Сукровица

У Клэри фрагментарная потеря памяти. И понимают они это далеко не сразу; день на четвертый после того, как она возвращается в Институт. Изабель шипит себе под нос, что ей пора переквалифицироваться из патологоанатома в психоаналитика. Или психолога. Или психиатра. Разницу между ними она не особо хорошо помнит. Короче, стать тем самым специалистом, который работает с людьми с потерей памяти, а не с трупами. К выводу приходит быстро: с трупами проще, с трупами в разы проще. Потому что чем больше времени она проводит рядом с Клэри, тем сложнее пытаться не двинуться самой. Клэри в руках чашку сжимает с остывшим уже полчаса как чаем, не делает ни одного глотка. И взглядом расфокусированным смотрит куда-то мимо Изабель будто. Выпадает из реальности. — Клэри, — зовет она ее осторожно. — Я здесь. И улыбается ободряющее, наклоняется чуть, пытаясь ее взгляд поймать. А Клэри моргает часто-часто, у нее лицо вдруг бледное, когда она все же пересекается с Изабель взглядами. Та улыбается широко, светится доброжелательностью и желанием помочь. Внутри сгорает от нетерпения просто вытрясти все, что случилось с рыжей. Внутри уже почти орать готова, встряхивая ту. Потому что сил не хватает на то, чтобы быть терпеливой, внимательной, заботливой. Чем больше Клэри говорит, тем ощутимее у Изабель начинает трещать психика. — Он сжимал мои запястья, — задумчиво произносит Клэри и руки поворачивает, демонстрируя полоски на руках. Драные раны, почти полностью зажившие. Изабель воздухом давится, сглатывает этот воздух и тихо спрашивает, почти шепотом: — Себастьян? Вместо ответа — активные отрицательные движения головой. Изабель моргает медленно, отводя взгляд в сторону. Она начинает крышей ехать. Ей нужно просто найти себе другие дела, отвлечься; Клэри дергается так, словно выстрел услышала, когда она поднимается на ноги. — Ты уходишь? Уже? — и выглядит, как потерянный ребенок, как побитый щенок, когда Изабель смотрит на нее. — Останься, пожалуйста. Иззи, он вернется, если ты не останешься. — Тот, другой? — уточняет Изабель. — Нет, — коротко отзывается Клэри. Изабель хочется заорать, что она уже ничего не понимает, что та ей выкручивает мозги и выжимает просто. Что у нее ни одной здравой мысли скоро не останется. Что она хочет в душ, поесть и поспать. И поговорить с кем-то нормальным. С кем-то адекватным, а не в состоянии овоща. Вместо этого она берет расческу с тумбочки Клэри, залезает на кровать, ей за спину, и пальцами ласково разбирает влажные волосы той. — Пей чай, — звучит достаточно серьезно, но все же крупицы ласки все еще находит в себе. От того, чтобы сорваться на рыжую, отделяет лишь четкое осознание, что той нужна поддержка. Поддержка и помощь в восстановлении памяти. В восстановлении тех событий, которые происходили с ней последнее время. До того, как Себастьян ее похитил. Только все бесполезно; все разговоры, все те немногие психологические приемы, о которых она читала. В этом нет смысла. Расческа по спутавшимся, мокрым еще волосам не скользит, проходит с трудом. Чай Клэри прихлебывает слишком громко. Да он холодный уже, зачем хлюпать? И звук этот раздражает слух. Звук такой, будто она не чай прихлебывает, а слизь. Набирает полный рот слизи; Изабель передергивает. Она не несет — вроде бы — никакой ответственности за Клэри; она продолжает с ней сидеть, расчесывая ее волосы и перебирая пальцами, не заговаривает с ней потому, что это бесполезно. Потому что только сама обезумит от этих разговоров. У нее уже ассоциации не те идут, она уже и собственные мысли перекручивать начинает. Между ними пауза виснет долгая, Клэри больше одного глотка так и не делает. Изабель не напоминает, Изабель заплетает ее волосы в два ровных колоска; думает, что лучше бы вернулась к трупам. На секунду: лучше бы и рыжая к ним вернулась трупом, так бы она знала, что с ней делать. И тут же гонит от себя эти мысли. Потому что Клэри — девушка ее брата, потому что Клэри — ее вроде-как-подруга. Потому что они прошли вместе через многое, и уже одно то, что она все еще продолжает день за днем пытаться привести ее в чувства, а не психует и не уходит, говорит о многом. А мысленно она делала это уже сотню, тысячу раз. Просто вставала и уходила, послав все к чертям. — Джейс, — говорит Клэри коротко. И Изабель щурится, непонимающе смотрит на нее, усаживается рядом, ладони между коленей зажимает. — Что «Джейс», Клэри? — Джейс держал меня за руки, — почти без каких-либо эмоций говорит она, поворачивает голову медленно в сторону Лайтвуд, натыкается на нее взглядом. — Они все были в крови. А он держал их. Прямо здесь, — и смотрит на неровные полосы, — за запястья. Чтобы кровь не шла. В глотке ком появляется внезапно; Изабель сглатывает через силу, тянет улыбку и гладит Клэри по голове. — Ты сейчас это вспомнила? А та снова отрицательно ведет головой, цепляясь пальцами за чашку. Изабель в голове все раскладывает по местам. Во-первых, кто-то пытался вскрыть Клэри вены. Может, даже она сама. Во-вторых, Джейс был рядом и держал ее руки, не позволяя истечь кровью. В-третьих, у нее проблемы с памятью и мания преследования, если судить по обрывистым фразам. И каждый раз, когда она пытается расширить картинку, когда пытается уточнить хотя бы роль Себастьяна во всем это, Клэри лишь давит короткое «не помню». И снова все по кругу. Ей нужен специалист, и Изабель — не этот специалист. Она может лишь забрать у нее все еще полную чашку уже ледяного чая. Все, больше она никак помочь не может. Как бы ни пыталась. На тренировки Клэри ходить отказывается, из комнаты выходит лишь в душ, на кухню, изредка в оранжерею. И потому, наверное, смотрит еще этим своим уязвимо-умоляющим взглядом, когда Изабель снова к двери направляется. — Ты вернешься? Та улыбается широко, лучезарно — фальшиво-фальшиво, насквозь фальшиво и саму подташнивает от этой фальши — и смотрит прямо, не увиливая взглядом, не отводя его в сторону, хотя могла бы. — Конечно, — произносит почти что с энтузиазмом, почти бьет энергией в разную сторону. С закрытой дверью вся эта энергия куда-то испаряется, улыбка медленно с лица сползает. Изабель устает, Изабель чувствует, что на нее что-то давит постоянно. И дело не конкретно в Клэри, нет, она хорошо к ней относится; дело в ситуации в целом. Главное — не винить никого и не убеждать себя, что ее оставили один-на-один с той, что находится в состоянии потерянного ребенка и не может разобраться со своими же воспоминаниями, с собственными мыслями. Это пугающе. Изабель думает, что это пугающе до ужаса, когда в главном зале замечает сгорбленную спину старшего брата. И нет, ей не нужна поддержка, она совершенно не поэтому идет к нему. Просто… идет и все. Потому что они вроде как вместе во всей этой заварухе. А вместе — это уже не одна. Он взгляд на нее не поднимает, когда она руки укладывает на стол предплечьями, наклоняется рядом и какое-то время молчит. Синеватое свечение экранов в его глазах отражается, почти вжирается в кожу на лице. Она смотрит на него задумчиво, потом словно одергивает себя, когда он снова что-то начинает печатать. — Есть результаты? — Ты же знаешь, что нет. И тон у него не враждебный, просто уставший. Синяки под глазами достаточно большие. Изабель ногтями по поверхности стола стучит. Алек не поворачивается. Алек запрещает себе поворачиваться. Потому что как только он повернет голову, как только даже взгляд в ее сторону кинет, то сначала тот упадет на ее грудь, лишь потом поднимется на лицо. И он этого не хочет. Он не станет. А она волосы за ухо заправляет и по плечу его треплет. Все эти прикосновения, все эти взгляды становится контролировать уже невозможно. Игнорировать не получается. Она выдыхает несколько устало, интересуется чуть тепло: — Если я съеду мозгами, ты позаботишься обо мне? — и пытается заглянуть ему в глаза. Алек все же поворачивается, ладони с клавиатуры убирает, перестает взглядом за последние сводки цепляться. — Конечно, позабочусь. Что за ерунду ты несешь? Почему ты вообще должна съезжать мозгами? Изабель выдыхает тяжело, уголками губ ему улыбаясь, и убирает наконец руку с его плеча. — Клэри, — отзывается несколько коротко. Ладони в задние карманы обтягивающих ноги штанов засовывает, пояснять начинает почти сразу, как только замечает напряженную складку между его бровей. — Я уже все перепробовала. Она просто не может вспомнить. Возможно, не хочет. Каждый раз, когда я с ней разговариваю, у меня такое чувство, что не я пытаюсь вытащить ее, а она тянет меня за собой. Сама ведь прекрасно знает, что Алек продолжает искать Джейса. Что он сейчас только этим и занимается, что у него какая-то нервозность из-за отсутствия парабатая. И снова чуть уголками губ дергает. Он на ней взглядом задерживается, ногу на ногу закидывает щиколоткой на колено, пальцы в замок сцепляет, обхватив другое. Мысли переключает, мысленно пытается отвлечься от всего этого. Она ни один раз ему уже снилась, его к ней тянет с такой ненормальной силой уже, что он сам начинает задумываться, а не поехал ли крышей из-за отсутствия Джейса. Заставить себя переключиться помогает только ее отсутствие рядом. Ее отсутствие и моменты, как этот, когда она смотрит спокойно, по-домашнему уютно. Не провоцирует взглядом, не дотрагивается до него как-то уж слишком, почти что на грани, не заводит свои разговоры с двойным дном. Она к нему в голову залезть не может, она не знает, что там происходит. Не знает и знать не может. К нему в голову она залезть может разве что в буквальном смысле. Расколов черепную коробку и разложив на одном из своих столов в морге. Изабель говорит: — Я бы очень хотела помочь тебе с поисками Джейса, но я просто не могу оставить ее в таком состоянии. Алек фыркает, отворачиваясь обратно в сторону монитора. И она на какое-то мгновение дергается в его сторону, тут же заставляет себя остановиться и не делать этого. Ему пространство сейчас как никогда нужно; без Джейса он же загибаться начнет. Уже загибается. Мысленно Изабель проклинает эту их херову связь из-за которой они оба такие уязвимые. В чем сила? В чем вообще смысл связывать себя с другим человеком? Ей не понять. Она никогда не хотела себе парабатая. — Я пропустил несколько последних собраний, — бубнит Алек под стук клавиатуры. — Лидия будет раздражена, когда поймет, что у меня нет оправданий или пары ножевых. — Я бы помогла… — снова начинает Изабель, на этот раз уже несколько сконфуженно, будто бы чувствуя вину за то, что все время проводит вместе с Клэри. — Просто… делай то, что делаешь. И не надо передо мной оправдываться, договорились? И ей совсем как-то по-детски хочется спросить, каково это. Каково иметь человека, который связан такой мощной связью, что выламывать начинает, если он длительное время не пойми где, если ты не знаешь, как он себя ощущает, а периодически прошибает фантомными болями, вспышками и импульсами в мозгу, которые к тебе, к твоему организму, никакого отношения не имеют. Ей хочется спросить, больно ли ему, когда больно Джейсу. На самом ли деле эта боль такая же, как и собственная. А царапина у того на шее должна начать ныть периодически, не может же яд скапливаться без каких-либо болей, вступая в реакцию с кровью. Особенно с избытком ангельской, как в случае сводного брата. Несколько секунд она смотрит на Алека как-то напряженно, потом чуть толкает его в плечо, чтобы отодвинулся и усаживается на край стола, практически запрыгивает. Он взгляд на нее поднимает несколько медленно, ладонь у ее бедра оказывается непроизвольно, не по его вине, он все еще край клавиатуры держит. А она не реагирует никак, либо вид делает, что не реагирует и не замечает. Изабель говорит: — У меня идея. Заправляет волосы за ухо, чуть наклоняется вперед и говорит: — В мозгах Клэри уже ковырялись. — Нет, — отрезает Алек коротко, сразу же понимая, к чему она клонит. Взглядом на секунду прикипает то ли к собственным пальцам, то ли к ее бедру, до которого те чуть по касательной дотрагиваются. — Ты не станешь заниматься тем, что бы там тебе в голову ни пришло. А она взгляд его пытается поймать, и в глазах почти отчетливое «почему нет?», и уверенность. — Магнус может помочь. Уверена, он не откажет, к тому же, он и так знает, что она пропала. Это вынужденные меры. Нам нужно знать, что произошло, — и добавляет уверенно, добавляет специально, чтобы убедить, буквально дергая за нужные струны. — Это поможет найти нам Джейса, Алек. Возможно, прием из разряда запрещенных. Возможно, ей нужно научиться к нему прислушиваться, а не спорить с ним постоянно. Но он в лице меняется, по одному взгляду уже понятно становится, что дальше не станет с ней вступать в контры. На секунду ей хочется притянуть его к себе, уложить его голову себе на колени и гладить по волосам, путаясь к них пальцами; потому что какой же он уставший, вымотанный и загоняющий сам себя в угол из-за того, что не может найти их брата. Изабель не решается и сказать, что его вины в этом нет. Изабель только ладонью накрывает его ладонь, лежащую на столе рядом с ее бедром, пальцами чуть давит на его пальцы, улыбается ласково-ободряюще. — Значит, мы идем к Магнусу сегодня же. — Значит, идете. И она хмурится, чуть прищуривается и пристально смотрит на него. — Нет, мы вместе. Ты и я берем с собой Клэри и идем вместе, — настойчиво звучит, будто бы разъясняя. Алек ладонь проворачивает в ее руке, на секунду сжимает ее пальцы в ответ, а потом выворачивает собственную кисть из ее хватки, просто убирает в сторону, откидывается на спинку стула. Создает между ними расстояние; она понимает или нет, как сейчас на него влияет? — Это твой парень, — продолжает Изабель. — Идея твоя, — парирует он моментально. — То есть, вы так и не помирились? И это уже упрек. Это уже слишком явный упрек, а он только глаза закатывает. — Если хочешь — иди, — все, что говорит ей. Потому что не может же он ей объяснять, что чувствует себя паршиво. Что думать может только об исчезновении Джейса. И не может он так ненормально реагировать на собственную сестру; приходится несколько раз повторять себе, что любит Магнуса, что действительно его любит. Только набрать ему все равно не может. Ощущает себя предателем. Ощущает себя максимально грязно, мерзко и неправильно. Ему стыдно смотреть в глаза тому будет; он не понимает, как на нее до сих пор нормально смотрит. Потому что он — гей, у него есть замечательный парень, и он не может и мысли допускать, что хочет собственную сестру. Размолвки бывают, но это не значит, что ему должна сниться она полуголая и готовая на все. Он даже в мыслях не должен изменять Магнусу. Все это несет откровенной болезнью, его бы на карантин закрыть. И Алек лишь тяжело выдыхает, мотает головой и неразборчиво как-то произносит: — Я должен найти Джейса, — поднимаясь со стула моментально. Чувствует, что она ему в спину смотрит. Думает, что было бы проще уже начать ее за все это ненавидеть. Реакции на нее у него нездоровые, от них избавиться нужно. И благодарен ей только за то, что она не вскакивает и не бежит его останавливать, не тянет за руки, продолжая убеждать, что он не прав, что он должен пойти, что она лучше знает. Алек путается во всем происходящем все больше, погружается во все это все глубже и уходит дальше. Ему нужен Джейс рядом; ему просто нужен Джейс, а потом он со всем разберется. Может, ему тоже промыли мозги? Может, ему промыли мозги, потому он и мучается от этих непонятных желаний. Может, это какая-то новая разновидность демонов. Может, это какие-то галлюциногены. Изабель не может чисто физически за ним пойти; Изабель запрещает себе на него давить. Хотя изнутри что-то порой подмывает. Ей буквально хочется его поддеть, подразнить. Получить реакцию на ее слишком вольное поведение или чересчур открытые шмотки. Не в такие моменты. Переключатель возвращается в исходное положение, когда она видит его максимально уставшим и абсолютно потерянным из-за пропажи Джейса. И она убеждает себя, что сейчас и правда ей будет лучше заняться Клэри. Только так она может помочь ему. Если Клэри вспомнит, то выведет их на Себастьяна. Выведет и обязательно скажет, что с Джейсом и в каком тот состоянии. Иначе и быть не может. Они ведь думали порой, что и ее уже никогда не найдут, но вот она — в Институте и живая. Спорно, конечно, насколько невредимая, но зато определенно точно живая. Ей буквально приходится заставить Клэри влезть в нормальную одежду. Через полчаса, кажется, снова хочется орать. Но Изабель ждет, ждет даже тогда, когда та минут семь возится со шнурками в кедах. Пылью оседает в легких желание помочь и вытянуть, примешивается сверху откровенной усталостью и желанием послать все к херам, пойти в какой-нибудь бар и напиться, забыв обо всем происходящим. Так, чтобы никакой войны. Так, чтобы никакой Клэри с фрагментарной потерей памяти и никакого пропавшего Джейса. Так, чтобы она не испытывала какое-то покалывание на коже от раздирающего желания зацепить собственного брата, проверяя и вытряхивая из него остатки терпения и контроля; ей не хочется с ним играть, ей не хочется проверять его на прочность, ей не хочется. Тогда почему раз за разом она это делает? Клэри отбивает мелкой дрожью в такси, когда они все же покидают Институт, когда Изабель размеренно объясняет, что им необходимо увидеться с Магнусом. Так будет лучше. И для нее, и для них всех. Магнус поможет ей вспомнить. На улице совсем не холодно, а Клэри трясет, она пальцами с короткими ногтями в ладонь Изабель впивается. На все вопросы лишь отрицательно мотает головой и убеждает, что с ней все хорошо, что она и сама хочет видеть Магнуса. А Изабель морщится, Изабель хочет сказать, чтобы та отпустила ее руку, если все действительно в порядке. Не говорит ничего. Не стоит ей портить их отношения, не стоит срываться на рыжую без повода, из-за своих нервов, которые скоро ни к черту будут. Мыслями она постоянно возвращается к Алеку. И все еще чувствует свою вину за то, что не проводит дни и ночи на поисковых операциях, не прочесывает местность и не делает все, что только может, чтобы найти Джейса. Резкой вспышкой в мозгу: она собственному брату намного нужнее, чем рыжей потерянной девчонке. Не с ней она должна возиться. На неосознанном уровне каком-то всплывают не до конца оформившиеся мысли о том, как он в последнее время реагирует на ее присутствие. На ее близость, когда она вторгается в его личное пространство без зазрения совести. Это странно, это как после удара током — в голове каша, ощущения притупленные и нет никакого желания повторять и возвращаться; есть, ей хочется раздразнить его еще больше, проверить все ее теории. Испытать на прочность. Приходится подключать здравый смысл, напоминая себе принудительно, что это же Алек — ее большой брат, который и без ее помощи загонит себя в рамки, понастроит стен и начнет ими себя душить. И она должна заботиться о нем и не допускать этого, а не заталкивать его в эти рамки. Она все же вытаскивает у Клэри собственную руку, улыбаясь ей осторожно, но слишком широко. Говорит: — Мне нужно набрать Магнусу, хорошо, да? И ловит себя на мысли, что возится с той так, будто бы той года три. Или пять. Пять — максимум. Потому что Клэри тут же поспешно кивает, отзываясь. — Конечно-конечно. Изабель набирает Магнусу несколько коротких сообщений. Быстро печатает: «У нас ЧП. Мы с Клэри в паре кварталов, надеюсь, ты не особо пьян?» Сама думает, что лучше бы написала: забери меня. Лучше бы написала: давай вместе напьемся, ты даже можешь пожаловаться мне на Алека. Написала бы: я мозгами двинусь, если еще пару часов проведу с ней. Но только улыбается Клэри, когда взгляд на нее переводит. И та зеркалит улыбку несколько неуверенно, а потом продолжает пальцами водить по собственным предплечьям, по стеклу машины. — Эй, дамочка! — говорит таксист, косясь на них в зеркало заднего вида. — Не надо портить стекло. Зубы обнажает в очаровательной улыбке Изабель как по заученному сценарию, чуть выпячивает грудь вперед, тянет Клэри за руки и несколько легкомысленно заговаривает. — Ой, извините. От собственной приторности тошнит; иногда она не понимает, почему каждая красивая девушка должна быть тупым куском мяса в глазах мужчин, всего лишь дыркой, в которую можно присунуть. А потом сразу же заставляет себя не задумываться об этом, а просто пользоваться. Потому что она всего лишь хлопает ресницами, а таксист уже меняется в лице. Все еще мерзко. Все еще мерзко от того, что ей даже не обязательно что-то говорить. Достаточно всего лишь оголить грудь или задницу. Некоторым даже ног хватает. Отчасти все еще мерзко, но лишь отчасти. И когда они подъезжают, а Магнус ждет их чуть в стороне у входа в лофт — на улице; Изабель и представить не могла, что он выйдет и будет ждать их на улице, — то она пихает несколько смятых купюр в руку водителю, все так же хлопая глазами и улыбаясь чересчур приторно. Ладонь выворачивает как раз в тот момент, когда замечает, что мужчина собирается сжать ее достаточно крепко. И звучит слишком самодовольно, во взгляде меняясь. — Здесь на пару баксов больше, чем ты заслужил. А остальное тебе не по карману, милый, рот можешь прихлопнуть. Тут же толкает дверцу и сжимает пальцы Клэри, тянет ту за собой. Это все нервы; определенно точно нервы. Но уже через пару секунд все это забывается, когда Магнус разводит руки в стороны, добродушно улыбаясь, а она кидается ему на шею, на несколько мгновений вытряхивая из головы все проблемы. — Мне было бы приятнее, если бы ты вспоминала обо мне не только тогда, когда у вас что-то случается, — с долей укора произносит он, но весь этот укор испаряется в абсолютно расположенном выражении лица, когда Магнус выпускает Изабель из объятий. — Прости, — коротко роняет она в ответ, первой заходя в дверь. — Как дела, бисквитик? — спрашивает он уже серьезнее, когда переводит взгляд на Клэри. — Ты как-то побледнела с момента нашей последней встречи. Я бы предложил тебе вина, но твой парень будет возмущаться, что я тебя спаиваю. Клэри губы поджимает, зубами в нижнюю впиваясь. И Изабель разворачивается к ним лицом, тут же поясняет: — Джейса так и не нашли. Магнус смотрит несколько напряженно. — Ты же знал, да? — уточняет Изабель. — Мне было бы приятнее, если бы мне об этом сказали напрямую. И ей стыдно. Откровенно стыдно; хотя ее вины в этом почти нет. Это ее брат должен был поговорить со своим парнем, это ее брат снова закрылся от всех и вся и делает больно своим близким людям, сам того не замечая. А Магнус указывает Клэри в сторону дивана, закатывая рукава, направляясь в сторону книжного шкафа. — Прости, — снова повторяет Изабель. — Сейчас слишком много всего навалилось. Просто в одну кучу. Он поворачивается к ней с мягкой улыбкой, кот трется об его ногу, а Магнус вытягивает толстенный фолиант с полки. — Не оправдывайся, милая. В конце концов, я и не напрашивался, чтобы меня посвящали во все подробности, — и звучит мягко, звучит слишком по-домашнему тепло и уютно. Почти обволакивающе спокойствием. А она давится словами, что он тоже часть семьи. Он тоже имеет право знать, что с ними со всеми происходит. Несколько секунд проходит, Изабель так и стоит посреди комнаты, ладони засунув в задние карманы штанов, пока Магнус не говорит, что она может сесть или взять все, что ей захочется на кухне. А если была тяжелая первая половина дня — то и в бар может спокойно залезть. И она просто не лезет, не спрашивает ничего даже, она опускается в кресло чуть в стороне, руки укладывает на подлокотники, пальцами на виски давит. Ей не должно быть стыдно перед Магнусом. Не ей и не перед ним. И все же почему-то стыдно, почему-то как-то гадко. Он книгу укладывает на журнальный столик, спрашивает несколько деловито: — Так в чем же заключается ваше ЧП? — У Клэри фрагментарная потеря памяти, — произносит Изабель, чувствуя, как голову будто бы обручем стягивает от боли. Железным, который кто-то затягивает, будто орудие пыток. — Где же ты была, бисквитик? — уточняет он, присаживаясь на корточки перед сидящей на диване Клэри. Та губы облизывает, взгляд несколько расфокусированный куда-то в сторону направляет, пытаясь вспомнить. — Там было темно… Погоди, я помню, как встала с утра и нашла у кровати огненное письмо. Оно было от Себастьяна, я решила никому не говорить, потому что… Не помню, что там было. Что-то про то, что он обещает мне безопасность, если я не приведу никого. Он обещал, что будет один вроде, — и периодически с мысли сбивается. Натыкается на взгляд Магнуса и продолжает говорить, будто находя в нем поддержку. — Не помню, где мы должны были встретиться. Не помню, что вообще было после того, как я вышла из Института. Изабель выдыхает шумно, надсадно, но в ее сторону никто не поворачивается. И хорошо; потому что это точно было не недовольство, что свойственно ее брату. А Клэри продолжает лишь тогда, когда Магнус сжимает ее руку в своей ободряюще: — Потом ничего. Я вроде набирала Саймону сообщение. Нет, не помню, — и ладонями начитает предплечья собственные тереть, поглаживая. А потом снова с Магнусом взглядом встречается, резко рукава задирая. — Вот, — руки показывает с глубокими резанными следами. — Джейс пытался остановить кровь. Больше ничего не выходит вспомнить. Магнус выглядит то ли ошарашенно, то ли слишком задумчиво, когда кончиками пальцев ведет по рубцующимся шрамам на руках Клэри, а потом поднимается на ноги, книгу открывает где-то на середине и продолжает листать. Изабель взгляд с Клэри на него переводит и не отрывает; пускай и он стоит к ней в пол-оборота, почти спиной, но она видит, как у него линия челюсти напряжена, линия плеч, пока он ищет нужную страницу. Он ведь и правда член их семьи, вечно заботится о них и переживает. Это давно перестало быть для него чем-то тяжелым; он и вид больше не делает, что все это ради собственной выгоды, а не ради помощи им. Выкрашенные в черный короткие ногти будто скользят по листам отдельно от кистей, от пальцев. — Давай попробуем посмотреть, кто поковырялся в твоей голове. Изабель хочется сказать, что кто бы посмотрел, кто у нее поковырялся в голове. И сразу же в себе эти мысли топит, потому что бред. Потому что она слишком долго провела рядом с Клэри, которая никак не может вспомнить прошедшие недели и от этого ведет себя несколько апатично. Если не так, как поехавшая. Дымка вокруг пальцев Магнуса завораживающая. Голубая-лазурная-аконитовая; дымка сбивается, обращается в искры, он кисть встряхивает, отводя чуть в сторону. — Спокойно, такое случается, — успокаивает он Клэри, которая смотрит уже обеспокоенно. И чуть уголками губ улыбается. — Можешь взять на коленки Мяо, он успокаивает. И кот, словно подтверждая его слова, запрыгивает на диван. Клэри чешет Мяо за ухом несколько отстраненно, пока Магнус снова концентрируется и выпускает тонкую дымку из пальцев в паре сантиметров от ее головы. Больше никаких искр, ничего. Он убирает руки спустя пару минут, взгляд кидает в сторону Изабель несколько напряженный, от чего она подается вперед и моментально собирается из расслабленного состояния. — Поиграй с ним еще, ладно? — обращается он к Клэри так же ласково. — У меня совсем не хватает времени на него в последнее время. Та кивает и тянет кота на руки, Мяо урчит довольно, под руки подлезает. Изабель поднимается с кресла даже на пару секунд раньше, чем Магнус направляется в сторону коридора, взглядом указывая ей туда же. — Ну что? — спрашивает почти сразу же. Магнус отзывается несколько задумчиво: — Видишь ли, я наткнулся на блок в ее сознании. Он может исчезнуть сам спустя какое-то время, а может и не исчезнуть. — Так убери его, — моментально находится Изабель. — Ты же знаешь, как это сделать. И он лишь отвечает: — Никак, солнышко. Она фыркает, матерится себе под нос, несколько раз выражается на испанском, не замечая этого. Магнус начинает объяснять, что вероятно, что это даже не работа магов. Дело может быть абсолютно в другом, а он и без того слишком часто вмешивался в память Клэри в прошлом. Ему бы лучше оставить девочку в покое, та восстановится. Так или иначе все вспомнит. — А вот шрамы на ее руках — это уже серьезно, — добавляет спустя несколько секунд молчания. — Думаешь, она сама это сделала? — уточняет Изабель. Он приподнимает брови и говорит чуть тише: — Кто знает. В любом случае, с ней произошло что-то такое, о чем она не хочет помнить. Иначе бы этого блока просто не существовало. Изабель, она сама не пускает меня в свое сознание. Магия здесь бессильна. Как можно помочь тому, кто не хочет этой помощи? И почему-то ей в голову сразу приходит Джейс и его рана на щеке, когда она поднимает взгляд и пересекается со взглядом Магнуса.