~~* * *~~
Каникулы проносятся с такой скоростью, что Курт даже не успевает их заметить – он понимает лишь, что это было очень хорошее время, которое именно ему по какому-то нереальному везению довелось прожить. В первый учебный день мальчики слегка даже волнуются, как окружающие воспримут новую подоплёку их отношений (ну, то есть, волнуется Курт, а Блейн пытается поднять ему настроение шутками, шепчет на ухо «Будь храбрым» и крепче сжимает его руку); однако как показывает практика, никто в школе попросту не отмечает разницы. Даже вздумай ребята разгуливать по коридорам и классным комнатам с транспарантами “Мы теперь встречаемся”, все бы только спросили: «О, а раньше-то вы чем тогда занимались?». Так что, к облегчению Курта, сенсации не случается. Хотя, конечно, ему приходится выслушать немало восторгов и, бесспорно, дельных советов от подруг. Он только смеётся, прикрывая рот ладонью, слушая этих доморощенных экспертов по гомосексуальным отношениям. Но девочки искренне радуются за него, как и за Блейна, которого ‘атакуют’ сразу следом, так что Курт терпит повышенное внимание к его личной жизни.~~* * *~~
Некоторое время события текут плавно, не выпадая из отлично налаженной системы. Курт даже, следуя общим настроениям вокруг, всерьёз рассматривает самые разные ВУЗы на предмет возможности подачи заявки, пытаясь совместить два главных критерия: 1) чтобы учиться было интересно; 2) чтобы Блейн мог учиться там же. Хотя, начистоту, Курта терзают некоторые сомнения касательно их судьбы после выпускного. Не в плане опасений, сумеет ли их связь выдержать столкновение со взрослым миром и его взрослыми проблемами. Просто, к примеру, Курту трудно представить Блейна в студенческом общежитии, занимающимся обычными для данного места вещами вроде методичной и однообразной кропотливой учёбы или, напротив, регулярных загулов. Потому что, вы понимаете, Блейн, он человек, который, бывает, не спит до двух ночи, разрывая старые журналы на мелкие кусочки и раскладывая эти кусочки по цветовому реестру, чтобы потом не ложиться ещё до пяти утра, склеивая из них аппликацию в виде невероятных пейзажей несуществующих миров. Блейн тот, кто обожает возиться с малолетними ребятишками, которые ещё даже гукать толком не научились, и при этом он понимает их так, словно разговаривает на их отсутствующем языке. Очевидно же, что Блейн в роли студента – это некий нонсенс. Ко всему прочему, непонятно, чему его могут обучить университеты. Это с учётом-то, что создаётся впечатление, что он УЖЕ ВСЁ ОБО ВСЁМ ЗНАЕТ. Относительно самого себя у Курта тоже есть мнение по этому вопросу, но, тем не менее, он перебирает множество крикливых буклетов, расхваливающих научную базу и углубленность изучения специальностей того или иного учебного заведения. Вот только, мальчик никак не может остановиться на чём-то. Он просто не видит себя и Блейна ни в одном из этих мест. Они для него пустопорожни, пафосны и чужды в той же мере, что и брошюры, их описывающие. Закрывая глаза и представляя будущее, Курт видит, скорее, некую абстрактную свободу, никак не связанную с государственной системой образования. Там, в его воображении, он создаёт нечто прекрасное и глубокое – не ограничиваясь пространством тетрадных листов, но оказываясь миллиардами печатных слов в книге, на корешке которой оттеснены буквы, складывающиеся в его имя. А ещё, там Блейн находится в движении, в танце, то плавном, то резком, что порождает небывалую красоту. И они оба – вместе, а вокруг них – большой город, наконец-то. Животворный глоток воздуха, пусть и загазованного, но символичного. Множество шансов, ещё больше – надежд.~~* * *~~
Блейн всегда замечает колебания Курта, когда тот внимательно просматривает буклеты и оценивает возможности. Он интуитивно понимает, что происходит у Курта в голове, и позволяет ему невозбранно мечтать. Потому что кому, как ни Блейну, знать, сколь огромная мощь заключена в человеческих мечтах. И он всегда это обожал… …кажется. Не то, чтобы он много помнил на этот счёт.~~* * *~~
Всё идёт своим чередом, пока одним февральским утром в школе Курт с Блейном ни проходит мимо доски объявлений, и толстый листок ярко-сиреневой бумаги ни привлекает его внимание. Сначала мальчик читает заголовок, где говорится о проведении творческого конкурса малой и средней поэтической формы среди местных дарований. А затем – его взгляд впивается в его же собственное имя, вписанное самым первым и чужой рукой. - Вау, Курт, ты участвуешь в состязании поэтов! – восклицает Блейн восхищённо. – А почему ты мне не рассказал? - Не поверишь, у меня на языке вертится тот же вопрос, вот только я не знаю, кому его задать. – Бормочет Курт в ответ, ошарашено осматриваясь вокруг себя, словно в поисках подсказки. Но уже через секунду подмечает ещё издали, как у одного из преподавателей, при виде него, загораются глаза. – А, нет. Теперь знаю. Ты не извинишь меня на минутку? – заручившись кивком заинтересованно наблюдающего за происходящим Блейна, Курт решительно направляется к учителю. – Мистер Шустер! Хэй, здравствуйте, мистер Шустер! Это Ваших рук дело? Мужчина прослеживает взглядом по направлению, указанному Куртом, и кивает почти восторженно, словно его только что похвалили за грандиозную идею. Впрочем, судя по всему, сам-то Шустер и впрямь считает эту свою идею таковой. Чудак. На дальнейшие расспросы Курта, мистер Шу каким-то образом в одном очень, очень сложносочинённом предложении поясняет ему: хитрость, на которую он пошёл, несла под собой две цели разом. Во-первых, при общей пассивности учеников в МакКинли, указание в списке хотя бы одного участника могло хоть как-то «раскачать» остальных ребят. Увидев, что кто-то решился, другим было проще поступить так же. А во-вторых, Курт – талантище. У него первейшие показатели по литературе во всей параллели, и он проявляет себя лучшим в стихотворчестве на всех тематических семинарах-занятиях. Однако, по словам Шустера, Курт, будучи ребёнком крайне одарённым, в силу интровертивного характера является ещё и крайне скрытным. - Разве я заманил бы тебя по доброй воле, скажи? – в итоге вопрошает учитель, глядя на Курта почти с укоризной. Тот думает про себя, что, по сути, большой беды в случившемся нет – не впиши его имя мистер Шу, так это немного позднее сделал бы Блейн. Рассудив так и придя к однозначному выводу, Курт соглашается написать стихотворение на конкурс. Обрадованный такой сговорчивостью Шустер хвалит его и, довольный проделанной работой, уходит. Звенит звонок, начинаются уроки, сообразно установленному расписанию, но весь мыслительный процесс Курта начисто занят сочинительством. А точнее, пустотой, что находится на месте сочинительства. Потому что Курт совершенно не имеет понятия, о чём собирается написать.~~* * *~~
Блейн пытается расшевелить бой-френда в течение всего дня, но тот намертво завис где-то на просторах своего воображения. Там нет ничего, сплошной вакуум, который выбивает Курта из колеи. Ведь он не привык к кризисам. С ним такого ещё не было. Но это затягивает, как болотная трясина, и почти ввергает в натуральную панику.~~* * *~~
Неким отвлекающим фактором становится происшествие на совместном ужине их странной недо-семьи. Они все – Берт и Курт Хаммелы с оживлённо болтающим Блейном Андерсоном, а также Кэрол и Финн Хадсоны с Куин Фабрей, на точёном личике которой за маской аристократической вежливости скрывается откровенно изумлённое выражение, словно девушка в лёгком шоке от того, где и с кем оказалась, – сидят за большим столом в «Лайма Бин». Никакой особенной неловкости не ощущается (даже избирательную Куин Блейну в итоге удаётся разговорить), вплоть до того момента, как старшее поколение – будто бы с бухты-барахты – объявляет о своей помолвке. За столом повисает молчание, лишь подчёркнутое непрерывным жужжанием окружающего мира. Первым в себя приходит, разумеется, Блейн: он тут же бросается поздравлять обручённую пару. Затем к завязавшемуся диалогу присоединяются добродушный Финн и обходительная Куин. Курт же молчит. И это длится ещё несколько минут, пока его голос не раздаётся, снова заставляя всех затихнуть: - Я хочу организовать церемонию. Я могу. Позвольте мне. Берт и Кэрол переглядываются с облегчением на лицах. Очевидно, что именно его реакции почему-то они опасались больше всего. Однако вместо согласия, будущая миссис Хаммел произносит мягко: - Не сомневаюсь, что ты сможешь, и, я уверенна, в лучшем виде, но, Курт, боюсь, что ты элементарно не успеешь. Мы с твоим отцом планируем пожениться как можно скорее. Так что это вряд ли будет позже, чем через неделю. - Я справлюсь, – настаивает Курт, чуть наклоняя голову упрямо. Берт улыбается: - Ты всё-таки не волшебник, малыш. Думаю, мы ограничимся стандартной процедурой. - Вы что это – всерьёз? – Курт приходит в ужас. – Нет. Я не смогу этого вынести. Наложу на себя руки, честное слово! Вы должны… - Но всего ведь неделя, Курт. – Напоминает Блейн, видимо, чтобы остудить его пыл, однако, Курт вместо этого только обращает своё преувеличенно сильное негодование на него: - И ты, Брут? – Блейн с виноватым вздохом опускает глаза, но не может спрятать улыбки: Курт действительно забавный. – Вот уж от кого не ожидал! - Но мы же всё ещё встречаемся? – интересуется Блейн, принимая обеспокоенный вид, и Курт только отмахивается, переключаясь снова на взрослых. - Просто дайте мне эту неделю, окей? – просит он у отца с невестой, и, вздёрнув левую бровь, твёрдо добавляет, оглядывая свою компанию с восхитительной самоуверенностью. – Такие как я, если помните, справляются за шесть дней, а на седьмой отдыхают. - Ты сейчас на полном серьёзе сравнил себя с Всевышним? – поражается Куин. В её взгляде в равной доле проявляются как суеверный ужас, так и уважение к дерзости, равной, должно быть, и её собственной. – Считаешь, потянешь? Курт медленно растягивает губы в улыбке и, легко поведя плечом, отвечает собравшимся: - Наблюдайте.