Никогда не прощу

      Адао Кеньшин постукивал кончиками пальцев по эфесу катаны и украдкой поглядывал, как Тен-Тен расставляет тарелки на столе. Она что-то шептала себе под нос. Сначала ему показалось, что это весёлая песенка, какие он любил слушать на ярмарках, но эту идею пришлось отвергнуть. Даже если это была песенка, то едва ли весёлая. Тен-Тен выглядела рассеянной и раздражённой. Зная немного куноичи, Кеньшин смутно представлял, как она беззаботно напевает себе под нос. Среди собравшихся вообще вряд ли кто-то умел и любил петь. Кроме него. Но обстановка не располагала.       В этом доме царила нездоровая атмосфера. Что-то происходило между ними всеми, а он, Кеньшин, никак не мог разобраться — что. Он даже Хидана хотел спросить, хотя потом рассудил, что это плохая идея. Лезть в их взаимоотношения было не слишком воспитанно с его стороны. Вот только если им всем предстоит сражаться бок о бок, нужно знать друг о друге как можно больше. Иначе случится непредвиденное. Всё, что знал Кеньшин наверняка, так это то, что ему придётся наступить на горло своему чувству справедливости, потому что Дейдара был крайне полезен, как воин. Пройдя не через одну войну, Кеньшин понимал, что нельзя жертвовать даже самыми неприятными бойцами, если те эффективны. Он ненавидел войну. По сравнению с тем ужасом, который надвигался на мир шиноби, что могут значить его честолюбивые порывы? Нужно было терпеть Дейдару. Даже не терпеть, нет. Нужно было воспринять его, как союзного бойца. И Адао справился с этим, хотя пару раз внутри него пугающе закипала жажда возмездия. Кроме того всё стало слишком сложно с появлением Тен-Тен. Она казалась по-настоящему хорошей. И была влюблена. Адао не знал, поднимется ли у него рука сделать её несчастной.       Вообще удивительно, что у жестокого и взбалмошного Дейдары есть такие милые и воспитанные друзья. Взять хотя бы Сасори. Совсем юный, а создавал впечатление осознанного, вдумчивого человека! Не реагировал на бестактные выпады Хидана и был с тем предельно деликатен. Вот уж с кем напарник повёл себя крайне нетактично. Было видно, Сасори и мухи не обидит, а Хидан как с цепи сорвался. Ну, ничего, эти острые углы сгладит время. Самое главное, что Сасори-сан, судя по всему, не был безразличен к судьбе мира шиноби, в отличие от того же Хидана. Быть может, он займётся организацией? Придумает план? Хотя, откуда у молодого шиноби необходимый опыт… Но что-то делать было просто необходимо. Мысль о том, чтобы трусливо отсиживаться во время войны приводила Адао в ужас. Он должен был принять сторону правды, отстаивать честь искусства шиноби, он должен был сражаться бок о бок с другими воинами, как это было всегда. Несколько раз прокрутив эти мысли в голове, Кеньшин кивнул. Благо, теперь он видел, что не один. Все присутствующие, кроме Хидана, разделяли его желание вступить в бой. Но и напарника он мог понять. Тот натерпелся и, кажется, совсем потерял вкус к жизни. Когда-то давно он видел Хидана полным энтузиазма.       — Адао, ты не поможешь?       Он повернул голову и расплылся в улыбке, когда Тен-Тен очаровательно сдула со лба выбившуюся прядь. Расправив плечи, Кеньшин сделал красивый шаг вперед. Чувство собственного достоинства, природное и неотделимое от тонкой рыцарской сути, источал каждый его жест.       — К Вашим услугам, — доложил он. Неосознанно, прежде чем ответить, Тен-Тен тоже стала ровнее, потому что почувствовала себя жутко корявой на его фоне.       — Мне бы… пару стульев сюда. Ты не принесёшь из зала?       — Пара стульев! Будет сделано!       Неуверенная улыбка, которой Тен-Тен сопроводила своё «чудненько», была воспринята Адао, как совершенно обворожительная и искренняя. Он прошествовал в зал, где у лестницы столкнулся с Сасори и его хрупкой, но бойкой напарницей. Оба выглядели такими вымотанными и вялыми, что Кеньшин сразу всё понял. Они всё это время тренировали лечебные техники. Восхитительная самоотдача!       — Я прошу меня извинить!       Оба застыли на последней ступеньке, угрюмые и настороженные. Сакура бегло осмотрела себя и Сасори, но не обнаружила ничего подозрительного. Кеньшин в то же время отвесил сдержанный кивок головой.       — В чём, собственно, дело? — процедил Сасори в худшей своей манере. Адао расценил его тон признаком сдержанности и внутреннего спокойствия.       — Я просто хотел представиться. Меня зовут Адао Кеньшин, и я буду рад сражаться с вами бок о бок!       — Сакура Харуно, приятно познакомиться.       Опережая неизбежные едкие комментарии, Сакура выступила вперед и протянула Кеньшину руку. Она рассчитывала на рукопожатие, но Кеньшин с неподражаемой галантностью расправил её сжатые пальцы и едва коснулся их губами в приветствии. Мастер в этот момент мог стать независимым источником электропитания целой деревни.       — Какое трогательное знакомство, — прошипел он.       — В самом деле! — заулыбался Кеньшин.       — Там, наверное, остывает всё… — реплика Сакуры дрожала натянутой струной. Она будто бы невзначай сделала полшага вправо, становясь буфером между Сасори и диким незнакомцем.       — Право, я не подумал! Нехорошо заставлять всех ждать! Я сейчас же подойду, только захвачу пару стульев!       Рыцарь, довольный собой, развернулся на каблуке сапога и зашагал в сторону мебельного островка. Проводив его взглядом, Сакура обернулась к Сасори.       — Вот он — чокнутый, а ты ещё ничего, — весело шепнула она.       — Это не смешно. Я раздражен.       — Пойдём, — Сакура позволила себе потянуть его за рукав, и он этому не препятствовал.       Хотелось непрерывно задавать ему ничего не значащие вопросы, чтобы по тону определить, всё ли в порядке. Лицо Сасори снова скрылось за непроницаемой маской безразличия. Не успели они дойти до кухни, как мимо уже прогарцевал Адао Кеньшин, отсалютовав тяжеленым стулом так, будто тот ничего не весил. Рыцарь был воплощением доброты. И Сакура неосознанно старалась отгородить его от чистого зла, с которым ей по счастливой случайности удалось сладить. Но Сасори, кажется, даже не заметил Адао. Он задумался о чём-то. Без всяких сомнений, пришло время очередного бессмысленного вопроса.       — Сейчас примерно… одиннадцать?       — Десять сорок три.       — Ты что, всегда знаешь точное время?       — Часы на стене. Прямо перед тобой.       Они там были. Аккурат над входом. Но она готова была поклясться: Сасори ответил, не глядя на эти часы. С кухни доносилось так много шума, что не лишним было задержать дыхание, прежде чем нырнуть в её бурлящее пространство. Яркий свет, скрежет стульев, звяканье посуды. И не припомнить, когда в последний раз Сакура ужинала в такой атмосфере. Ей даже на секунду показалось, что она зайдёт сейчас прямиком в семейную гостиную Харуно. И вся семья в неодобрительном негодовании уставится на Сасори. Сумасшествие.       — Ты опять остановилась. Я начинаю понимать, откуда медлительность.       Она всё ещё сжимала краешек его рукава и смотрела на свои руки, белые и худые. Маловероятно, что после ужина Сасори не впадет в очередную фазу подчёркнутой дистанции между ними. Но тут уж ничего нельзя поделать. Она сама виновата, в каком-то смысле. Пока же Сасори выжидающе смотрел на неё, никуда не уходил. Рукав на ощупь был немного шершавым. Зачем он надел плащ, если они никуда не собирались? Снова жар? Хотя в доме было холодно, особенно ночью.       — Ну что? — не выдержал он. Сакура оторвала взгляд от рукава. Глаза у неё были спокойные и немного грустные. Бесконечно зелёные, даже в полумраке.       — Когда у тебя день рождения?       Это не был бессмысленный вопрос. Ей просто хотелось получить что-то от него напоследок. Что-то важное, хоть он сам так не считал. Вскинул бровь, мотнул головой.       — Я не понимаю. Зачем тебе это?       — Ладно, — поспешно сдалась она. — Прости. Пойдём ужинать.       Она сделала шаг назад, Сасори небрежно и вяло взмахнул рукой.       — Восьмого ноября.       Ожидания, что Сакура обрадуется полученной информации или, по крайней мере, сдвинется с места — не оправдались. Она в ужасе накрыла ладонью рот.       — Ведь это завтра!       — Ты планируешь какой-то мистический ритуал?       — Нет, я… — Сакура, наконец, просияла. — Не важно! Всё! Пойдём.       — Кажется, я допустил тактическую ошибку, — пробормотал Сасори и следом за ней шагнул в кухню.       К этому моменту все уже расселись, но никто не ел. И не разговаривал. На столе было столько еды, что тянуло на праздничный фуршет. Сакура обвела взглядом мрачные лица и нерешительно отодвинула стул рядом с Дейдарой. Мерзкий скрежет подчеркнул напряженную тишину.       — Вот это ты устроил, — шепнула она подрывнику, кивком указывая на переполненный едой стол.       — Я нервничал. И вас долго не было.       Сасори снял плащ, перекинул его через спинку стула и тоже сел. В этот момент Хидан развернулся к Кеньшину и поинтересовался с театральной громкостью:       — Ну? Теперь можно?       Рыцарь торжественно воздел в воздух стакан яблочного сока. Он единственный выглядел довольным.       — Нельзя начинать есть, пока не все за столом, Хидан. Теперь, разумеется, можно, — назидательно пояснил он. — Я скажу тост!       — Серьёзно, блять?       Кеньшин поднялся, Хидан обреченно откинулся на спинку стула.       — В этот душевный вечер мы собрались за одним столом! И я так рад, что мы…       — Всё ещё не пустили друг другу кишки.       — Хидан!       — Продолжай-продолжай, — великодушно махнув рукой, Хидан изобразил активного слушателя. Адао бросил на него осуждающий взгляд, но продолжил.       — Рад, что мы встретились! Я верю, что мы все смотрим в одном направлении. В направлении искренне светлого будущего, реконструировать надежные стены которого предстоит нам, дорогие собравшиеся, потому что мир не терпит бездействия и…       — Охуеть, Кеньшин. В тебе умер философ. Давай к завершению.       — Ты меня перебиваешь!       Хидан широко развёл руками, чуть не опрокинув при этом сразу две бутылки саке.       — Потому что «дорогие собравшиеся» охиривают с твоей речи, посмотри на их лица!       Не то чтобы Хидан был близок к истине. Все сидящие за столом практически не слушали Адао, так как у каждого в голове было по неприятной мысли. Тен-Тен не могла перестать думать, как ей неловко сидеть между Хиданом и Дейдарой, и потому старалась занять собой как можно меньше места. Дейдара был раздражен тем, что Сасори, кажется, продолжал его игнорировать. Сасори думал о том, что вокруг него слишком много людей, и что у него нет никаких сил ими руководить. А Сакура переживала, может ли у него всё-таки быть жар и где-то фоном придумывала сдержанное поздравление с днём рождения. Таким образом, речь Кеньшина стала чем-то вроде фоновой музыки. Но Хидан считал своим долгом не дать напарнику выставлять себя идиотом.       — Ты прав, — сказал вдруг Кеньшин, — кажется, меня не особо слушают. Все устали…       — Блять. Дай сюда!       Хидан выхватил у Кеньшина стакан сока, словно это был микрофон, плеснул туда почти доверху какого-то мутного алкоголя и тоже поднялся, а напарника, наоборот, усадил на место. Три громких хлопка в ладоши, в сочетании с «внимание, бля», заставили всех раздражённо посмотреть на него.       — Мой напарник не может хавать за столом без тостов. Так что придётся вам внять. И тебе тоже, белобрысый.       — Я смотрю, тебе не терпится сожрать взрывчатки, — отозвался Дейдара. — В супе есть немного.       — Да, давай мне целую порцию. Если Тен зацепит — так это не в первый раз.       — Не начинайте, пожалуйста, — взмолилась Тен-Тен измученным голосом.       — А я то чё?       — Мне иногда кажется, что между вами всеми есть некое едва ощутимое напряжение… — робко вставил Кеньшин.       — Да ты гонишь! Какое напряжение, Кеньшин? Мы — одна семья! Так что слушайте, нахуй. Тост.       Даже Сасори поднял взгляд, потому что, наконец, уловил источник поднимающегося внутри раздражения. Пришлось оставить гнетущие мысли, вернуться в реальность, вникать в чушь, которую нёс Хидан, за каким-то чёртом нависая над столом.       Сасори наклонился к Сакуре: «Что происходит?». «Ты только не нервничай», — прошептала она. «У меня нет сил нервничать», — изрёк Сасори, чем вверг её в состояние, близкое к депрессии.       Хидан дождался, пока все без исключения посмотрят на него.       — Всё, нахуй! Я тут взял слово и понял, что охуеть сколько накипело! Так что… как там принято? — сок за малым не вышел из берегов стакана, Хидан активно жестикулировал. — Я хочу выпить в первую очередь за то, чтобы мы не напиздили друг друга раньше, чем это сделают люди Таку. Потому что поводов дохуя. За то, чтобы мой напарник, наконец, узрел, что мы все не карамельные зайки, а ебаные убийцы. Даже девчонок из-за нас попёрли из Листа. Ну не мудилы?       — Мудилы, — весело согласился Дейдара.       — Спасибо, что напомнил, — буркнула Тен-Тен сквозь улыбку.       — Ну да, так что за девчонок тоже выпьем. Что там ещё? — он задумчиво взглянул в потолок. — За то, чтобы рыжий выблядок придумал нам хороший план. И чтобы его мамочка с крепким ударом не слишком быстро поняла, какое он хуйло. А то он станет пиздец невыносимым.       — Если ты ещё раз скажешь что-либо подобное, — сообщил Сасори, — я сделаю «пиздец невыносимой» твою жизнь.       — Одно твоё присутствие уже делает её таковой, Сасори-сан, — Хидан подмигнул ему, а потом он собирался сказать еще что-нибудь о Сакуре, но встретился с ней взглядом и резко передумал. Угробить — не угробит, но стол точно разнесёт к ебеням. А он собирался сегодня как следует оторваться. Пора было закругляться. — Ну и напоследок… пьем за то, чтобы у тебя, Дей-кун, хуй отвалился, — Хидан отсалютовал Дейдаре стаканом, отхлебнул, а потом, не садясь, подхватил из тарелки кусок рыбы и сунул в рот. — До чего вкусная ёбань! Меня бесит, что ты такой виртуоз, мля.       — Садись уже, — протянул Дейдара и тоже хлебнул спиртного.       Кеньшин, который поначалу морщился от каждого матерного слова, вздохнул, и с глубоким смирением выслушал речь напарника до конца.       — Это сказано одновременно… ужасно и очень хорошо, Хидан, — сказал он.       — Всё для тебя, хули.       Они принялись раскладывать еду. Речь Хидана, не смотря на своё отвратительное содержание, приподняла настроение каждому. Даже Сасори, который убедился, что все нуждаются в его плане действий. К моменту, когда он доел суп, мучающий его жар, казалось, спал сам собой. Несколько идей могли бы сработать, если он займётся этим вплотную.       — Хидан, ты достанешь информацию за двое суток? — поинтересовался он.       — Если она у неё есть. Ты думаешь, она мне раз и всё выложила? Это будет полнейший пиздец.       Сакура бросила на Тен-Тен вопросительный взгляд, мол «что за «она», но та пожала плечами. Тен-Тен понятия не имела и сгорала от любопытства. Она в свою очередь кивнула на Сасори, что на их личном с Сакурой языке жестов означало «спроси у него». Сакура перерезала ребром ладони под подбородком: «Ни за что не расскажет».       — Про кого вы говорите вообще?! — озвучил Дейдара животрепещущий вопрос, но адресовал его Хидану, не желая лишний раз убедиться в том, что напарник с ним не разговаривает. Промолчали оба.       — Лучше скажите, почему это обязательно должен быть Хидан! — вступил в разговор Кеньшин. — Что бы там ни было, я готов взяться за это!       — Ты не подходишь, — отрезал Сасори. — Это может сделать только он.       — Но…       — Ладно, это справедливо, — прервал напарника Хидан. — Всё из-за меня и, значит, мне разгребать это дерьмо. Только, нахуй, не лезь в это, — добавил он лично для Сасори.       — Я не лез в это три года, — сказал тот. Обстановка накалялась. Все продолжали есть, но было понятно, что разговор становится скользким. Некая правда вот-вот должна была всплыть наружу.       — Ну, всё! Хватит! — Дейдара подскочил с места. — Объясните, какого чёрта происходит!       — В самом деле, — поддержала его Сакура.       — Что значит «всё» из-за тебя? — мягко поинтересовалась Тен-Тен. — Что — «всё»?       Хидан заметно нервничал. Он бросил вопросительный взгляд на Сасори, но тот не подал ему никакого сигнала. Все смотрели на него в упор. Прежде чем ответить, Хидан медленно наполнил рюмку саке, выпил её, повторил это второй раз, а потом громко хлопнул ладонью по столу.       — Война, — объявил он. — Эта война из-за меня.       Повисла тишина. Все без исключения поменялись в лице. Дейдара сел обратно на стул. Нарушал тишину только Сасори, который спокойно долил в свой стакан воды и сделал несколько глотков. Для него это не являлось новостью.       — Что значит всё из-за тебя? Как всё может быть из-за тебя! Этот Таку взялся из ниоткуда! — возмутилась Сакура.       — Потому что… — начал было пояснять Хидан, но тут же понял, что не готов этого делать. — Блять, Сасори, скажи им сам, я заебался.       Сасори не спешил пояснять, несмотря на то, что все задержали дыхание. Он отложил в сторону палочки, снова отпил воды. Отчего-то бросил взгляд на Сакуру, которая готова была ловить каждое его слово. На самом деле, он медлил не из принципа. Он прикидывал, какие могут быть последствия разглашения подобной тайны. Наконец, рассудив, что ситуация не выйдет из-под его контроля, он заговорил:       — Геном регенерации, который вживлён во всех шиноби Принятия, это его геном. Разумеется, всё не так просто. Таку выделил геном из крови Хидана, а потом несколько лет проводил опыты, чтобы процент приживаемости перевалил за пятьдесят. И теперь он получил безоговорочное преимущество, — пока Сасори говорил, никто не проронил ни звука. Хидан сидел с закрытыми глазами, его тело представляло собой комок окаменевших от нервов мышц. — Я ничего не упустил, Хидан?       — Нет. Всё так.       Тен-Тен за малым не ахнула от шока, но сдержалась. Бросив на Хидана растерянный взгляд, она почти сразу отвернулась, обнаружив, что тот всё ещё с закрытыми глазами. Она не знала, что говорить. Это было чудовищно. Сразу вспомнилось, как Хидан заставил её пронзить себя мечом, и как потом страшная рана затянулась прямо на глазах. Только она никак не связала два этих факта. Не она одна молчала.       — Какой к черту геном? — нарушил тишину Дейдара, — это же способности, которыми его наделил его Бог? Ясин?       — Ясин.       — Бога нет, — не глядя проговорил Сасори. — Никакого. И этого в том числе.       — Я не согласен! — горячо возразил подрывник. — Как ты можешь так говорить?       Сасори пожал плечами.       — Мой Бог есть, — сказал Хидан. — Но и геном есть. Я последний, кто остался из клана.       Новость была шокирующей. Никто не знал, как реагировать. А потом в один момент тишину нарушил звучный вздох и хлопок ладони по столу.       — Значит вот, как ты спас меня! И теперь я… о господи! — Кеньшин в панике схватил со стола вилку и вонзил её в свою кисть. Все за столом посмотрели на него. Он зажмурился, а потом извлек зубцы и на глазах у всех собравшихся раны затянулись. Увидев это, Кеньшин вскочил из-за стола и страдальчески взвыл. — О великое равновесие природы! Это ужасно! Я больше не часть этого мира! МЕНЯ ОБЕСЧЕСТИЛИ!       — О нет! Не говори так на людях! — вклинился Дейдара в его монолог.       — Зачем ты так поступил?       — Я должен был тебя спасти, — проговорил Хидан, понимая, что для Адао это не аргумент. Рыцарь продолжал сокрушаться, теперь уже во внутреннем диалоге. Хидан сидел, зарыв лицо в ладони. Он не понимал, на какие конкретно обвинения ему сейчас отвечать.       «Ты всё правильно сделал», — шепнула ему Тен-Тен. Он отрицательно покачал головой, даже в глаза ей не посмотрел.       — А вот это, кстати, интересно, — заметил Сасори. — Ты вживил ему геном самостоятельно? Как это произошло? Технически, я имею в виду.       — Таку на основе генома разработал сыворотку, она впрыскивается в какую-то определенную мышцу, но как выяснилось по моему неблагодарному напарнику, она впрыскивается в любую, нахуй, мышцу. Потом проходит 12 часов и становится понятно, прижился ли ген.       — И у тебя осталась эта сыворотка?       — Нет. У меня был один флакон.       — Я не могу понять только одного, — сказал Дейдара, — какого ты в это ввязался? Зачем ты дал ему геном? Зачем передал чертежи? Зачем ты сделал всё это? Он что, пообещал сделать тебя властелином мира? Или 500 девственниц? Что? За какие такие бонусы ты на это пошел?!       Сасори презрительно фыркнул на все эти предположения.       — А вот это уже не твоё дело, — заявил Хидан и ткнул в Мастера пальцем. — Не вздумай сказать.        Все обернулись к Сасори. Тот улыбался.       — Остынь, Хидан. Уговор, есть уговор, не так ли?       — Всё так, — угрюмо пробормотал фанатик. Его настроение спустилось до нуля и ниже. Мысли обо всей этой истории лишали его всякого желания существовать, поэтому он просто отгораживался от них. Теперь же, когда все знали — так не получится. Но это было правильно. Все должны были знать. Может это даст им какие-то шансы в войне. Кроме того, самое ужасное ещё ждало его впереди. Самая мерзкая часть его тайны осталась неразглашённой. Неожиданно к нему на плечо легла тяжелая ладонь Адао Кеньшина.       — Мы всё исправим, Хидан, — сказал он. — Не убивайся так.       — Может что-то мы и исправим. Но исправить то, насколько я конченый, уже нельзя.       — Зачем ты говоришь так о себе?       Они говорили негромко, хотя, конечно, все слышали. Ужин выдался непростым. Хидан посмотрел на Кеньшина и грустно улыбнулся. Тот не мог припомнить, чтобы хоть раз в жизни видел подобную улыбку. Настолько горькую и обречённую.       — Я говорю так о себе, потому что это правда, Кеньшин. Ты не способен этого понять, потому что ты слишком хороший человек. В твоём мире просто не может существовать таких уебищ, как я, вот ты и думаешь, будто я тоже хороший.       — Но ты хороший! — уверенно сказал рыцарь.       — Каждому, кто здесь сидит, я сделал какое-то дерьмо. И тебе в том числе.       — Ты спас мне жизнь. Я должен извиниться. Я начал тебе говорить всё это, я просто растерялся, ты прости…       — Нет, — голос Хидана дал слом на таком коротком и простом слове. Фанатик сглотнул комок в горле, прежде чем продолжить. — Я не про это. Послушай меня внимательно и не перебивай.       — Ты меня пугаешь… — Кеньшин неуверенно улыбнулся, — что там такого может…       — Всё дело в том, что… Кимми была одной из первых, кому вживили мой геном.       От её имени, внезапно прозвучавшего вслух, Кеньшин вздрогнул. Он непонимающе заморгал, словно сбитый с толку ребёнок.       — К чему ты клонишь? Это неважно сейчас, когда Кимми умерла, это…       Было понятно, что придётся пояснять до конца, а возможно и не один раз. Но это последний неподъемно тяжелый поступок, который Хидан наметил на сегодня. И он не позволил себе отступить, несмотря на то, что ему было тошно от себя самого.       — Она не умерла, Кеньшин, — прямо сказал он, и продолжил, несмотря на то, что Адао умоляюще помотал головой. — Она в команде Таку. Я знал это, но не говорил тебе, потому что… так мне было выгодно. Потому что я конченый, как я уже говорил.       — Но…       Больше Кеньшин ничего выдавить из себя не смог. Его ладонь безвольно соскользнула с плеча напарника. Тен-Тен слышала всё это, и её пробрал ужас вплоть до самого дальнего уголка сознания. Даже руки задрожали, и она сцепила их между собой и прижала к коленям. Хидан резко поднялся из-за стола.       — Всё, представление окончено, — сказал он. — Заканчивайте без меня.       И подхватив закрытую бутылку, Хидан покинул кухню. Кеньшин, который всё ещё оторопело смотрел на то место, где только что сидел напарник, тряхнул головой и тоже поднялся.       — А где здесь… уборная? — проговорил он севшим голосом.       — За лестницей дверь, — подсказала Тен-Тен, а потом вдруг добавила: — я покажу, — и вышла вместе с ним.       Дейдара вяло проводил её взглядом. Кроме него остались только Сасори и Сакура. Его самые близкие друзья. Хотя сейчас это утверждение подрывник держал под вопросом.       — Почему ты мне не рассказал про всё это? Мы же напарники. Столько лет.       — Потому что я сам понял это не так давно, — ответил Сасори.       — Но не вчера. Как давно ты понял? Это не мелочь. Ты мне не доверяешь?       — Я никому не доверяю.       Лицо Дейдары исказилось от возмущения и обиды. Он не представлял, какие ещё тайны прячет от него лучший друг. Это оказалось гораздо больнее, чем он мог предположить. А Сасори даже не считал нужным извиняться. Тут и нельзя было извиниться. За что? За отсутствие доверия? Подумать только, он сказал это вслух. Дейдара собирался уже подняться и выйти, но Сакура ухватила его за руку и заставила сесть обратно. Пальцы второй руки Сакура на всякий случай переплела с пальцами Сасори, который даже не шевельнулся.       — Я вас обоих очень прошу, нужно поговорить. Давайте сделаем это сейчас. Так не может продолжаться.       — А о чём тут говорить? — поинтересовался Дейдара.       — У меня тот же вопрос.       — Сасори, ну пожалуйста, — тихо проговорила она.       — Что я должен сделать? Ты просила говорить с ним. Я говорю.       — Хорошо, — дипломатическая миссия Сакуры заставила её прибегнуть к самому мягкому, самому доверительному тону, на какой она была способна. — Теперь я также прошу тебя не говорить ему того, чего ты не думаешь на самом деле.       — Он и не говорил! Уж поверь! — эмоционально объявил Дейдара. Брови его были вздернуты в возмущении и морщины залегли на лбу, превращая лицо в застывшую диковатую маску. Сакура покачала головой.       — Мы обсуждаем не совсем то, что следует, — сказала она.       — Всё, с меня довольно, — моментально отмахнулся Сасори от неприятного разговора. — Хочешь — рассказывай ему сама. Я не собираюсь.       Он отвернулся, но руку не выдернул. Значит, можно было попытаться его убедить.       — И что такого произошло? — спросил Дейдара скорее с вызовом, чем искренне интересуясь.       — Ничего, чем я хотел бы с тобой поделиться.       — Как выяснилось, ты и раньше мало чем готов был со мной поделиться.       — Дей-кун!       — Ну что он заладил?!       — Ладно, послушай… — попыталась его урезонить Сакура. С первой попытки не вышло. Дейдара сорвался.       — Какого чёрта он гнёт свою линию! Я всегда должен идти навстречу! Чем я виноват? Я думал, мы друзья!       — Вы и есть друзья! Правда? — она уперла в Сасори тяжелый взгляд, и тот нехотя, но всё-таки процедил сквозь зубы:       — Правда.       — Ну, так какого чёрта?! — окончательно взвился подрывник. Сакура осторожно отпустила их руки и тяжело вздохнула. Сасори смотрел в сторону, на голый участок стены. И она поняла, что говорить придётся ей.       — Кое-что… Вернее…       Раздраженное непонимание в голубых глазах Дейдары сменилось настороженностью. Снова ему не понравился её дрожащий голос. Снова ему показалось, будто что-то очень неприятное вот-вот прозвучит. Сакура долго подбирала слова, а потом вдруг набрала воздуха, словно сделала глоток концентрированной решительности.       — Его эксперимент не удался, Дей-кун, — чётко и уверенно проговорила она. — И теперь его организм разрушает материя, извлечь которую мы пока не знаем как.       — Она хочет сказать: я умираю.       — Что? — руки Дейдары опустились, и он вгляделся в Сасори, будто рассчитывая найти опровержение. — Это шутка?       — Нет.       — Если это шутка, то…       — Это не шутка! — вскричала Сакура, голос её истерически сорвался. Она сразу же разозлилась на себя за эту эмоцию. — Прости. Я не хотела кричать. Я очень нервничаю.       Дейдара качнул головой, имея в виду «ничего страшного», но произнести этого не смог. Ничего не смог. Сасори молча поднялся и вышел. Стоило его шагам утихнуть где-то по пути на второй этаж, как Сакура потянулась вперед, а Дейдара её подхватил и притянул к себе. Так они посидели немного вдвоем. Потом Дейдара налил себе в стакан немного сока и выпил его.       — Я провела операцию, — сказала Сакура, — убрала самую густую материю, но оставшаяся распадается в клетках. И я не могу её извлечь.       — Я знал, что это ничем хорошим не закончится, — бесцветно проговорил Дейдара. — Сасори слишком задевало то, что его обошел собственный ученик.       — Не могу представить, что это произойдёт.       — Нет, — Дейдара помотал головой. — Конечно, нет. Мы придумаем что-нибудь. Он сам придумает.       — Мне не кажется, что у него есть силы бороться на этот раз.       — У меня есть! И у тебя! — он встрепенулся. — Ты почти прошибла Хиданом стену!       Сакура выдала слабую улыбку, но поддержать оптимизм Дейдары не могла. Они его потеряют. Что бы они ни делали. Останутся только вдвоём друг у друга. Можно сказать уже остались. Но всё ещё, где-то на последнем уровне, где-то очень глубоко, засело намертво неверие. Сжалось в комочек, забивалось отчаянно в самую темноту, отказывалось уходить. Они оба понимали, что придётся выдрать этот комок вместе с частичкой себя в какой-то момент. Но сейчас были не готовы.       — Иди, отдыхай, — произнесла, наконец, Сакура, когда почувствовала, что сказанное вслух слово не обернётся слезами. — Я тут приберу.       — Нет, я всё равно не усну. Вместе уберем.       И они неловко отодвинулись, избегая того, чтобы смотреть друг другу в глаза. И принялись не торопясь убирать со стола тарелки, говоря о чём угодно, кроме самого важного. Имитируя продолжение прежней жизни.

~***~

      Тен-Тен собиралась пойти за Хиданом, но заставила себя остановиться. Вместо этого она поднялась в комнату Сакуры, где они обе должны были ночевать. Долго сидела в тишине на кровати, даже не думала ни о чём. Вслушивалась в отдалённые звуки, доносящиеся с первого этажа. А потом в комнату зашла Сакура, такая же раздавленная. Они обменялись взглядами, пытаясь угадать, стоит ли о чём-то расспрашивать друг друга или просто лечь спать. На что у них не было ни сил, ни времени, так это на то, чтобы ходить вокруг да около. Тен-Тен первая решилась заговорить.       — У тебя есть что-то с ним? — спросила она с максимальной прямотой, что сразу избавило их обеих от ненужных лирических отступлений.       — «Что-то», это прямо про нас.       Сакура уселась рядом на кровати и обняла подушку, вместо того, чтобы подложить её под спину. На них обеих были её ночные рубашки, которые она купила, когда они с Дейдарой были на рынке. Всего пара дней, а сколько всего произошло. Тен-Тен перевернулась на бок.       — Он меня пугает, если честно, — сказала она.       — Сасори?       — Да.       — Он и меня пугает, — вздохнула Сакура. — Каждый раз, когда мне кажется, что я ко всему привыкла, он изобретает какой-то новый кошмар.       — Он не любит тебя?       Сакура поперхнулась беззвучным смехом. Беззвучным и безрадостным.       — Понимаешь, Тен, я стараюсь не задавать себе этот вопрос. Я знаю только, что я его люблю. Особенно сейчас.       — Мне бы твою уверенность, — протянула Тен-Тен. — Дейдара делает всё, чтобы я его возненавидела. И своего пугающего напарника он явно любит больше, чем меня.       — Это разные вещи. Он просто чувствует, что может от тебя требовать больше, чем от него. Сасори не уступает, с ним можно только смириться, с таким, какой он есть. Дейдара смирился.       — А я, получается, слабое звено.       — Я не говорю, что он прав, — уклончиво добавила Сакура. — Просто говорю, как происходит.       Разговор зашёл в смысловой тупик. Они обе думали над тем, что сказали друг другу. Нужно было ложиться спать, но сна не было.       — А что с этим Хиданом? — спросила вдруг Сакура.       — Это прозвучит странно, но он, при своей репутации форменного предателя, кажется мне куда более надёжным, чем Дей-кун. Они доканывают меня своими стычками. А еще Неджи! Он стер гектар лесопосадки. Ну, я тебе говорила.       — Да. Представляю с трудом.       — Вот и я тоже. Но это было.       — Неужели мы больше никогда не вернёмся домой, — совсем тихо проговорила Сакура. Эта фраза повисла между ними и никак не хотела улетучиваться. Воспоминания о прошлом казались вымышленными. Был ли у них вообще когда-то дом или всё это фантазия.       — Мне кажется, нет, — безжалостно обрубила Тен-Тен ниточку, — мне кажется, у нас больше нет дома.       И Сакура внутренне с ней согласилась.       — Будем спать?       — Не знаю даже…       И будто отвечая на этот вопрос, раздался стук в дверь. Подруги переглянулись.       — Ты слышала?       — Да.       — Кто это может быть?       — Не представляю, — прошептала Сакура. Как назло, шёпот показался даже громче обычного голоса. Она поднялась с кровати и на цыпочках подошла к двери. Стук, мягкий, но однозначный, повторился. Сакура поправила съехавшую лямку ночной рубашки, но дверь не открыла. В этот момент Тен-Тен откопала в сумке кофту и швырнула ей. Всё это происходило довольно быстро, с максимальным количеством шуршания и скрипа деревянных полов. Наконец, Сакура щелкнула дверным замком. Она искренне рассчитывала, что это Дей-кун. Но это был не он. Тело оцепенело от удивления.       — Не могу уснуть.       Это всё, что Сасори сказал. Если он и пытался уснуть, то прямо в плаще. Или надел его, чтобы пройти пару метров по коридору. Сакуре показалось, что он даже не взглянул, кто ему открыл, потому что взгляд его был намертво зацеплен за нижнюю дверную петлю.       — Мы мешаем тебе? Прости, мы так тихо говорили…       Сасори отрицательно помотал головой.       — Не мешаете. Просто… не могу уснуть.       Он стоял в коридоре по одну сторону двери, а с другой стороны Тен-Тен в бурном мимическом представлении показывала Сакуре что-то вроде «выметайся вон из комнаты!». И Сакура не понимала, она хочет, чтобы та прогнала Сасори или вышла к нему в коридор. Пока Тен-Тен прицельно не ткнула в её сторону пальцем. «Иди давай!» — беззвучно приказала Тен-Тен и сделала большущие глаза. Сакура от неё отвернулась.       — Я тоже не сплю, — за каким-то чёртом сообщила она, но Сасори кивнул так, будто эта фраза имела некое значение. Они молчали.       Пантомима Тен-Тен обретала всё более размашистые формы, но Сакура застыла и всё равно не могла заставить себя ни говорить, ни выполнять беззвучные инструкции.       — Спокойной ночи, — внезапно сказал Сасори.       — Спокойной, — ответила она так быстро, будто только и ждала, что он уйдет. И захлопнула дверь.       «О господи, что я наделала», — в ужасе произнесла она одними губами.       «Ты что, спятила?!» — шёпотом, близким к телепатии, но оттого не менее возмущенным, выпалила Тен-Тен.       «Я не знаю, он так никогда не делал, я вообще, я…», — беззвучно сокрушалась Сакура, а потом в дверь снова постучали, и она сделала от неё шаг назад.       Сердце перестало биться в анатомических траекториях и плясало в направлениях совершенно немыслимых. Сердце пыталось оторваться от сосудов и отправиться в свободный полёт. Гнать кровь оно вовсе не собиралось, поэтому Сакура чуть не грохнулась в обморок.       «Открывай!» — приказала Тен-Тен. Отрицательно помотав головой, Сакура шагнула обратно к двери и открыла её.       — Я тут подумал.… Я тебя не люблю, даже хуже. Мне просто удобно, что ты иногда крутишься рядом, — он поочередно повел плечами, будто пытаясь от чего-то отряхнуться. — И вот сейчас для этого самое время.       «Он совсем охуел?» — Тен-Тен развела руками. К Сакуре запоздало подкатил приступ нервного смеха, застрял прямо в горле шершавым комком. Она понимала, что если Тен-Тен изобразит ещё хоть что-либо на периферии её зрения, то она прыснет и никогда в жизни не объяснит Сасори, что он тут не при чём. Поэтому она решительно выскользнула в коридор и закрыла за собой дверь.       — Кручусь рядом? — осторожно переспросила Сакура. — Хочешь, чтобы я осталась у тебя?       Сасори молчал, он выглядел так, будто наступил на взрывную ловушку и не мог уже сделать ни шаг назад, ни шаг вперёд. Это и была ловушка. Он вдруг показался Сакуре абсолютно беспомощным и больным. Всё меньше оставалось от его железной выдержки. Всё больше он угасал. До такой степени, что он уже даже не мог это скрывать. Глядя на него, она поняла вдруг, что это за просьба. У него просто не было сил позаботиться о себе. Но она могла. Крутиться рядом — она умеет. Будет крутиться, если нужно.       — Я зайду ненадолго? Сделаю отвар, а потом вернусь сюда.       — Хорошо.       — Хорошо, — повторила Сакура.       Её снова встретила эта комната. Странные обои, желтый свет. Комната гораздо более привычная, чем та, которая изначально предназначалась для неё. Сасори остановился возле кровати, положил кончики пальцев на изголовье, возможно, чтобы не терять равновесие. Он стоял там всё время, пока Сакура сделала травяной отвар, открыла окно, быстро сложила бумаги стопками, чтобы те его не раздражали. Чашка с отваром была оставлена на тумбочке. Всё это заняло у неё не больше пятнадцати минут. Это напоминало работу в госпитале и, по сути, ничем от неё не отличалось. Сакура в последний раз окинула комнату взглядом, но кажется, больше от неё ничего не требовалось. Осталось только снять с него этот плащ. Сасори послушно вытащил сначала одну руку из рукава, а затем вторую.       — Тебе холодно? — она стояла, прижимая к себе свёрнутый плащ, словно это было что-то живое и хрупкое. Сасори кивнул. Забрал у неё плащ, бросил его в сторону стула, но тот не долетел и сполз на пол. Лоб у него был горячий, но не слишком.       — Температура не высокая, но мы можем сбить, если хочешь.       Отрицательный кивок головой.       — Хочешь, чтобы я сделала что-нибудь ещё?       Отрицательный.       Сакура хотела улыбнуться, но получилось что-то странное, извиняющееся. Она спрятала эту мимическую ошибку, опустив взгляд в пол. — Я пойду, если что-то будет нужно…       Сразу стало тепло и одновременно горько, когда он вдруг притянул её к себе, обнял за плечи. Просто обнял. Это был ужасный день, убеждала себя Сакура, завтра всё наладится. Завтра утром. Но сейчас ей так хотелось плакать, что невозможно было сдержаться. Слёзы катились плавно, почти незаметно. Она терлась щекой о его плечо, прижималась поближе. Хотела забрать всё на себя и умереть вместо него, словно кошка. В самом деле, верила, что забирает, пока они стоят вот так.       — Сасори?       — Да, — спокойное «да», усталое, но спокойное. Сасори жалел себя меньше, чем она его жалела.       — Я люблю тебя.       Сакура считала удары. Его сердце стучало ровно, размеренно, она досчитала до девяти. А потом он сказал:       — Спасибо.