Последний раз

-Где ты?! Мать твою! Покажись! – а в ответ лишь смех, не твой…Его. -Хватит! Тебе смешно?! Прикончи меня, если хочешь! Только прекрати это…прекрати… — Усталость, дикая. В последнее время она стала твоим спутником на пару с Ним. -Прекрати… — Смех лишь усиливается, закручивается спиралью. Садишься прямо на полу в гостиной, напротив балкона, места вашего соприкосновения. -Прекрати… – твердишь, скрещивая по-арабски ноги. Опустить голову, раскачиваясь маятником в попытке устаканить дребезжание где-то глубоко внутри. Так рушатся основы. Так рассыпается фундамент. Треск — щель. Треск – ещё одна. Бреши в твоей обороне, много. -Ну что же ты? – тихий шелест шелухи, обнажающий ядовитый плод. — Ночь ещё только началась. – Поднять голову на голос, заочно зная его обладателя. — У нас с тобой еще уйма времени. Всё только начинается. Замкнулось. Дежавю. Атака вируса на прямой ход времени, заставившая повторять одно и то же по кругу. Опять Он. Он. Он! На долбаном балконе, как тогда, в первый раз. -Что, Аки, всё? Так быстро? – Шепот, уже над правым ухом. Обернуться – никого. -А в тот раз ты был смелее, намного смелее. – Теперь над левым. – Куда всё делось? – Вновь обернуться – и вновь никого. -Глупый Аки. Слабый Аки. – восседает на диване, около тебя. Дозволяет дойти до тебя крупицам мороза, исходящим от его ног. Наглядная картина: господин и его раб. Теперь ты Его раб — пожизненно. Впрочем, это не так долго. -А знаешь, Акира, мне даже интересно: почему именно ты? – твой вопросительный взгляд, и его — господский, зеркально отливающий оттенком металла. -Это ведь мог быть кто угодно: бизнесмен, офисный служащий, мед. работник, строитель — кто угодно. А сделал это ты. Именно ты, Акира.— Ухмылка, синтетическая. -Какого… — выплёвывать под действием сжимающихся стен. Мир сжимается. Его засасывает в черную дыру, что Он держит на поводке. Слишком коротком, чтобы уничтожить всех и вся, но достаточно длинном, чтобы дотянуться до тебя, Аки. -Что опять? Хватит мямлить. Ты же у нас мужчина. Настоящий плейбой, мачо. Ты же сам так говорил, пытался доказать всем. Или будешь отрицать? – От этих слов глаза невольно расширяются, а тело напрягается. Подползаешь поближе к Нему. Удостовериться. Необходимо удостовериться, что именно Он произнес эти слова -Как? Ты знаешь? Но…— Пропустил. Он исчез. Растворился свинцовыми крапинками в мгновение ока. -Это очевидно. Теперь очевидно. – Боковым зрением заметить очертания, аккуратно нарисованные смертью на полотне настоящего. За открытой раздвижной дверью. Он повторяется. Да и имеет ли это значение для хозяина ситуации? -Да кто ты такой?! – Закипаешь под Его бдительным контролем. – Отвечай, когда с тобой говорят! — Он доведёт до точки кипения, чтобы вылепить потом из тебя всё, что пожелает. -Ох, как мы заговорили. Надо же, какие мы решительные. – Его улыбка сливается с атмосферой ночи. — Смотри не подавись своей воздушной смелостью. – Он играет с тобой, со своей мышкой. – Ты ведь пустой, Аки. Я заберу тебя. Смирись. -Сволочь, чтоб ты сдох!— Взрыв истерического смеха. -Поправка. Я уже сдох. Что касается тебя – ты изначально был мёртв. Точка кипения достигнута. Взметнуться с места. Слегка запутаться в собственных ногах с подначки выпивки. Вылететь на балкон, вознамерившись надавать Ему по морде. Ничего не забыл? Он мёртв. Живой ему не ровня. Тут же ощутить на себе его силу. Взмах руки – ты отлетаешь к бортику. Взмах – одно из окон застекленного балкона открывается настежь, впуская ночной воздух. Ещё взмах – и ты уже свешиваешься наполовину, балансируя. -Ну как? Нравится? – Стоит рядом с тобой, по ту сторону, над безлюдной улицей, ломая закон земной гравитации. -Правда, захватывающе? – Заглядывает в лицо. Ты не в состоянии вымолвить и слова. Невидимые руки сжали шею, перекрыв доступ жизни. -Что-то не так? – Барахтаешься. Секунды продолжают бег, отнимая кислород. Ногтями по шее, стараясь избавиться от тисков, оставляя алеющие полосы. Под кожей проступают вены, слезы застилают глаза, постепенно наливающиеся красным. — Запомни, Судзуки, это судьба. Ты сломал мою жизнь. Я сломаю твою – и мы квиты. Ничего криминального. Всё честно. – Движение кистью – и ты со всего маху тормозишь о стену около балконной двери. Падаешь тряпичной куклой на деревянную поверхность. Гул в голове нарастает. Кажется, что слышно, как с хрустом разлетается черепная коробка. Онемение. Остатки бодрствования, съедаемые неумолимо наступающим забвением, и его оскал на прощание. *** Грохот и падение. Громкое, ломающее. Надломленная фигура под отравленным светом люстры, на кофейном ковре, скрывающим капельки драгоценной жидкости. Жидкости алого цвета, застывшей изящными бисеринками на потрескавшихся губах. Той, что ты сплевываешь, даря мягкому ворсу. Завеса окутывает зрение. Нечетко и размыто. Его ноги — всё, что он разрешает тебе сейчас узреть. Боль. Она мелкими струйками просачивается в тебя. Превращается в один поток, смывающий все шесть чувств. Силы. Ты забыл, в чём их суть. Стальным тараном в живот. Тебя подхватывает, отцепляя от облюбованной тобой поверхности, прижимая желудок чуть ли не к самому хребту, впечатывая тебя в стену над диваном. Твой надзиратель. Напротив тебя с вытянутой рукой, направленной на подвешенное, как соломенное чучело, тело. Его кисть в сжимающем жесте. Его боль, расцветающая ржавчиной в некогда карих глазах. Резкий взмах в направлении стеллажа – ты вторишь ему, прошибая несколько полок, слегка зацепив телевизор. Вновь боль. Напоминает о себе. Её примесь растёт. Ещё чуть-чуть. И поток накроет тебя. Чуть-чуть. Он оттягивает. Доводя тебя до пика, до максимума страданий. Обратный жест – стена. Та же, запечатлевшая отпечаток избитого существа вторично. Стиснуть зубы. Зажмурить глаза, глотая звуки, глотая боль с привкусом собственной крови. Дыхание. Непостоянное. Через спазмы легких. Через давление рёбер. Ноги и руки болтаются на весу. Словно нет связи с мозговым центром. Их пришили нитками, как у мягкой игрушки. Полоски света перед взором – линии угасающих мыслей. Губы невольно растягиваются в то, что принято называть улыбкой. Улыбка с рубиновым осадком на зубах. И вновь знакомый маршрут. Туда-сюда. Краешком глаза замечая его размазанные черты, с бликами торжества, с тонами безумия. Больно. Новый порез. Не прерывается, доставая до костной структуры. Больно. Новая ссадина. Перебои в работе сердца. Больно… Рухнуть на диван. Ему надоело швырять тебя, скучно. Нужно что-то новое. Попытка подняться. Зря. Несчетные ушибы дают о себе знать, ударяют пушечными ядрами. Упасть на светлую обивку. Трясущиеся конечности не в состоянии удержать. Вдыхать, уткнувшись носом, запах кожзаменителя. Ища Его глазами, по мере возможностей. Испарился? Если бы… -Что-то потерял? – Не слышишь, чувствуешь по прикосновению холода, разлившемуся между твоими лопатками. -Ты, – грудной хрип, произнесенный отрывочно, рвано. -Я, а ты ожидал кого-то другого? – Гладит между лопатками по потной ткани, украшенной пятнами крови, местами порванной. Так притворно ласково. Словно не по его вине ты с трудом каждый раз выбирался из черной завесы в разных частях твоего дома. Словно не по его вине ты шел за новой дозой алкоголя, каждый раз повышая лимит, каждый раз забредая в туалет, чтобы излить наружу токсичную смесь. Опустошая себя физически, духовно. -Отвали, — снова хрип, помноженный на скрежетание. Нет желания. У тебя нет желания посмотреть на Него. Не пугает. Он, сидящий около тебя. Такого беспомощного. Нет, не пугает. Уже нет. -Надо же, какие мы храбрые. Видимо, тебе было мало. – Не отвечаешь. Тебе всё равно? Ты приспособился…или же смирился? -О, понятно. Решили в молчанку поиграть? – Ни малейшей реакции с твоей стороны. Только отчуждённость. – Тогда ты не будешь против повторить аттракцион? – Лишь натянутая тишина с запахом чужой крови. – Молчание – знак согласия. Водоворот сероватых узоров – и твой мучитель около покалеченного стеллажа. Его улыбка, Его губы, наполненные кислотой цвета инея. До изнеможения знакомые тебе. До беспамятства забытые тобой. Опустить веки, чтобы тут же почувствовать рассечённые тобой слои воздуха, кратковременно. В момент ощущение воздушной массы сменяет боль в спине, расцветающая обширным иероглифом. Выдох наполовину. Скрип и едва слышный шлепок с нотками шелеста. Вихрь Его силы — и ты возвращаешься на диван, отпружинивая от его спинки, попадая в мягкие объятия искусственного материала. Зарыться лицом. Пропуская всё насквозь. Словно призрак ты, а не Он. Будто нет этого мракобесия из перевернутых цветочных горшков, сдёрнутых штор, изуродованной мебели и множества щепок на полу. -Что это? – Лёгкий поворот головы в его сторону с налетом безразличия. Безразличие, разбившееся о его эмоции. Страх, паника, ужас, смятение, негодование и… нежность? Непонимающе. Он непонимающе сверлит взглядом альбом с твоими фотографиями, выпавший из покорёженного ящичка, отворившегося в знак капитуляции. Распахнувшиеся слегка пожелтевшие страницы смотрят на Него. Смотрят вместе с конвертом, спрятанным когда-то между ними, неизвестно с какой целью. -Что это? – подлетает к тебе, оставляя позади себя шлейф из тумана. – Что это? – Его глаза хаотически блуждают по твоему лицу, пытаются прочитать ответ по мимическим складкам. – Как ты вообще посмел? – вопрошает, когда ты тихо уходишь от Него, отдаешься тёмному миру. Только на этот раз твой организм уходит туда с радостью. Ему нужен тайм-аут. – Что же ты натворил, Аки… — слышишь его голос, чувствуешь его касание к своей щеке. Греющее касание, как и тогда, в спальне. – Что же ты натворил… — доходит до тебя отдалённое эхо, когда ты теряешь сознание.