Смерть во льдах

    Профессор Ли сохранял спокойствие и невозмутимость, отвечая на вопросы четко, но в его тоне ощущалось некоторое презрение, и я никак не могла понять причины этому. Он был расистом? Что ж, тогда, может, не стоило приезжать сюда, в страну, где одинаково ценятся и уважаемы представители всех пяти рас. Никогда не понимала подобных убеждений. Не основанные ни на чем, они лишь разжигали межнациональную рознь, а их последователи не могли сформулировать, почему же представители прочих народностей вызывают у них столь праведный гнев. Я сталкивалась с этим уродливым явлением и с той, и с другой стороны и никогда не одобряла нетерпимости. Но, конечно, это оставалось моим сугубо личным мнением. Тим – нунавут – внешне походил на монголоида, но, по международной классификации, относился к расе американоидов – той самой, которая включала в себя коренное население – индейцев. Его народ характеризовался терпением, степенностью и неторопливостью – прекрасными качествами, которые я бы приветствовала в любом, кроме трудившегося на ниве законности и правопорядка. Он вёл допрос, как улитка на прогулке, стараясь тщательно вникнуть в дебри непростой личности профессора, который сидел, скрестив руки на груди, словно пытаясь отгородиться от нас. – Как давно вы занялись исследованиями в области несовершенного остеогенеза? – вдруг спросила я, бесцеремонно прерывая бубнёж Тима, пытавшегося сформулировать очередной вопрос. – Что?! – учёный шокированно уставился на меня. – Откуда вы... Это не ваше дело! – А это уже мне решать, – отрубила я. – Отвечайте на вопрос. – Это не имеет никакого отношения к делу! – Ли нервно поправил очки. – Уверяю вас, ни с семенами, ни с покушением на мистера Ровалса это не связано! – Но тогда почему.., – начала я. И тут это произошло. В методичках, разработанных специально для частных сыщиков, я много раз читала об этом состоянии, граничившем с иррациональным: именно тогда кусочки пазлов вдруг сами ложатся в рамку, и ни один не оказывается лишним. Можно так сложить два и два и получить десять тысяч. Многие называют это интуицией, я же придерживаюсь мнения, что интуиция – это не что иное, как неосознанное применение логики: человек незаметно для самого себя подмечает сотни, тысячи, миллионы мелких фактов и деталей, сопоставляет их и получает вывод. Весь процесс проходит молниеносно, и сам индивид может даже не придавать этому значения: ответ возникал перед его внутренним зрением, и человек ошибочно принимал это за внезапное озарение. Я медленно вышла из помещения, краем уха услышав издевательскую ремарку профессора: «Она в порядке?». Санни сидел на полу, прислонившись спиной к стене, и всё ещё изучал свои распечатки. Я приземлилась рядом и провела ладонью по лицу. – Ты ведь был раньше знаком с этим учёным, так? – тихо спросила я. – Он преподавал в университете, где я учился, – откликнулся кореец, откладывая в сторону бумаги и вытягивая длинные ноги. – По идее, мы не должны были пересечься: я специализировался в прикладной математике, а он учил будущих химиков, но так уж получилось, что санитарные дни я проводил под его надзором. – Ты был в курсе его исследований несовершенного остеогенеза? – я повернула голову и посмотрела на азиата, который мечтательно уставился в стену напротив. – Нет, – последовал ответ. – Тогда он ещё этим не занимался, начал не так давно. – А почему он уехал из Сеула? – я во все глаза глядела на собеседника. – Из-за крайне правых взглядов, – вздохнул Санни. – Он не очень хорошо относился к студентам-иностранцам, да и меня из-за наличия крови от представителей другой расы не жаловал. Я несколько раз кивнула, а потом медленно встала и подошла ко входу в кабинет корейца. Застыв в дверном проёме, я громко объявила: – Господа, пойдемте арестовывать убийцу! ***  Наверное, спустя много лет я буду вспоминать об этом деле и смеяться над некоторыми его аспектами, но тогда никому из нас (кроме, возможно, Санни, который преотвратно напевал себе под нос «Ариран») весело не было. Почему при таком узком круге подозреваемых я не смогла сразу выбрать себе определенную гипотезу и придерживаться её? Потому, что все тут что-то скрывали. Есть мнение, что одна тайна влечет за собой другую, а ещё... А ещё старые грехи отбрасывают длинные тени. Роясь среди бесчисленных фото Дарлин Такер, я обнаружила одну весьма странную особенность: ни на одном из них она не была запечатлена с сыном. Да и вообще, ни единого изображения мальчика я не нашла, что само по себе являлось странным, учитывая, как современные знаменитости любят щегольнуть своими чадами. Я вспомнила то отчаяние, тот ужас, звучавший в голосе модели, когда она говорила по телефону. Мука, проглядывавшая в каждом слове, являлась подлинной, непритворной, и была лишь одна причина, по которой она могла так эмоционально общаться с кем бы то ни было. – Так когда вы начали исследования этой жуткой болезни, профессор? – повторила я свой вопрос, не оборачиваясь. – Десять лет назад, – отозвался учёный. – Но мне не давали развернуться, хотя многие из моих находок могли произвести революцию в науке. Взять хотя бы эти генетически модифицированные семена! А правительство моей собственной страны притесняло меня из-за политических взглядов, не давая хода ни одному из моих проектов. – А потом Дарлин Такер связалась с вами, – вымолвила я, глядя себе под ноги. – Она была в отчаянии, просила о помощи, – ровным тоном ответил Ли. – Я согласился, но потом... В общем, мой арест был санкционирован, и мне пришлось бежать из Кореи. – И Гарри Дайкс устроил вас сюда, – подхватил Санни, поправляя очки. – Чтобы вы могли вести свои исследования стеклянной кости в параллель с работами по создания самопроращивающихся зернышек. – Как вам будет угодно, – холодно фыркнул профессор. – Но я ничего не крал и никого не травил. – Верно, – кивнула я. – Вы тут ни при чем, хотя поучиться манерам вам явно не мешало бы. Но это не преступление, а жаль. Не обратив внимания на возмущенное бормотание учёного, раздавшееся в ответ, я уверенно продолжила путь вперёд. Этот грубиян, конечно, несносен, но он последняя надежда несчастной женщины, которая просто хочет вылечить своего ребёнка. И я буду искренне надеяться, что мистер Ли всё же сможет каким-то образом победить этот загадочный и страшный недуг. Но настоящие виновники противоправных деяний здесь... Говорят, что черного пса нельзя отмыть. Иными словами, человек, совершив преступление один раз, имеет повышенную вероятность вновь пойти по кривой дорожке. Прямо на ходу я достала телефон и, вновь запустив браузер, раскрыла страницу о мошенничестве в Австралии. Это произошло восемь лет назад, один бежал, двое сели. Впоследствии тот самый человек, что совершал ставки, умер в тюрьме. Оператор камеры фотофиниша Серетти смог куда-то слинять, и я полагала, что он выбрал прибежищем старые добрые Штаты – ту самую страну, где никого не удивишь эмигрантами. Судя по возрасту, этот Серетти мог быть сыном того самого, с которым у Гарри Дайкса было общее детективное агентство. Скорее всего, миллионер по старой памяти помог итальянцу с документами и отправил его на Аляску под именем Джанни Санторо. А потом, отсидев без малого пять лет, на свободу вышла комментатор скачек. Видимо, она смогла отыскать своего сообщника, или же тот не терял связи с подельницей, теперь уже наверняка не скажешь... В общем, он справил ей липовые документы и пригласил к себе, сюда. Доверчивый Ровалс принял секретаршу с распростертыми объятиями, и оба мошенника стали работать тут. Им бы просто существовать и наслаждаться жизнью, но жадность никогда не даёт таким людям покоя. Женщина, носившая теперь имя «Шарон Ноулз», сблизившись со своим начальником, узнала от него, что генетически модифицированные семена очень ценны. Дело пахнет миллионами! Наивный Эндрю хотел отдать партию зерен нунавутам бесплатно, но, конечно, это не входило в планы меркантильной блондинки: ей захотелось забрать этот куш себе. И старый сообщник был тут как тут. Они с Джанни договорились обстряпать это дельце и, пользуясь полным и беспрекословным доверием Ровалса, стянули семена. Я не знала, продали ли они эти злосчастные ростки; да теперь это и не имело особого значения. Просто предприниматель, ухаживавший за секретаршей, становился всё активнее, и дальше откладывать свадьбу, прикрываясь нелепыми оправданиями, она не могла. Шарон ни в коем случае нельзя было совершать какие-либо действия, предполагавшие изменения в её документах, потому что тогда открылось бы, что они фальшивые. И сия решительная дама решилась на беспрецедентное действие. Лже-англичанка обладала очарованием, которое располагало к ней людей, и этой силе вряд ли смог бы противиться даже чванливый профессор Ли. Наверняка это он рассказал ей о нейротоксине, который, возможно, в малых дозах применял в своих экспериментах по излечению несовершенного остеогенеза. Я сбрасывала её со счетов, потому что полагала, что у женщины не было мотива, однако всё оказалось вовсе не так. Кому, как не Шарон, было удобнее всего обработать свою мышь, завлечь к себе Ровалса, который доверял ей, как себе, а потом обеспечить себе алиби при помощи сообщника?.. Суть в том, что секретарше нужно было во что бы то ни стало избежать свадьбы. Может, она и не хотела убивать Эндрю, но факт остается фактом: покушение на жизнь было совершено, и за это должны понести наказание. Жаль, что в материалах по тому австралийскому делу, содержавшихся в сети, не было фотографий участников дела. Если бы имелись какие-либо доказательства, кроме моих логических рассуждений, то было бы проще общаться с Тимом, а так – приходилось действовать по наитию. Я собиралась загнать преступников в угол, намекнув, что мы связались с австралийской полицией, и мне оставалось лишь надеяться, что эта ложь заставит их запаниковать. Шарон – штучка хладнокровная, а вот с Джанни может сработать... Приблизившись ко входу в кабинет Ровалса, я резко распахнула дверь, но внутри никого не было. Черт! Я так рассчитывала на то, что сначала придется иметь дело с итальянцем... Ничего страшного, как-нибудь управимся и так. – Видимо, они у Дайксов, – бросила я, быстро направляясь вдоль по коридору. – Кто «они»? – раздраженно спросил профессор. – И почему вы заставили меня идти за вами? – Ничего подобного, – беззаботно пропел Санни, хрустнув пальцами и тем самым заставив обычно невозмутимого служителя закона поморщиться. – Вы сами начали преследовать нас. А насчет первого вопроса... Что ж, мы преследуем парочку рецидивистов, для которых любое деяние – просто семечки. Я уверен, они вооружены, и нам придётся несладко, если мы их всё-таки обнаружим. Мистер Ли сдавленно ойкнул и чуть замедлил шаг. Я добежала до апартаментов магната и его жены и, не стучась, резко распахнула дверь. – Шарон и Джанни здесь? – выдохнула я, рыская взглядом по комнате. – Нет, – нерешительно отозвалась сидевшая на кровати Дарлин, удивленно наблюдая за нами. – Они ушли где-то с четверть часа назад... А что такое? Не потрудившись ответить, я вышла из спальни и закрыла дверь, в сердцах бросив: – И где теперь их искать? Эти предприятия – настоящий лабиринт, а они провели тут несколько лет и отлично знают каждый проход! Санни рассмеялся. – Просто попробуй поставить себя на место преступников, – посоветовал он. – Как бы поступила ты? Я недовольно посмотрела на не в меру резвого корейца и холодно отрезала: – Рада, что тебя эта ситуация забавляет, но я бы предпочла реальную помощь, а не подростковые забавы. – Хорошо, – мой авантюрный приятель повернулся к Тиму. – Шериф, у вас ведь есть личный автомобиль? – Да, – спокойно кивнул нунавут. – Вы считаете, что они попытаются смыться таким образом? – Скажу больше, – Санни прислонился плечом к стене. – Я в этом уверен. Я обвела всех присутствующих удивленным взглядом и воскликнула: – Так что же мы стоим?! Мы кинулись за верхней одеждой: блюститель порядка и Санни – в закуток последнего, я – в свои апартаменты. Профессор мудро решил абстрагироваться от всего этого и куда-то испарился, и я подозревала, что он вновь окопался в своей лаборатории. Мы трое, встретившись в коридоре, не сговариваясь, побежали к выходу. «Предприятия Ровалса» и вправду представляли собой настоящий лабиринт, и если бы не кореец, который шел в авангарде, то мы бы попросту не выбрались оттуда и ко Дню Благодарения. Небольшой автомобиль шерифа стоял прямо у главных ворот, и мы ринулись к нему. На ходу азиат показал мне на следы шин, которые были хорошо видны на снегу. Это была не «скорая» и не транспорт полицейского: за это время успело нападать столько, что те борозды давным-давно скрыло. А эти были свежими. Мы сели в служебную машину и поехали, следуя по колеям, которые оставили беглецы. Несмотря на то, что "форд" нунавута еле тащился, нам всё же повезло: вдали мы заметили небольшой черный автомобиль, который нёсся зигзагами на всех парах. – Вот они! – закричала я, указывая в сторону той небольшой черной точки, которой нам казался транспорт преследуемых. Тим послушно крутанул руль, и мы начали погоню. Машина Шарон и Джанни была более быстроходной, но, кажется, они испытывали проблемы с поворотами: их то и дело заносило то вправо, то влево. Я напряглась и попыталась сжать в кулаки ладони, на которых были надеты плотные перчатки. Ну же, быстрее, мы почти у цели... Моё состояние, по-видимому, передалось и моим спутникам: полицейский, вцепившись в руль, наклонился вперед; на его лице застыло выражение высочайшей концентрации. Санни же, устроившись рядом с водителем, высунулся из окна и выкрикнул: «Остановитесь! Именем закона!». Но преступники не вняли этому предупреждению; они продолжили удирать от нас. – Впереди горы, – бросил нунавут, не отвлекаясь от погони. – Вскорости придётся снизить скорость. Кореец кивнул и, повторив свой рискованный маневр, прокричал: – Стоп! Стоп! Вы направляетесь к скалам! Но Шарон и Джанни упорно двигались вперед. Вдали показались вершины ледяных гор, но погоня всё продолжалась. Белые громады приближались с огромной скоростью, и у меня даже перехватило дыхание. Я зажмурила веки... – Дьявол! – Тим резко затормозил. И одновременно с этим раздался грохот. Я медленно открыла глаза. На расстоянии примерно пятидесяти метров на белоснежной глади предгорья чернело какое-то пятно. Вокруг него, то тут, то там, плясали язычки пламени. Полицейский выскочил из машины и побежал в сторону катастрофы. Я выбралась наружу и хотела было последовать за ним, но ловкий Санни молниеносно перехватил меня. – Оставайся на месте, – строго вымолвил он, сжимая мои плечи. – Не нужно смотреть; скорее всего, они не выжили. Я смотрела на его красивое лицо, приоткрыв рот; моё дыхание представляло собой облачка пара, и я подумала о том, что, наверное, сейчас очень холодно, как и всегда на Аляске. О чём он там говорит? Как это «не выжили»? Мы же хотели их арестовать, мы же... Я потрясла головой и отстранилась от корейца. Такое бывало в моей практике. Крайне редко, но бывало, и ничего не попишешь: с подобным приходится мириться. Мне всегда жаль погибших, пусть они даже и были преступниками, и этот случай не стал исключением. Теперь Шарон и Джанни не достанется ни справедливого суда, ни приговора... Я вздохнула и опустила голову. Всё-таки порой жизнь бывала жестока.