Весенняя буря

С первого взгляда на Зело любой заметил бы, что у того что-то случилось: или обкурился, или влюбился. Зело порхал. Зело слепяще улыбался и тараторил без умолку. Зело ни с того ни с сего пускался в пляс в самых неподходящих местах. Сам Ёнгук усилием воли сохранял невозмутимое лицо, хоть это и было непросто, однако осадить Зело он был не в состоянии. От одного взгляда на него губы сами расплывались в улыбке, а сердце пускалось вскачь. Ёнгук постоянно ходил будто пьяный, и что бы он ни делал, где бы ни был, он непрестанно краем глаза машинально искал Зело. Ну а тот и вовсе был безнадежен. Ёнгук уже усвоил, что в течение дня касаться его не стоит — даже за плечо обнимать, не говоря уж о поцелуях. От одного чмока даже не в губы — в щеку Зело вмиг терял последние мозги и еще полчаса-час плавал в заторможенной эйфории. Разумеется, тренировки от этого страдали, а менеджер и тренеры рвали и метали, так что в конце концов Ёнгук наступил себе на горло и волевым решением запретил им с Зело любые встречи, звонки и переписку в течение дня. Сначала Зело взвыл. Затем попытался подлизаться, и это ему удалось. Но, к счастью, у них был благоразумный Мэсло, у которого не рвало крышу от свежезавязавшегося романа. Он каким-то образом поставил Зело на место так, что тот при нем пикнуть лишний раз боялся. А с Ёнгуком Мэсло просто поговорил. — Ты же не хочешь, чтобы из-за вашего романа Чжунхона выгнали из агентства? — спросил он. — Не хочу, — ответил Ёнгук. На этом разговор был исчерпан. Следовать принятому решению в этот раз оказалось на удивление тяжело, но Ёнгук даже помыслить не мог о том, чтобы лишить Зело мечты. Подумав, он решил называть того по настоящему имени. В конце концов, если уж даже Мэсло его так звал, то Ёнгуку и вовсе не пристало использовать псевдоним. Зело… то есть Чжунхон, кажется, удивился, но и обрадовался. На следующей встрече с друзьями Чжунхон сидел рядом с Ёнгуком, перекинув ногу через его бедро, и то и дело незаметно хватал его за жопу. Это очень отвлекало, Ёнгук сбивался и терял нить разговора. Чжунхон наблюдал за ним с таким коварным и самодовольным выражением лица, что Чоноп на всякий случай отодвинулся от него подальше. — А знаешь, Химчан-хён, я ведь подумал, что это ты меня сдал, — разглагольствовал Чжунхон. — Мне так стыдно, что я в тебе усомнился. Я же тебе по секрету рассказал, что хёна люблю. Надо было знать, что уж ты-то никому не скажешь, — и рассеянно погладил Ёнгука по ширинке. Тот молчал, крепился и строил планы мести. Сначала он подумывал было отложить месть до дома, но манипуляции Чжунхона накалили ситуацию настолько, что Ёнгук твердо решил отомстить здесь же в туалете — благо презервативы у него теперь всегда были с собой. — Н-ну конечно. Ты же меня знаешь, я — могила! — нервно хохотнул Химчан и поспешно сменил тему: — До сих пор не верится, что ты умудрился его закадрить. — ("Эй!" — сказал Ёнгук.) — А мы-то все были уверены, что он натурал до мозга костей. Дэхён и Ёнджэ кивнули. Ёнджэ в последнее время ходил мрачный, и Ёнгук немного тревожился, но Ёнджэ только отмахнулся от его вопросов. — Да я сам не верю, — сказал Чжунхон и прижался еще ближе. Он всегда был красивый, но когда смотрел на Ёнгука, то будто светился изнутри. Ёнгук не мог себе представить ничего прекраснее такого Чжунхона. Ёнджэ поднялся из-за стола, извинился и вышел в туалет. Чоноп отловил за соседним столиком очередную рыбку и теперь вовсю ее охмурял. Ёнгук почти не заметил их отсутствия — рядом был Чжунхон, а все остальное было неважно. Они с Мэсло выпустили новый сингл, на этот раз сделав клип с красивой девочкой и люксовыми тачками. Продажи были неплохие, да и рейтингами руководство агентства было довольно. Промоушен отнимал все силы: фотосессии сменялись перелетами, с самолета их везли на встречу с фанатами, интервью или съемки очередной передачи, оттуда — на концерт, а затем снова на самолет. Намылить, смыть, повторить. Времени не хватало даже на сон, а Ёнгук вообще-то хотел еще хотя бы мини-альбом сделать, не говоря уж о полноценном альбоме на десять-двенадцать треков. А еще он хотел Чжунхона, мучительно, до ломки. Да, так хорошо, как с Чжунхоном, ему не было никогда и ни с кем — но дело было не только в сексе. Без Чжунхона было физически тяжело. Ёнгуку не дышалось, не пилось и не спалось — еда была безвкусной, успехи сингла не радовали, необходимость общаться с фанатками и улыбаться в ответ на их восторженные визги вызывала только глухое раздражение. Им редко удавалось даже созвониться в фейстайме: обычно приходилось довольствоваться сообщениями и более-менее невинными фото. Насчет "менее невинных" всех стажеров и артистов в YG предупреждали отдельно: никакого компромата, никаких пошлостей, никаких нежностей. Все знали: перед достаточно целеустремленными фанатками не устоит ни одна система безопасности. Всем было известно о случае, когда Ким Джеджун из DBSK написал смс товарищу по группе Ючону и получил в ответ: "Ты кто такая и зачем пишешь оппе?" Все понимали, к чему может привести даже небольшой слив информации личного характера, особенно когда звезда была в не очень ванильных или не вполне гетеросексуальных отношениях. Некоторые забивали и держали на телефонах откровенные снимки, вели приватные инстаграмы только для своих. Кого-то проносило… а кого-то нет. Чжунхон был из дерзких и непокорных. Но после первого же сообщения "с намеком" Ёнгук устроил ему такую головомойку, что теперь Чжунхон даже в фейстайме и какаотоке прилежно играл роль почтительного, местами восторженного донсэна. Рассказывал о том, как прошел день, делился достижениями — не меньше и не больше. Ёнгук хотел большего. Что греха таить, Ёнгук порой дрочил во время их телефонных разговоров. Он любил голос Чжунхона, мягкий и размеренный; он любил всего Чжунхона до последнего волоска на дурной голове — и даже не мог сказать этого вслух. Они не виделись уже месяц, у Ёнгука вставал чуть ли не с одного "привет", сказанного этим тихим, немного шелестящим голосом. Он улыбался в камеру и думал, что скоро сойдет с ума. От недосыпа его шатало, в организме мучительно не хватало Чжунхона. От тоски он писал песни — получалось неплохо, но, перечитывая их, он мог думать только об одном: как покажет их Чжунхону. Весь месяц прошел будто в наваждении, горячечном бреду. Сидя в самолете, несшем их с Мэсло обратно в Сеул, Ёнгук никак не мог поверить, что все закончилось и скоро он увидит Чжунхона, прикоснется к нему, зароется лицом в его волосы. Он откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза, надеясь хоть чуть-чуть подремать. Работать он не мог: его трясло, от усталости, от ожидания, от предвкушения. Сразу после посадки Мэсло понимающе поглядел на него и не трогал весь перелет. В аэропорту их встречали представители компании. Ёнгук и не ждал увидеть Чжунхона — но все равно разочаровался. Менеджер рассказывал им о том, какие они молодцы, а Ёнгук мог думать только о том, как он устал и как ему нужен Чжунхон. Он ждал в квартире, выдраенной до блеска. С кухни доносился вкусный запах, но Ёнгуку было не до еды. Он рывком обнял Чжунхона и замер, вздрагивая. Тот цеплялся за него и шептал все несказанное за месяц: о том, как скучал. О том, как тосковал. О том, что любит. Перемежая слова поцелуями, частыми, поспешными, будто боясь, что Ёнгука у него отнимут. — Ты мне снился, — улыбнулся он зацелованными губами и мокрыми глазами, отстраняясь — недалеко, только чтобы видеть лицо Ёнгука получше. — Ребята всё ругались, что я им спать мешаю. Ёнгук все гладил и гладил его по волосам, и смотрел, смотрел, смотрел. Чжунхон тоже заметно похудел, под глазами залегли тени. Перекрасился, почему-то в розовый, — или это его перекрасили? Надо было спросить, но потом, потом. Казалось, он еще больше вытянулся — Ёнгук смотрел на него снизу вверх, задирая голову. Он был еще красивее, чем Ёнгук помнил. Даже невыспавшийся, даже заплаканный. Ёнгук привлек его к себе, целуя в глаза, в шею. Он собирался не отпускать его, пока они не срастутся в единое целое. Этот адский месяц одиночества наконец-то закончился.