то тратишь время и злость. И нанес бы руну, что ли. Джейс ничего не говорит, позволяет ей уйти. И слишком легко она уходит, будто он только что не угрожал вскрыть ей глотку прямо у душа, в котором потом можно прекрасно смыть всю кровь. Стойкости Лидии еще нужно поучиться. Странно — или же в порядке нормы, — но его совершенно не грызет совесть за то, что он ей угрожал. Вряд ли Лидия врет так же идеально, как это делает Изабель. Потому приходится поверить. Приходится поверить, что он и правда зашел в тупик и готов обвинить друзей в том, что они превратились во врагов. Он трет переносицу, усаживается на банкетку у стены и сидит так какое-то время. Закрыть бы глаза, а потом открыть и увидеть Клэри рядом. Все, что нужно. Но так просто ничего не делается, ничего не происходит. И это заводит в состояние прострации, полной апатии и беспомощности. Какой от него толк, если он банально найти ее не может, не говоря о том уже, чтобы защитить. А Лидия о каких-то там ранах говорит. Тем более, следу на лице уже несколько дней. Пройдет, далеко не первая полученная рана; точно не последняя. Все теперь испещрено ранами, не только они; сам Институт кажется одной сплошной гноящейся раной. Такой, что еще немного, и гной хлынет прямо по коридорам, вонь будет стоять настолько сильная, что ни одно чистящее не поможет от нее избавиться. Вопрос не в шрамах, вопрос в том, что те несут с собой. У Алека в голову отдает от каждого стука каблуков по поверхности пола. Сестра ходит туда-сюда перед письменным столом в его комнате, никак не может угомониться и сесть хотя бы, несмотря на то, что он предлагал раза два или три. Он не поднимает голову, продолжает сидеть, склонившись над документацией. — Ты отвлекаешь меня этим звуком, — говорит он наконец, откладывая в сторону один из листов. — Каким звуком? — уточняет Изабель, а потом собирает мысли в кучу. Понимает, о чем он говорит. — А, это. Прости. Она перестает ходить. Вместо этого присаживается на край кровати, тут же ловит недовольный взгляд брата, сообщающий, что это его совершенно не устраивает, что ей лучше встать и немедленно. Она игнорирует, снимает туфли и разминает уставшие за день ноги. Ступни свело от неудобной обуви, главное — не оставить тут туфли. Лишь затем Изабель поднимается с кровати. — Знаешь, — подает голос, — я все думаю про рану Джейса. Это как-то ненормально. — Что именно? — усмехается Алек, поднимая на нее взгляд. — Его рана или то, что ты о ней думаешь? Этот фирменный взгляд «ну не смешно же, прекрати» и почти неуловимая полуулыбка. Она подходит к столу медленно, Алек отмечает, что без этих ужасных каблуков ее шаги совершенно не раздражают. — Ты понял, о чем я. Он говорит: — Если бы с ней что-то было не так, я бы почувствовал. Он говорит: — Не все решается рунами. Он говорит: — Да, это странно, но не из ряда вон выходящая ситуация. Изабель крутит в руках дырокол, рассматривая его с поддельным интересом, а потом осторожно возвращает на стол. Переводит взгляд на брата и отмечает, что в ее присутствии он предпочитает все же не курить. Если бы она не приходила к нему периодически, все комната скоптилась бы от дыма. А так она с горем пополам, но следит за ним. Вовремя проветривает, отвлекает или гонит спать. Кто еще, спрашивается, старше? Она подпирает бедром край стола и решает все же не садиться. В конце концов, это ведь не ее комната, давать лишний повод для раздражения не хочется. Да и если бы она и правда задалась целью выбесить Алека, то сделала бы это другими, более изящными методами. — И все же, — произносит Изабель. — Надо позвонить Магнусу. — Прекрати следить за моей личной жизнью, — с заметным оттенком неудовольствия замечает Алек и перекладывает папки, убирая в сторону свежие сводки, что касаются Себастьяна. Сестра хмыкает. А у него откуда-то появляется странное желание начать оправдываться. Воззвание к совести удалось, она может быть довольна собой. Но Изабель вдруг поправляет его. — Я не про твою жизнь, а про рану Джейса. Но молодец, что вспомнил. Он поворачивает голову в ее сторону и не успевает никак прокомментировать ее решение, когда она хмурится, включает лампу на столе и оттопыривает край черной рубашки. Смотрит на правую сторону шеи, и теперь сомнения нет, ей тогда не показалось, у него действительно какие-то непонятные точки. Почему она забыла о них так быстро? Они же сразу привлекли ее внимание, еще там, когда они упали на землю, когда он успел схватить ее и притянуть на себя, когда она не столько рухнула землю, сколько на него. И дело не в том, что она могла бы отлететь на асфальт, что всего в пару шагов был, что могла б удариться головой, просто неудачно упасть. Точки эти она заметила сразу, а потом забыла про них во всей суматохе. — Что не так? — выдыхает он почти равнодушно. А Изабель хмурится, пальцами накрывает три точки рядом и одну — мизинцем — чуть в стороне. Кожа не шершавая, не ненормально горячая или холодная. Ничего странного, она даже ведет чуть подушками пальцев в сторону, чтобы убедиться в этом. Слишком сосредоточенное выражение лица, смотреть на нее неудобно, у него в который раз слишком устали глаза. Но она не смотрит на него, она смотрит на кожу перед собой, на точки, лишь затем встречается с ним взглядом на пару мгновений, что можно перечитать по пальцам одной руки; Алек не считает, Изабель задерживает дыхание. — Ты свою шею видел? — спрашивает, а в голосе отчетливо слышно беспокойство. — Видел, — отзывается Алек, смотрит на нее пристально и перехватывает ее ладонь, убирает в сторону, а сам отворачивается. — Наверное, кислота с кожи демона. Куртка испорчена, пятна не замазать. Ей хочется засмеяться в голос, вместо этого она прижимает ладонь ко рту и сдерживает смешок. У нее глаза светятся; насколько же это смешно, а он все хмурится, не понимает, что она такого комичного нашла. — У тебя ожоги на коже, а ты про испорченную куртку, — наконец произносит она. Все же усаживается на край стола и складывает руки на груди. Надо сказать, так они почти одного роста. — Меня это беспокоит, — говорит уже серьезнее. Это не яд, в этом Алек уверен. Демонический яд заявляет о себе сразу, не о чем здесь беспокоиться. Скорее всего, кислота с оболочки демона, что отлетела в сторону после очередного выпада. Да и точки небольшие, черные, будто кто-то ручкой случайно ткнул. — Беспокоит, — повторяет он ее фразу на выдохе и поворачивается на стуле в ее сторону. — Слушай, это всего лишь шрамы. У тебя они тоже есть, к сожалению. Странное ощущение, будто ее ладонь все еще на шее. Алек чуть морщится. А Изабель только этого и ждет, кажется. Смотрит так, будто сейчас скажет: «Я же говорила». Но когда она заговаривает, то звучит не с упреком, напротив, ее голос поразительно спокойный, почти ласковый даже. — Дискомфортно? Неприятно прикасаться к ним? Алек ведет головой в сторону, а потом отрицательно мотает головой. Все с ним нормально вопреки ее опасениям; последнее время ее эта забота везде. Или же он снова стал на это обращать внимание слишком остро. Она просто пытается сделать как лучше; ему почему-то как-то не по себе, когда он смотрит на нее. Потому он снова возвращается к вырезкам, заметкам и клочкам информации. Изабель уходить не торопится, ладонями сжимает край стола. Наверное, ему кажется, но он отчетливо слышит, как длинные ногти ударяются о столешницу. — Следы от яда… — начинает она. — Это не яд, — перебивает он. Почти раздраженно, почти на уровне «ты душишь меня заботой, прекрати». — Могут оказаться крайне опасными, — приходится чуть повысить голос. Но это никак не привлекает его внимание. Алек все так же продолжает копаться в чертовой макулатуре. Иногда ей хочется сгрести все бумаги с его стола в один мусорный пакет и поджечь. — Я звоню Магнусу. Он говорит, практически бубнит себе под нос: — Ты все равно все уже решила. Ей хочется что-то сказать, но она почему-то замолкает. Сама не знает почему, просто смотрит на него несколько секунд, а потом отрывается от стола и медленно направляется в сторону выхода. — Из, — окликает сестру Алек. И она останавливается, думает, что он сейчас что-то скажет, но вместо этого слышит: — Туфли. Изабель поджимает губы, многозначительно вскидывает брови и возвращается за туфлями. Иногда ей хочется треснуть Алека за его педантичность и вечное стремление свернуть разговоры как можно быстрее. Она останавливается на нем взглядом на пару мгновений, берет туфли в руки и все же ничего не говорит; он продолжает пялить глаза в сводки о Себастьяне и тянется, не глядя, в нижний ящик стола. За пачкой сигарет, она уверена. Ей остается выйти из комнаты и совершенно забыть закрыть за собой дверь. Туфли она убирает в шкаф уже в собственной спальне и тянется за телефоном, лежащим на комоде. Алек прав, она все уже решила. Не хватало сейчас только каких-то непонятных ранений. Джейсу так точно — но он же о себе не позаботится. Значит, позаботится она. Несколько пропущенных от матери Изабель игнорирует. Слушать о своих недостатках сейчас нет настроения, да и Мариза никогда не звонит ей, когда случается что-то действительно важное. Для подобных случаев у нее есть старший сын. Правильный, ответственный и дальше по списку. И нет, Изабель совсем не ревнует, она давно привыкла ко всему этому. Магнус снимает трубку после второго гудка. Поразительно быстро. Изабель ложится на кровать и вытягивает уставшие за день ноги. — Все в порядке, дорогая? — спрашивает он сразу, вместо приветствия. — Было бы не в порядке, к тебе бы уже вломились, правда? — получается со смешком. — Хотя я бы не сказала, что все идеально. Магнус, ты можешь прийти в Институт? Ответ не заставляет себя долго ждать. — Мне стоит волноваться? И тут бы ей соврать. Сказать, что все просто прекрасно, пускай возьмет с собой бутылку мартини, ей просто скучно, а для вечеринок и громких клубов она слишком устала сегодня. Ей бы сказать, что соскучилась и вообще ей надоело, что Алек вечно сидит за работай, пускай Магнус вытащит его из этих завалов и отвлечет. Ей бы сказать, что им всем нужен перерыв и хорошо напиться. Вместо этого остается лишь тяжело выдохнуть практически в трубку. — Когда я сказала, что все в порядке, я преувеличила. У Джейса странная рана на щеке, и я хочу, чтобы ты на нее посмотрел. Магнус говорит: — А я-то все думаю, что гожусь вам на что-то, кроме как на домашнего мага. Это вызывает вдруг чувство вины, слов не находятся, оправдания не получается, а затем Магнус смеется. И это один из тех моментов, когда Изабель почти готова признать, что поверила. Почти. Хорошо, что он не видел ее выражения лица. — Расслабься, Изабель. Я буду. Надеюсь, Александр в порядке? «Сдохнет скоро от рутины» хочется сказать, но Изабель вовремя прикусывает язык. Видимо, пропущенные звонки от мамы задели сильнее, чем она думала сначала. — Вроде, — говорит. — Думаю, он будет тебе рад. — Мне надо завершить дела, но в течение двух часов я буду, — обещает Магнус. Но когда Изабель кладет трубку, ей не становится легче. Наоборот. Она поднимается с кровати и снова начинает прокручивать в голове все, что касается чертовой раны сводного брата. Теперь главное, чтобы тот не удумал уйти из Института. Вылавливать Джейса и играть с ним в кошки-мышки нет откровенно никакого желания. Только Изабель уверена, что скажи она прямо, тот сразу же начнет отнекиваться и бросит что-то про нехватку времени и необходимость искать Клэри. Оба ее брата порой не замечают очевидные вещи; для этого она им и нужна третьей. До того, как придет Магнус, надо поднять архивы с записями о последних охотниках, которые так или иначе пострадали от демонической слизи во время рейдов. И если обнаружатся недавние трупы, то сразу в морге их и осмотреть. Удобные тапки остаются стоять у кровати, туфли, от которых ноги уже прилично натерпелись за день, снова на ногах. Изабель не успевает повернуть еще по коридору, только выходит из комнаты, когда слышит громкое «Иззи, дверь!» из комнаты брата. — Давай мы купим тебе собаку, чтобы тебе было, кем командовать? — дразнит она и закрывает дверь перед тем, как все же направиться в морг на нижние этажи. Он никак не комментирует даже в пустоту. Мобильник пищит, сообщая о новом сообщении. Алек отключает его, даже не смотря, кто написал, и возвращается к тому, чем и был занят. Каждый делает то, что считает нужным для поисков; а туфли и правда слишком громко стучат по идеальному паркету, несмотря на стирающиеся уже набойки. По дороге до морга не попадается ни Джейс, ни Лидия. И отчего-то Изабель даже радуется, что никто не станет грузить ее сейчас спешными поисками Клэри. Ее и так многие ищут, справятся без нее. Ее намного больше волнует та самая проклятущая рана, что никак не идет из головы. Плотный халат и заколка для волос находятся в шкафчике, хорошо, что ни за чем не приходится возвращаться. Архив закрыт на ключ, а значит, никто не помешает. Свет моргает пару раз и загорается, освещая помещение с многочисленными полками и этажерками; и заваленном картами и заключениями столом слева. Как раз тех пары часов, что Магнус заканчивает с делами и добирается в Институт, ей прекрасно хватит. Изабель находит стопку с заключениями за последний месяц на столе и отчасти радуется склонности других нефилимов, работающих исключительно здесь, не сортировать все сразу по полкам и этажеркам. Иначе бы ее поиски заняли намного больше времени. Первые три карты оказываются бесполезными банально потому, что относятся к трупам фейри, найденным пару недель назад. Здесь же и уже знакомый человек Себастьяна с ножевой раной. Еще четыре охотника со естественной смертью. Затея кажется откровенно бесполезной, пока она не замечает лежащую чуть в стороне папку с края стола. Файл сообщает, что Эшли Розалес погиб три недели назад во время масштабного рейда. Изабель открывает картонную папку и хмурит брови, сосредоточенно смотрит на фотографии с экспертизы. Почему они не были в курсе этого рейда? Почему их не привлекли? Эти вопросы непременно стоит задать Лидии. Потому что она не помнит, чтобы за последний месяц были крупные вылазки. Но это не так важно, как медицинское заключение в руках. Она быстро просматривает фотографии, пробегается по тексту глазами и возвращает папку на место. Судя по тому, что папка до сих пор здесь, а не убрана, тело в морге. Оно только на руку. Пару перчаток приходится натягивать с трудом, слишком плотно они обтягивают кожу, практически намертво прилипая. Ощущение не из приятных. Нужный холодильник находится почти сразу же, Изабель открывает дверь и вытаскивает железный пласт с трупом на нем. — Хорошо же они тебя, Эшли Розалес… — задумчиво произносит она, касаясь пальцами кожных покровов на груди и руках. У него раны царапанные, рваные. От когтей, по-видимому, по всему телу. Пожалуй, нетронуты лишь ноги. Здорово рассечено лицо, практически по диагонали. Изабель хмыкает и не без труда переворачивает труп на живот. Нос непроизвольно морщит; запах мог быть и хуже. По крайней мере, этот парень дает ей информацию, которую не в состоянии обеспечить никто другой, так что она не в праве жаловаться. Крупные ожоги на спине, на левой руке, что похожи на химические. И снова рваные царапины. Он не мог умереть от простых царапин. Да, широкие, но не настолько глубокие, чтобы от них умирать. Если верить заключению, то у него даже ничего не сломано, внутренние органы тоже повреждены не были. А ожоги — от слизи, скорее всего — тоже так себе причина для смерти. Поток мыслей прерывает громкий звук пришедшего на мобильный сообщения. Изабель укладывает труп обратно на спину на металлическую поверхность. Не без труда стягивает перчатку с правой руки, резина звучно щелкает, звук разносится по помещению эхом. Она достает телефон из кармана халата. «Проблемы на входе», — лаконично и по делу от Магнуса. Предсказуемо. Учитывая то, что творится сейчас в Сумеречном Мире. Изабель сразу же набирает номер старшего брата — телефон выключен. — Черт бы тебя побрал, Алек, — недовольно бубнит она себе под нос и кидает взгляд на труп. Видимо, на сегодня она закончила. Труп отправляется обратно в морозилку. Туфли громко стучат по поверхности пола, когда она покидает морга, параллельно набирая Лидии. Та, в отличие от Алека, все же подходит к телефону. — Мне нужно разрешение на вход в Институт, — говорит Изабель, зажимая телефон плечом у уха, и стягивает вторую перчатку. — Не поняла, — отзывается Лидия. Изабель быстро закрывает архив, направляется в сторону шкафчиков. — Разрешение для Магнуса, — поясняет она. — Он у Института, но не может войти по известным причинам. Лидия говорит не особо сосредоточенно, а точнее — явно сосредоточенно на чем-то другом: — Я выпишу, но тебе придется самой забрать из моего кабинета. Изабель тихо чертыхается, снимая с себя халат. И когда Лидия переспрашивает, что она говорит, тут же отзывается: — Ничего. Спасибо, я сейчас зайду. — Прости, Изабель, — говорит Лидия. — У меня слишком много работы. Иначе бы я сама его впустила. — Не оправдывайся, — бросает та, уже закрывая шкафчик. — К тому же, ты не обязана встречать моих гостей. Как и разбираться со всеми моими проблемами. И сразу же жалеет о сказанном, потому что слова точно напрягают Лидию, ее голос вдруг звучит четко и сосредоточенно. — Что-то случилось? — Нет, ничего. Неправильно выбрала слова просто, — уверяет ее Изабель и кладет трубку. Поднимать панику раньше времени не стоит. И да, в Лидии она уверена, та не раздует из происходящего скандал. Но все же что-то подсказывает, что лучше язык держать за зубами. А еще ей порядком не нравится то, что ее оторвали именно в тот момент, когда она была в шаге от того, чтобы найти что-то важное. Не просто так тот парень умер во время рейда. Вряд ли дело в плохой подготовке. Надо навести справки по поводу той вылазки. Семь минут уходит, чтобы добраться до кабинета Бранвелл, что находится в другом крыле и на пару этажей выше. Изабель стучит несколько раз и только потом заходит. И ей хочется усмехнуться, потому что Лидия со своими многочисленными отчетами и папками уж больно похожа на Алека. В какой-нибудь параллельной вселенной эти двое точно были бы идеальной парой, если бы свадьба все же сложилась, если бы куча других факторов сошлись. И вряд ли бы виделись, как подсказывает внутренний голос. Отгородились бы друг от друга работой — вот и все. Лидия протягивает ей подписанное разрешений, не поднимая головы, прекрасно понимая, кто именно пришел. Изабель забирает листок. — Спасибо, — произносит. И решает все же не оттягивать разговор. — Лидия, почему ни я, ни Джейс, ни Алек не в курсе крупной миссии трехнедельной давности? Та перестает писать, откладывает в сторону перьевую ручку и поднимает взгляд на Изабель. — Я же не могу перегружать вас миссиями, правильно? К тому же, та группа охотников справилась со своей работой. — Эшли Розалес умер. — Тот семнадцатилетний парень? — уточняет Лидия, припоминая. Изабель кивает утвердительно. — Именно. И судя по медицинскому заключению, установленная причина — многочисленные раны на теле, нанесенные демоном. Лидия хмурится, откидывается на спинку стула, упирается рукой в край стола и спокойно произносит: — И что тебя смущает? — А то, что я видела его труп. Раны слишком незначительные, чтобы истечь кровью и умереть на месте, — пауза, Изабель переводит взгляд на разрешение, будто проверяет его содержание и говорит: — В любом случае, спасибо. И покидает кабинет Лидии. Она точно вернется еще к этому трупу и обстоятельствам смерти парня, но не сейчас. У Лидии сейчас своя работа, а ей нужно встретить Магнуса. В конце концов, не просто же так она позвала его в Институт. Теперь она понимает одержимость Джейса идеей найти Клэри; ее мысли никак не идут от того трупа. Разница лишь в том, что она того парня не знала лично. Что-то подсказывает, что случай его смерти чрезвычайно важен. Остается выяснить чем. Магнус ждет у дверей Института в компании пары охотников. Изабель непринужденно пихает одному из них бумагу и лучезарно улыбается. — Приказ, подписанный главой Института, мальчики. Так что расходимся. После того, как охотник убеждается в подлинности подписи и кивает другому, Бейна пропускают. Он делает несколько шагов, успевает только назвать ее имя, вместо приветствия, когда Изабель заключает его в объятиях. — Давно же я тебя не видела, — произносит она, практически сразу выпуская Магнуса из объятий. — Пойдем. — Что за рана? — спрашивает он почти сразу же, пока они пересекают главный зал и идут в сторону жилых помещений. — Знаешь, лучше ты сразу посмотришь, не хочу портить сюрприз. Фраза должна была звучать более оптимистично и даже шутливо, но интонация немного не дотягивает. Более того — откровенно подводит. Магнус по взгляду понимает, что ситуация вряд ли обычная, да и Изабель не Клэри, паниковать из-за ерунды не в ее правилах. Изабель добавляет: — Руна ее не взяла, кстати. Они останавливаются в очередном коридоре. — Третья комната справа — Джейса. А я пойду схожу за Алеком. Повторюсь: он будет тебе рад. Вместо ответа Магнус многозначительно вскидывает брови. И Изабель уже знает, что обязательно накостыляет старшему брату за то, что тот в который раз ущемляет собственные отношения в угоду работе. Неисправимый дурак. Она подмигивает Магнусу и направляется в сторону спальни Алека, мысленно проклиная его за выключенный телефон и за то, что ей приходится бегать туда-сюда по Институту, будто она заведенная игрушка. Изабель даже не удивляется, когда находит его все так же за рабочим столом, как и оставила несколько часов назад. Она заглядывает в комнату, придерживая дверь открытой. Привлекает его внимание обычным «эй». Алек поворачивается и смотрит на нее спокойно; не злится все же, это хорошо. Она говорит: — Магнус в комнате Джейса. Идешь? — Значит, все же позвонила ему, — произносит Алек. И фраза его совершенно не звучит, как вопрос. Он откладывает бумаги, которые прочитал по два раза уже точно, а некоторые и по три, выключает настольную лампу и трет уставшие глаза. Изабель пожимает плечами. — Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Чтобы с кем-то из вас что-то случилось. И он даже не спорит. Вместо этого молча следует за ней в комнату Джейса.