Статус

Ханц никогда раньше столько не пил. Можно сказать, он раньше вообще не пил, не считать же бокал вина у родственников за праздничным обедом за питие. Но с Эриком оказалось так легко и интересно. Из-за громкой музыки приходилось близко наклоняться, чтобы что-то сказать. Эрик почти все время задевал его ухо губами, рассказывая разное о студенческой жизни, а Ханц смеялся: "выкинули визор с десятого этажа, а ты за шнур держал, правда?" Жаль, что ему нечего было рассказать в ответ. Во время учебы он даже жил отдельно от всех, не в кампусе, а на съемной квартире. "В общаге ты и моргнуть не успеешь, как окажешься на спине, и прощай бета-статус", — так говорил ему омега-родитель. Но про это ведь не расскажешь. — "Горящий истребитель", — Эрик придвинул к нему бокал с очередным алкоголем. — Точно, горит, — засмеялся Ханц и всосал содержимое через трубочку. В животе стало горячо. — Пошли танцевать, — крикнул он Эрику. Из того джаз-бара они давно ушли, вокруг грохотала самая настоящая дискотека. Ханц азартно ринулся в толпу, танцевать он умел, ходил когда-то на танцы. И Эрик был рядом все время, не давая никому Ханца лапать. Наверное, их все принимали за парочку, и это неожиданно льстило. Эрик красивый, решил вдруг Ханц, хорошо, что он его выбрал ну... для этого самого. Говорят, все дети похожи на первого альфу, но Ханц, конечно, не верил в эту ничем не подтвержденную теорию. И уж точно не собирался заводить никаких детей. — А ты изменял своему... — спросил Ханц в такси, уткнувшись носом Эрику в плечо. Мир вокруг разноцветно мигал и покачивался, а Эрик был горячим и надежным. Обещал доставить в гостиницу. — Джейси? Нет. — Эрик приобнял его и погладил за ухом. — А вы? Ханц потерся головой об его руку, какие приятные прикосновения... И засмеялся: — У меня никого не было. Потому что... потому что мне это не надо. — Совсем не надо? — интимно спросил Эрик и погладил его шею. — Совсем, — выдохнул Ханц, а Эрик все гладил и гладил его, водил пальцами от ключицы до уха и обратно. Ханцу эти прикосновения отдавались по всему телу, так необычно и сладко, лучше любого массажа. Он прижался покрепче и хотел было спросить, почему Эрик живет с Джейси, любит того, что ли. Но на свое счастье отрубился, не успев развить мысль. — Приехали, проснитесь, — тряс его Эрик. — Двадцать минут уже стоим, — бурчал таксист. Ханц, шатаясь, вылез из теплого салона. Прямо перед ним высилась нелепая скульптура: танцующие на облачках маленькие особи. Хитц приветливо сиял за спиной. — Что за блядство, — не сдержался Ханц, имея в виду скульптуру, конечно же. — Памятник Невинно Убиенным, — Эрик подхватил его под локоть. — Их разрезают на куски и кладут в кастрюлю. — Ага, и варят омолаживающий суп, — заржал Эрик. А утром Ханц с трудом разлепил глаза. Эрик со стаканом воды возвышался прямо над ним. — Дай мне, — простонал Ханц и припал к стакану, выпив разом половину. — Что за привкус? — Алко-стоп, — улыбнулся Эрик. Неужели решил, что Ханц алкаш какой-то. — Не помните, как вчера я вам его давал? Не пейте сразу все, а то стошнит. Ханц упрямо все допил и прохрипел: — Хорошо вчера погуляли, — голос не слушался. Ах да, он же орал вчера с диджеем, вот придурок. Но Эрик тоже орал, так что ничего страшного. А дальше... Воспоминания заканчивались на стоянке такси. В душевой кабине его слегка отпустило. Ханц попеременно включал горячую и холодную воду, сидя на полу, пока не перестало мутить. Проклятие, аттестация сразу с утра, а потом конференция. Он не сможет высидеть до конца. — Эрик, — в голову Ханцу пришла очередная прекрасная идея. — Отправишься на конференцию вместо меня как представитель нашего Департамента. Отметишь карточку участника и потусуешься там для вида. — А вы, — крикнул тот из коридора. — А у меня есть дела, — Ханц собирался вернуться в номер и проспать до следующего утра, до самого поезда. Зря он столько пил, сегодня было как-то не по себе. — Вам лучше остаться в номере, — Эрик перегородил ему дорогу. — Что ты себе позволяешь, — зашипел Ханц, внезапно ощутив себя голым в одном полотенце. — Ну-ну, — Эрик похабно растянул губы в улыбке. У Ханца все волоски на теле дыбом встали, он оттолкнул его руку и почти бегом добрался до спальни, закрывшись изнутри. Не может быть, чтобы следующая течка началась вот так сразу, он же принял сумасшедшие дозы лекарств. А плохо ему из-за вчерашних коктейлей, горящих самолетов и прочей гадости. Сейчас он придет в себя и сдаст эти говнотесты, а потом обязательно что-нибудь придумает. Ему повезло. Аттестация проходила в один этап, и Ханц попал в первую группу. Он быстро отметил нужные варианты и пошел сдавать бланки. — Не стоило вам в таком состоянии, можно было перенести, — сказал ему один из членов комиссии. Пожилой альфа, вдруг точно определил Ханц, безошибочно учуяв не очень приятный запах. Запах старья. Он обвел взглядом остальных и незаметно принюхался. И услышал за спиной: — Ну и молодежь пошла, совсем обнаглели. Они тоже его чуяли, наверное, на аттестации все догадались, что с ним происходит. Ханц развернулся и вылетел из кабинета. От нервов ему захотелось поссать, и Ханц по привычке зашел в альфа-бета туалет. — А ты куда, милашка, — заржали над ним, пришлось развернуться и выбежать вон, и терпеть до самой гостиницы. В номере Ханц первым делом облегчился, а потом надел пижаму и замотался в одеяло. Он прямо чувствовал, как намокает шелк у него между ног, наверное, пятна будут сильно заметны. Но переодеваться не было сил. Ханц был готов потерпеть, лишь бы облегчить это свое болезненное состояние. Как же он не хотел быть омегой, неужто придется увязнуть в бесконечных течках-беременностях-родах. Он хотел быть просто бетой и не знать ничего этого, и насрать на то, что человечество якобы вырождается. Почему все хотят спасти человечество за его счет? Сколько же еще ему мучиться, скорее бы Эрик пришел. Говорят, течки после первого контакта становятся не такими сильными, и запах чувствуется лишь вблизи. А еще Ханц где-то слышал или читал, что после первого раза никто не залетает. В его самодельном коконе стало вдруг жарко. Ханц вывернулся наполовину и застонал, зажав между ног кусок одеяла. Его тело было таким слабым, словно расплавленным, и мокрым. А ведь Эрику придется трогать его там, чтобы вставить, вдруг это противно. Боже, подумал вдруг Ханц, у альф такие огромные хренищи, как он сможет это пережить. И чуть не заскулил от отчаяния, услышав, как открывается дверь. *** Эрик очень удачно сдал тесты, он сам это чувствовал. А все благодаря тому, что практически не гулял вчера и встал как огурчик. А на самой конференции внезапно встретил своего старого, еще с истфака, приятеля — Долбоеба-Дитриха (Долбоеб — кличка, Дитрих — соответственно, имя), и потому не проспал весь день мирно сзади, как планировал. Вместо этого они, одинаковым движением поправив галстуки, достали блокнотики с ручечками и уселись на второй ряд. И принялись доебываться до каждого выступающего по очереди. Славная истфаковская традиция, и самое главное в этом деле было обращаться ко всем, особенно друг к другу — "коллега". И не ржать, особенно не ржать. — Где ты сейчас работаешь? — спросил его Дитрих в перерыве. — Секретарем-референтом в налоговой, — ухмыльнулся Эрик, — а ты? Он прищурился в ожидании ответа приятеля. Сейчас тот скажет что-нибудь вроде "а... а я начальник отдела подотдела надзора за призором". И, обменявшись еще парой вежливых фраз, они поймут, что им больше не о чем разговаривать — когда станет ясно, кто из них победил в бесконечных альфа-играх. В конце-концов, Дитрих года на три его старше, вполне мог уже добиться кое-чего. — О... неожиданно, — сказал Дитрих и запулил окурок в пепельницу с расстояния двух метров. И промазал. Эрик с иронией шевельнул бровью. — Хотя... ты же потом в финансисты подался, — улыбнулся Дитрих. — А я так и закончил исторический, а теперь по специальности работаю. Он замолчал и закурил новую сигарету, а потом протянул зажигалку Эрику. И Эрик решил поддаться интересничающему приятелю и задать вопрос, который тот так жаждал услышать: — По специальности — это в архиве что ли? — Нет, я просто маленький чиновник в мэрии Гельсингборса, — сказал Дитрих загадочно. — Чиновник, значит. Понятно, — кивнул Эрик, глубокомысленно затягиваясь. — Что ж, всегда полезно иметь знакомого просто чиновника в мэрии. Пусть даже и в мэрии снежного Гельсингборса. — А ты не хотел бы в Гельсингборс перебраться? Снежный, — Дитрих рассеяно смотрел в окно. — Неужели у вас в мэрии как раз секретарей-референтов не хватает, — откликнулся Эрик с деланым равнодушием. И представил себе высокие пики дворцов Гельсингборса, заснеженные готические завитушки крыш и ажурные абрисы мостов в полярной ночи. Хотел ли он в Гельсингборс? Наверное, хотел. — Возможно, в следующие полгода-год я стану заместителем начальника отдела, — сказал Дитрих, тонко улыбаясь. — И нам... мне понадобится человек в качестве второго зама. Тот, кому можно доверять, и кто разбирается во всяких финансовых делишках. — Хм, — сказал Эрик и подумал о Ханце. Тот был таким милым этой ночью. Совсем не холодный. — Советую тебе отбросить эти свои детские альфа-игры, дружище, — сказал Дитрих, слегка подавшись вперед. — Я не буду твоим начальником, мы будем работать вместе. Эрик тоже подошел поближе, почти инстинктивно отвечая давлением на давление: — Дитрих, твое предложение выглядит очень интересным. И ты знаешь, что в случае чего можешь всегда на меня рассчитывать. А могу ли я рассчитывать, что, бросив все, останусь в выигрыше? Ты же понимаешь, что моя нынешняя должность — настоящая синекура. — О да, — ухмыльнулся Дитрих, — понимаю. Никакой ответственности и море возможностей. — Все в рамках закона, дружище, — улыбнулся Эрик со значением. На самом деле он никогда не занимался ничем сомнительным — просто было лень связываться. Лишь однажды какой-то очень нервничающий альфа всучил ему бутылку марочного коньяка за сущий пустяк — срочно организованное приемное время. Но ведь Дитриху не обязательно знать обо всем. Пусть завидует синекуре. — Перспективы и статус, Эрик, — сказал Дитрих. — Надзор за госзаказами в фармацевтике. — Я восстановлюсь в универе и постараюсь получить диплом как можно скорее, — ответил Эрик. — Отлично. И на второй половине конференции Эрик тихо сидел сзади и писал заявление в университет. А еще мечтал о Ханце, пьяном и податливом, как вчера. И пахнущем так сладко, совсем не как бета. Как будто гормональные таблетки пил, для соблазнительности. Эрик тискал и гладил его в такси, а тот совсем не ломался, даже завлекал — мол, Эрик у него первый будет. И Эрик тихо млел от такого бесстыдного и откровенного вранья. Обычно все говорили — "третий", а особенно нахальные — "второй". А тут "первый", какая тонкая ирония. Как жаль, что Ханца вырубило на самом интересном месте — когда Эрик перешел уже к решительным действиям и, устроившись на кровати, поцеловал его в ухо и сжал вполне напряженный член. Вот тут Ханц и заснул к немалой Эриковой досаде. Пришлось просто раздеть его и укрыть одеялом — не трахать же бесчувственное тело. Правда, до конца сдержаться он не смог: залез Ханцу в трусы и погладил пальцем доверчиво расслабленную дырочку. Сегодня надо обязательно продолжить вояж по злачным заведениям, только не спаивать его так усердно... А если Ханц продолжит один, и Эрик, вернувшись в номер, не застанет его? Что он там говорил про свои дела? Эрик с нетерпением взглянул на часы и зло закусил губу: нет, Ханц этим вечером и всю ночь будет принадлежать ему, пусть только попробует кинуть после эдаких авансов. Но Ханц и не думал его кидать, он ждал в номере, ко всему готовый, даже более чем готовый. Он облился с головы до ног омега-гормональными духами и, Эрик был готов поклясться чем угодно, измазался гормональной мазью. Той самой, которую порноактеры используют, как Джейси говорил. Эрика шибануло еще в прихожей, вся кровь мгновенно отхлынула от мозга и ударила в член, а сердце забилось как колокол. Он рванул в комнату. Ханц прижимался к изголовью кровати, и каре-зеленые его глаза казались сейчас огромными и черными, точеные губы нервно подрагивали, а колени были бесстыдно расставлены в стороны. На темном шелке пижамных штанов расплывалось пятно, якобы от смазки. Настоящий омега в течке. — Ты, — хрипло спросил Эрик и потянул в сторону опутавший его удавкой галстук. — Ты что, чертов трансгендер? Ты хоть понимаешь, что творишь... Ханц зашевелил губами, но Эрик не расслышал его — в ушах грохотала кровь, а перед глазами все плыло. Он рванул Ханца за рубашку и укусил за шею, сильно, до крови, но Ханц не сопротивлялся, только цеплялся за его плечи и трясся. Эрик сдернул с него штаны и нажал на скользкую дырку, пропихивая сразу два пальца. — Поиграть со мной вздумал. Думаешь, это тебе игрушки? — рыкнул он, когда Ханц сжал задницу. — Омегой захотел побывать? Терпи теперь. Ханц зажмурился и тихо заскулил, но расслабился и чуть прогнулся, чтоб удобнее было. А когда Эрик лизнул его в место укуса, то застонал, отворачивая шею в вечном жесте подчинения омеги альфе, на его ресницах блестели слезы. И Эрик замер. Ханц вел себя как настоящий омега. Бета бы так никогда... — Ты что, и правда омега? — прошептал он ошарашенно. — Сколько можно издеваться, — голос Ханца дрожал и срывался, и самого его тоже трясло. — Неужели всем альфам так нравится это? — Что? — тупо спросил Эрик, в голове звенела пустота, в паху горело. Но ярость его уже прошла, ведь Ханц вовсе не развлекался за его счет, не думал поймать его на поводок гормонов и альфа-физиологии. Он был настоящим омегой, настоящим течным омегой. И девственником, судя по силе гормонального удара. — Подожди, подожди, — пробормотал Эрик и вытащил пальцы из задницы Ханца. — Ты... прости. Я не хотел так, просто думал, ты этими... омега-духами облился, а это же так подло. Но ты же омега, да? А зачем скрывался? Ханц отполз и смотрел теперь затравленно, а его член, крепкий и с толстой шляпкой, гордо торчал между ног. И еще у него был бритый лобок и яйца, не говоря уже о заднице, все так аккуратно, без единого волоска. Эрик сглотнул, перед глазами снова начало плыть. Интересно, Ханц специально готовился для него или всегда такой... такой... Он протянул руку и погладил его по колену, подбираясь поближе. Ханц вжался в изголовье кровати, тоже не отрывая взгляда от Эрикова члена. — Нравится? — спросил Эрик. — Погладь его. Пожалуйста. Ханц, как завороженный, протянул руку и неловко провел по стволу: — Такой огромный... — Представляешь его в себе? — Эрик наконец устроился рядом, поцеловал его в шею и утонул в восхитительной смеси ощущений, запахов и чистого желания. — Сколько удовольствия тебе доставит каждый сантиметр. — Мне будет больно, — Ханц снова опустил голову, подчиняясь покусываниям и поцелуям, а пальцы его все так же нерешительно поглаживали Эриков член, принося болезненное почти удовольствие. — Не будет, я ласково. Да и твоя зад... попка просто создана для этого. Ты же омега. Примешь на всю длину и еще попросишь. — Только не надо со мной сюсюкать, — сказал Ханц и всхлипнул, когда Эрик сжал его сосок. А Эрик все не мог оторваться от его шеи, даже засос оставил, рядом с укусом. У него уже были течные омежки, но ни разу не было целки. Ни разу не было никого, кого бы он взял любым, независимо от течки, и омегой, и бетой. — Я же тебя несколько месяцев хотел, — сказал он и прижался к алым, словно воспаленным, губам Ханца. Тот принимал его поцелуи так жадно и в то же время податливо, ни на мгновение не пытаясь повести свою игру. И Эрик опрокинул его на спину и снова погладил горячую дырку, но не стал проникать, просто водил пальцами по кругу, пока не почувствовал вибрацию сфинктера, характерную для готового к спариванию омеги. Ханц раздвинул ноги и, глухо постанывая, принялся вилять задом. Глаза у него стали совсем безумными. Эрик убрал руку, вглядываясь в его лицо. Как давно он не видел такой искренней и невинной страсти, обычно даже течные омеги осознавали силу своего воздействия на альфу. Но Ханц отдавался полностью, вот и сейчас он не попробовал даже потянуться к своему члену или привлечь к себе остановившегося альфу, он лишь раздвинул ноги еще шире и приподнял жаждущую прикосновений задницу. Эрик судорожно вздохнул, сложил его пополам, прижимая колени к плечам, и принялся вылизывать трепещущий, истекающий терпко-сладкой смазкой вход. Ханц тихонько подвывал от удовольствия и метался, но вскрикнул и испуганно замер, когда Эрик начал ему вставлять. — Тихо-тихо, дорогой, расслабься, впусти меня, — прошептал Эрик. — Я не сделаю тебе больно. Он покачал слегка бедрами, наблюдая, как входит и выходит набухшая головка члена. Дырка Ханца слегка припухла и покраснела, распаленная течкой, а еще она с такой готовностью раскрывалась перед ним, что Эрику стоило большого труда сдержаться и не засадить до конца. Но он снова дождался от Ханца дрожи готовности и только тогда стал медленно вводить, потом снова возвращаться, и опять заходить, все глубже и глубже. — Ну, как, чувствуешь? — спросил он, введя член полностью, и погладил Ханца по судорожно сокращающемуся животу. — Да... ты достал мне до ребер... — Нравится? Хочешь еще больше? — Очень, — выдохнул Ханц, виски его были мокрыми от слез. — Скоро будет больше, потерпи. — Как? Еще больше? — распахнул глаза Ханц. — Ты почувствуешь — как. Эрик начал двигаться, наконец-то отпуская себя, ведь Ханц принял его, покорно и с желанием откликаясь на каждое движение.