Die Traeumer

Два года спустя. Людвиг позвонил в дверь большого дома, надеясь, что он не перепутал адрес. Это местечко с воротами на входе и крыльцом, обрамленным колоннами, едва ли походило на дом его брата. Дверь открылась, и на пороге возникла женщина в весеннем белом платье. Её кудрявые каштановые волосы опускались до талии, и глаза восторженно засияли, рассматривая его фигуру, возникшую на пороге. – Ах, ты, должно быть, Людвиг! Заходи, заходи! – она пригласила его внутрь. – А ты… Елизавета? – О, пожалуйста, зови меня Эльзи - так меня зовут все друзья-немцы. Людвиг! О, как же я рада познакомиться с тем самым легендарным братом! – Легендарным? – Я в том смысле, что я только слышала о тебе, но никогда не видела вживую! – она заразительно засмеялась. Людвиг залился легким румянцем. Ему стало немного стыдно, что он познакомился с женой своего брата только сейчас, почти через год после их свадьбы. Он спрашивал себя, не считала ли Эльзи это ужасной грубостью с его стороны. Но нельзя сказать, что знакомство откладывалось беспричинно; во время свадебной церемонии он совершал важную деловую поездку на юг - встречался с заказчиками в Мюнхене, а если бы он отказался от поездки, то не получил бы повышения. Но новая должность ещё сильнее нагрузила его работой, поэтому вырваться в Потсдам было непросто. – Добро пожаловать, располагайся и чувствуй себя как дома; твой брат на заднем дворе. Елизавета провела его через коридор, полный со вкусом развешанных картин и замысловатых статуэток. Он успел отметить про себя изысканный вид кухни, а потом его отвели в элегантную гостиную в белых тонах, с большими светлыми окнами. Они миновали застеклённую дверь с прозрачными занавесками и оказались в просторном патио. Садовые растения обвивали периметр участка плотным кольцом, обрамляя его изящными цветами, чьих названий Людвиг не знал. Все они были белых, бледно-лиловых и голубых оттенков. На краю патио распростерся пышный газон, незаметно ведущий к ряду плакучих ив. Они возвышались над пирсом у берега большого озера. Блеск его поверхности пронзал кольцо деревьев. На ивах распустились цветы, с виду похожие на снежки, и они напомнили Людвигу о плантациях хлопка, которые он видел в каком-то фильме про американский юг. Шелестящий ветерок пробирался сквозь тяжелые ветви, и когда они качнулись, Людвиг увидел едва выделявшуюся на фоне деревьев фигуру в белой рубашке, с очень светлыми, почти пепельными волосами. Гилберт развернулся и улыбнулся, а потом прошел к патио через длинный газон. – Людвиг! Наконец-то! – он похлопал брата по руке. – Рад тебя видеть, братец. Людвиг улыбнулся ему в ответ. – И я тебя. Твой дом - просто нечто. – Ну не красавец ли? Все благодарности Эльзи - её отец купил этот дом в девяностых, когда они переехали сюда из Венгрии. – Гилберт улыбнулся и приобнял жену. – Ну, только после того, как дела звукозаписывающей компании отца пошли в гору. Мы не всегда были богаты, - добавила Эльзи, застенчиво улыбнувшись. Они сели в патио, и Эльзи принесла им ланч: салат с укропом, белую спаржу, хлеб и сыр. Разговор вышел вежливый; Людвиг спросил про компанию, и Эльзи с энтузиазмом рассказала обо всех лейблах, которые им принадлежали. Людвиг заметил, что в большинстве лейблы были классическими: об этом его брат не упоминал. Ещё он заметил, что Гилберт в основном молчал, пока они говорили об этом. Людвиг задался вопросом, не чувствовал ли Гилберт себя обделенным из-за своей жены; он так и не получил должность, которую надеялся занять в её компании, но в итоге случилось так, что он всё равно связал свою жизнь с этим бизнесом. После ланча Гилберт предложил провести для Людвига экскурсию по дому и саду. Он показал пару лодок, пришвартованных к принадлежавшему им пирсу, показал Людвигу розовый сад Елизаветы, полный белых и малиновых цветов. Дом производил куда большее впечатление, чем изначально представлялось Людвигу; кухню обставили новенькой бытовой техникой из нержавеющей стали, обеденный зал впечатлял своими размерами (только для официальных мероприятий, как ему сказали), а ещё была комната, посвященная исключительно коллекции инструментов и нотных листов Эльзи. – Во всё это её втянул бывший муж. Пианист он несостоявшийся, но занимает в компании высокий пост. Так они и встретились; после развода Эльза стала председателем компании, отец уступил ей свой пост. Как по мне, так странно, что она всё ещё работает вместе со своим бывшим. Иногда она разрешает ему прийти в гости поиграть на инструменте. Похоже, он будит в нем сантименты. – Гилберт указал на большое, концертное фортепиано старинного вида, стоявшее в углу. Гилберт повел Людвига наверх, к солидной главной спальне и прилегающей к ней просторной ванной, отделанной переливающимся мрамором, а потом – через три ещё более элегантно обставленные спальни, готовые в любую минуту принять гостей. – Ими кто-нибудь когда-нибудь пользуется? – спросил Людвиг, любуясь кроватью с балдахинов, застеленной белыми простынями. – Редко, – сказал Гилберт, оперевшись о подоконник и выглянув в залитый солнцем двор. Брат казался рассеянным. – Тут так просторно, – тихо рассуждал Людвиг. – Ага. И в этот простор втиснуты мы двое. Людвиг озадаченно взглянул на него. – Тебе не нравится здесь жить? Гилберт зашевелился. – Нравится? Само собой. В смысле, было бы неблагодарностью с моей стороны говорить, что мне здесь не нравится. Никогда не думал, что буду жить в такой роскоши. Людвиг встал рядом с братом. – Но… всё это не совсем для тебя, верно? Гилберт только встретился с ним взглядом, а потом отвернулся. Казалось, лучи послеполуденного солнца, пробившиеся сквозь окно, очертили лицо и волосы Гилберта так, что он засиял, как одна из мейсенских фарфоровых статуэток, украшавших столы в гостиной этажом ниже. Он был так же бел, ярок и чист, как и всё в этом доме. К Людвигу пришла странная мысль о том, что его брат мог почти раствориться в своем жилище, стать ещё одним украшением, дополнявшим красоту коридоров. Что-то в его чертах, обрамленных послеполуденным золотом, возможно, несколько меланхоличных, захватывало дух своей красотой. Людвиг ощутил ностальгию по тому, чего не мог выразить; он будто тосковал по тому, чего никогда не знал. – Ты счастлив? – тихо спросил он. Настороженный взгляд Гилберта снова встретился с его взглядом. – Я… не несчастлив, – осторожно произнес он. Что-то щелкнуло в памяти Людвига, и его сердце забилось быстрее. Ему стало любопытно, вспомнил ли о том же самом его брат. – Это не одно и то же, помнишь? Гилберт нахмурил брови. – Ты о чем это? Людвиг сглотнул свое разочарование и отвернулся. – Да так, забудь. Он подошел к кровати и сел на неё. На роскошно мягкий матрас. – Как думаешь, ты начнешь работать снова? – он снова поднял взгляд на брата, стоявшего у окна. Какое-то мгновение Гилберт подумал над его словами, а потом подошел к кровати и сел рядом с ним. Он пожал плечами. – Да, наверное, я бы этого хотел. Знаешь, я иногда всё ещё сочиняю. – Правда? Может, подпишешь с женой контракт, – легонько поддел его Людвиг. – Тсс. Она занимается только классикой и, бывает, каким-то странным авангардом. – Хм. Удивительно - я думал, ты попробуешь податься в более… не знаю, "трендовую" компанию? Ну, из тех, какие слушают "крутые детишки"? – подколол он. – Ну, ага, работу я всё равно не получил, так это не очень-то важно, верно? – Мм. Гилберт лег на кровать, откинувшись на спину. Он взглянул на брата. – Ты во мне разочарован, да? Думаешь, что я растрачиваю свой потенциал впустую. Людвиг не ответил, а только посмотрел на брата, удивляясь тому, что его волосы казались одного оттенка белого с одеялом; что его глаза почти отливали красным в свете солнечных лучей, заполнявших комнату. – Ну, думаю, ты прав. Сам не знаю, чем я занимаюсь половину своего времени. Наверное, кое-что просто не меняется. – Изменился ты, – сказал Людвиг прежде, чем сумел одернуть себя. – Да? Это хорошо или плохо? – Гилберт встретил его взгляд улыбкой, походившей на гримасу, будто ему казалось, что он знал ответ. Людвиг осознал, что он медленно наклонялся к брату всё ближе и ближе. Он подставил руку, чтобы не упасть. Гилберт всё ещё смотрел прямо на него, и в груди возникло странное, незнакомое ему чувство. Не успел он придумать ответ, как раздался стук в дверь, и в комнату зашла Эльзи. Людвиг тут же выпрямился. Он не знал, почему его сердце забилось так, будто его поймали с поличным на месте преступления. Гилберт просто повернулся на бок, чтобы посмотреть на жену. – Ах, так вот вы где! Извините, что прервала вашу братскую беседу, я только хотела у тебя спросить, Людвиг, не поужинаешь ли ты с нами? Мы будем только рады, разумеется— – О, нет, – ответил Людвиг, вставая. – Спасибо, но думаю, мне уже правда пора возвращаться. Надо закончить кое-какую работу. – Что ж, ладно, тогда я принесу тебе куртку. – Благодарю. Елизавета сверкнула ослепительно белой улыбкой и исчезла в глубине коридора. Людвиг хотел пойти за ней, но его удержала хватка на запястье. Он повернулся и увидел умоляющий взгляд брата. – Я хочу увидеться с тобой снова, и поскорее, Людвиг. Договорились? Больше никаких отсрочек месяц за месяцем. Людвиг моргнул. – Договорились, – медленно произнес он. Гилберт коротко кивнул и отпустил его. – Отлично. Пара проводила Людвига до двери. Эльзи помахала рукой, а Гилберт просто стоял, смотря брату вслед. *** – Так где это? – В Шёнеберге. – Недурно. Тебе там нравится? – Да, я откладывал на это деньги с самого повышения. Ездить теперь тоже удобнее, потому что офис переехал в Кройцберг. – Ну, так когда я могу к тебе заглянуть? Людвиг оглядел кучу коробок, заполнивших его новую квартиру. Его пальцы скользнули по телефонной трубке. – Когда захочешь, наверное, но я какое-то время ещё буду обживать квартиру. – Прекрасно, завтра я свободен. Приеду в четыре, ладно? – В четыре? Эм, ну— – Что такое, ты же не работаешь по воскресеньям, правда? – Нет, нет… в четыре - в самый раз. – Отлично. Значит, увидимся, братец. – Да, хорошо. Пока. *** – Так это она. – Это она. Знаю, с твоим домом не сравнить, но, думаю, здесь обрету дом я. Гилберт остановился и прошелся взглядом по комнате, в которой Людвиг совместил обеденный зал и рабочий кабинет. – Если честно, я немного завидую. – Завидуешь? Вот этому? – Ага. Знаешь, в том доме я всё ещё чувствую себя не в своей тарелке, пускай и прошел почти год. Я не чувствую, что это мой дом. Эльзи занимается всем: украшениями, цветами, постельным бельем, и так далее, и тому подобное. Хотя я что-то сомневаюсь, что в таком месте я вообще способен почувствовать себя, как дома. – Ты… говорил об этом с Эльзи? Гилберт засмеялся. – С Эльзи? Неа. Эта женщина - мультифункциональный комбайн. Она готовит, убирается, развлекает, а в довесок она ещё и несгибаемая бизнес-леди. Прямо девушка для постера "женщины могут всё". И ей кажется, что всё идеально и должно оставаться так, как есть. – Он взглянул на Людвига. – Только с тобой я могу поговорить. Ты - всё, что у меня есть. Людвиг посмотрел на брата в ответ. От того, что Гилберт смотрел на него с таким задумчивым выражением лица, ему странно сдавило горло. – Забавно, да? – Что забавно? – Просто… для того ведь и нужна семья, так? – выпалил он. – Последний, к кому ты можешь обратиться, когда больше никого не осталось… так ты сказал. – Я так сказал? Хм. Как плаксиво звучит-то. – Ты сказал это той ночью, когда приехал ко мне… помнишь? – …нет. – Не помнишь? Тут Людвиг осознал, что они медленно придвигаются друг к другу. Брат всё ещё смотрел на него. – Мы сидели на диване и разговаривали, и ты сказал… это… Неожиданно Гилберт приложил палец к губам Людвига, чтобы тот замолк. Теперь брат стоял очень близко и смотрел ему прямо в лицо. Гилберт дышал так тяжело, что Людвиг видел, как вздымалась его грудь. Людвиг понял, что и его дыхание превратилось в тяжелые выдохи. Наверное, от этого палец Гилберта обволакивало жаром и влагой. Похоже, Гилберт что-то искал в его лице, одно только мгновение, а затем его руки потянулись к голове Людвига с обеих сторон, схватили его и притянули к себе. Их рты столкнулись. Руки Людвига схватились за бока брата прежде, чем он отдал им команду, и он жадно впился в этот мягкий, горячий рот своим собственным. Несколько приглушенных, удушающих моментов они с трудом пытались прижаться друг к другу, но вдруг Гилберт отстранился, тяжело дыша. Он сделал несколько шагов назад. – Ах, я, я не, это было не— Но Людвиг уже подходил к нему снова, снова тянулся к брату. Гилберт попытался отойти и врезался в стол Людвига. – В смысле, мы не можем… Но когда Людвиг наклонился к нему, Гилберт снова запустил пальцы в его волосы и снова с нетерпением впился в его рот. Когда они отстранились в следующий раз, то оказались уже на полу. Взгляд Гилберта казался затуманенным, смятенным. – Ты… Теперь настал черед Людвига приложить палец к губам брата. Он не хотел, чтобы Гилберт говорил, портил момент. Он хотел только ощутить, как к нему прижмется это крепкое, гибкое тело, как длинные пальцы музыканта сожмут его плоть. Их губы встретились вновь, и Гилберт издал тихий стон, руки зашарили там и тут, чтобы поскорее расправиться с рубашками и ремнями. Стоило рукам Гилберта оказаться на его груди, и дрожь прокатилась по коже Людвига, его рот спустился ниже, от длинной бледной шеи к сильным плечам. Гилберт, задыхавшийся и прекрасный, тяжело дышал в его руках - это странное существо, приходившееся ему братом. Да как он мог подумать об этой непостижимой красоте как о досадной случайности? Людвиг понял, что он, по правде, никогда не знал своего брата. Поэтому он стал изучать его руками и ртом, пока не осталось ни одного нетронутого дюйма.