SYML — The War; Шура Кузнецова — Воздух.
Отвращение ютилось во мне, как что-то чуждое и неправильное, давило и вынуждало испытывать дискомфорт. Всё, что окружало меня — это сгусток темноты с редкими и непонятными проблесками в виде ярких и слепящих бликов. Я думала, что горела. Может быть, я так много кричала, что потеряла голос, а боль уже не ощущалась так сильно из-за повреждённых нервных окончаний, и всё, что мне осталось — терпеть противный душащий жар. Когда это состояние исчезло — так плавно и незаметно — мне показалось, что конец стал настолько близок, что дышал уже не в затылок, а прямо в лицо. Это было похоже на смерть, в конце концов мирную и долгожданную. Я бы поверила, мне бы хотелось, но я продолжала чувствовать, будто то даже спокойствие, и думать. А затем я перестала и мыслить, отдаваясь в свободное падение. Ощущение легкости и безмятежности окутало моё тело, так что я перестала ощущать границы собственного сознания, словно стала всем вокруг и ничем одновременно. Мысли о том, что у этого чувства может быть конец даже не приходили мне в голову, потому что мне казалось, что происходящее уже конец, до тех самых пор, пока мне не почудились мелкие капли дождя и я не разбилась о водную гладь. Хриплый вдох напугал меня, заставив вздрогнуть, пока я не поняла, что он принадлежит мне, и я являюсь лишь частью себя, а не всего мира в целом. Что-то влажное скользнуло по лбу, и, приглядевшись, мне стали заметны чьи-то руки, а позже уже и лицо. — Эллисон! — удалось восторженно прошептать мне, приподнимаясь на локтях, чтобы в ту же минуту ошарашить Арджент своими пылкими объятиями. — Я-то думала, что умерла, и вы все… Воспоминания с такой тяжестью обрушились на меня, что я забыла, как дышать, я почти забыла, что не видеть цвета — уже не норма. — Мы в больнице, — поспешно объяснила девушка, видя мой растерянный взгляд. — Как ты чувствуешь себя? Перестало тошнить? — Тошнить? — беспомощно оглядевшись, я убедилась, что вокруг не единого завораживающего цвета, только серость и холодность. Зато вместе с тем приглянулась и влажная тряпочка в руках подруги, и внезапно все мои ощущения и даже капли дождя смогли обрести логику. — Ты отравилась бензином и тебя тошнило. Желудок промыли, так что думаю, тебе должно стать лучше, если не уже. Я отмыла грязь с твоего лица, но если хочешь, здесь есть душ и новая одежда на стуле. — А остальные? Они живы? Где Стайлз? Тео? — Теперь всё в порядке, только Стайлз в 311 палате, а остальные подробности я могу сообщить тебе позже. Отдохни, времени достаточно. Я чувствовала нарастающую боль в висках и вместе с тем я знала, что реальность изменяется, но мне не хотелось этого видеть. Будучи с закрытыми глазами я ощущала эти вспышки света перед собой, и осмелев открыть их, увидела болезненные мерцания, а комбинации цвета с завидной скоростью менялись, заставляя меня мысленно кричать о помощи. Когда все утихомирилось и вновь стало черно-белым, я услышала сквозь белый шум голос Эллисон: — Что происходит? Лидия? — Я… мне нужно найти Стайлза, прости. Эллисон… ты чудо.Joseph William Morgan — let go; houses – a quiet darkness.
Я мгновенно выбежала из палаты, на что моё тело ясно выразило своё недовольство. Пытаясь временно избавить себя от мыслей о головной боли, боли в коленях и от чувства вины перед Эллисон, я бросилась искать 311 палату. За всю свою короткую жизнь мне ни разу не приходилось бывать в больнице, так что в некотором роде мою суетливую пробежку по коридорам можно было принять за культурное ознакомление с городской достопримечательностью. По длинному и, казалось, нескончаемому проходу передо мной номера палат шли в порядке убывания от трехсот сорок шестого, и когда до нужной мне оставалось каких-то двадцать больничных комнат, я столкнулась со стеной, завершающей коридор. Пришлось возвратиться обратно и ещё несколько раз сделать замечание себе о том, что не спросила Эллисон, куда мне идти. Зато был повод и радоваться: я наконец вернулась в прежнее состояние забывчивой, зато ужасно любопытной девушки. Это же заставило меня огорчиться и я решила, что ещё вернусь к осуждению своих поступков, но желательно позже. Когда цвета зарябили чуть менее навязчиво прежнего, проявились почти полностью, хотя и окрашивали эти стены, людей и плакаты в бледные, почти незаметные оттенки, то помимо стойкого ощущения, будто меня окунули в прошлое, я увидела другую грань надежды. Бросилась бежать к лифту так быстро, словно боялась, что если сейчас не успею — потом будет совсем поздно, но когда из столпившихся пациентов или персонала вышел растерянный парень, ростом выше, чем почти каждый рядом с ним, то резко остановилась от неожиданности, вероятно, привлекая лишнее внимание. Любые «почти» мучающие меня до этого бесследно растворились, и теперь я видела живого Стайлза; такие яркие цвета, что хотелось плакать от ощущения реальности, ощущения того, что я живая; и уже не почти его улыбку. Я чувствовала себя непривычно: всё тело дрожало, когда мы оказались друг напротив друга, а выразить хотя бы сотую часть своих абсурдных и спутанных мыслей казалось невозможно. Почти дотронувшись до его плеч, чтобы обнять, я испуганно отшатнулась назад, боясь причинить боль. — Ты..? Хотелось спросить, как он себя чувствует, была ли операция, куда в конце концов попала пуля, видел ли он цвета или нет, но я больше не сказала ни слова. Стайлз тоже молчал, только кивнул, будто отвечая на один из этих вопросов или выдавая своеобразное «все нормально», а после сам притянул к себе, прижимая так сильно, что я своей грудью ощутила, как через его тонкую рубашку учащенно бьется сердце. Все чувства: страх, волнение, ужас, радость, переживание, облегчение, благодарность, умиротворение — смешались в одно, и, кажется, поселились в грудной клетке не давая дышать. — Эй, Стайлз! Ох, вот вы где, — я смутно признала голос Скотта, выбивающийся из полной тишины. — Не хотелось бы нарушать вашу идиллию, но должен сообщить, что твой отец уже договорился обо всем, осталось только дождаться восьми. — Договорился? Что успело произойти и почему у меня такое ощущение, что он в сознании провел больше, чем я? — МакКолл слишком подозрительно переглянулся со Стайлзом, после чего они оба попытались заговорить, но напрасно. — Сколько вообще времени? — Недостаточно, чтобы просвещать тебя в технологии будущего, но вполне хватает, чтобы через пару часов сказать нам «доброе утро!». Я пойду. Стайлз? — А, да, все нормально, помощь не требуется. Я поставлю её в известность или… никогда не поздно свалить все на Эллисон. — Стайлз! — я с возмущением уставилась на парня, пытаясь всем своим видом показать, что яснее мне ничуть не стало. — Тео увезли с ФБР, Марта всё ещё с нами и эти двое, вероятно, не единственные убийцы. Надо собираться. Как ты себя чувствуешь? — После вашей промывки моего неокрепшего мозга хуже. Спрошу всё у Эллисон, а потом… а потом снова у тебя, потому что я запуталась. Просто… всё ведь будет нормально, правда? Видишь цвета? Ты напугал меня! — Я вижу, теперь да. Лидия, всё будет хорошо. Мы обязательно поговорим, но сначала всё должно закончиться. — Ты прав, вернусь в палату. Я так и не спросила: тебе разве не делали операцию? — Ради царапин? — парень с насмешкой уставился на меня и помотал головой. — Твоё волнение того совсем не стоит. — Что же, придется поверить тебе на слово, — я улыбнулась ему перед тем, как развернуться и покинуть коридор в смятении.***
daughter – smother
— Оба ничего не сказали? — Эллисон задорно хихикнула, закатив глаза. — В их стиле. Почти ловко поймав летевшее в меня белоснежное полотенце, я жестом пригласила Эллисон в душевую комнату. — Я надеялась получить ответы от тебя, но даже не знаю, с какого момента мне спросить. Ну, например… Марта? Как вы вообще нашли нас? Или, может, что, блин, произошло? Включив воду, плавно повернулась к Эллисон: — Ну, если тебя не будет смущать мое присутствие в ванной, пока ты будешь рассказывать под мерное течение воды. Арджент сощурилась, скептически оглядывая меня, так что в воздухе повисло негласное «серьезно?». — Я работала с трупами и периодически моей работой было копаться в куче дерьма. Так вот, я похожа на человека, которого что-то может смутить? — Действительно. Так..? — Пожалуй, надо начать с этого: мы подозревали Марту до того, как подозрения в твоей голове успели зародиться и воплотиться в реальность. Простая процедура проверки работников кафе после инцидента с цветами в шкафчике заставила усомниться в Марте и любые последующие действия с её стороны в том числе. Но даже тот факт, что она регулярно протирала руки антисептиком, а в её сумке нашли стертые листья аконита не давали нам повода посадить её, только опросить. Стайлз и Скотт настаивали на этой процедуре, но Джексон предложил дать шанс доиграть им в игру. То, что Марта не была исполнителем подтверждалось её алиби на момент убийства любых жертв, и это не беря во внимание тот факт, что все жертвы называли насильника «он», а в лаборатории до сих пор хранятся данные, касательно следа от подошвы мужских кед. Мы предположили, что она даже не знает убийцу, ведь он вряд ли бы хотел иметь хоть какой-то риск быть узнанным, но мы знали, что они контактируют, хотя и не лично. Из этого мы узнали, что её основная задача контролировать наши действия и сообщать о них второму участнику. Так мы переходим ко второй части, где я рассказываю тебе, что мой медальон всего лишь жалкий повод повесить на тебя датчик местоположения на глазах у Марты. Это должно было быть менее драматично, но вообще-то твоя реакция только на руку пошла, это как причина не рассказывать тебе о Марте раньше. — Что? — я удивленно выглянула на Эллисон из-за душевой шторки. — Серьезно? — Прибереги эту фразу для дальнейшего, солнце, — Арджент изобразила милую улыбку на губах и продолжила, не дожидаясь, пока я вновь скроюсь за ширмой. — Позволили ей наблюдать за тем, как мы располагаем прослушку. Последний цветок она подбросила, когда вы шли в участок. После того, как тебя отвезли на работу, от Джона Стилински поступило сообщение, что наш запрос в ФБР был принят, и во главе с ним направили группировку в Бейкон-Хиллс. Никто из наших офицеров не собирался препятствовать твоему похищению, потому что ради него тебя и привезли в это кафе. Мы потеряли связь с тобой на некоторое время, но Тео не собирался убивать тебя до того как мы явимся, хотя в первоначальный план наше присутствие не входило. Делаю отступление о том, как мы ещё предположили, что Тео будет там: Эрика уже не была жива, когда мы приехали с Джексоном на место, зато сил хватило написать его инициалы. Всего скорее Эрика даже не входила в их план. Нашли твои координаты, прибыли на место, и после того трюка с окном он попросил подойти Стайлза. Я думала, он хочет договориться, что тоже было странно, но он лишь хотел, чтобы тот смотрел, что тоже оставляет место фантазии. В следующий раз я уже увидела, как тебя несли к машине скорой помощи. Стайлз вышел напуганный, держался за плечо, не пытался отшучиваться из-за нервов. Рана оказалась сквозная, даже не пришлось извлекать пули, но его все равно увезли так же на скорой, как минимум потому что он бормотал, что не видит. Позже выяснилось, что не видел он цвета, а не ослеп от пламени… — Но я видела как он падал и терял сознание, — я выключила воду и пару секунд задумчиво смотрела на Эллисон, обернув полотенце вокруг талии. — Падал. Я даже думала, что он умирает, как он мог вы… как он… — Пожарные не находили его на полу или что-то вроде, он был где-то возле тебя и пытался уберечь вас обоих от огня, Лидия. Из вас двоих ты единственная, кто не была в сознании в тот момент. — Я выдумала себе его смерть? — мой взгляд устремился куда-то мимо Эллисон, пока я задумалась о происходящем в ту минуту и о том, что из прошлой информации звучит менее запутанно. — Ладно, я… я поговорю с ним об этом позже. Что ещё? — Ну, например, то, что ни Тео, ни Марта не высказали своих целей и в принципе продолжают молчать, зато некоторые вещи заставляют без умолку болтать Стилински и спрашивать у всех не сбредил ли он. Дом, в которой тебя привезли принадлежал Питеру Хейлу и тогда Стайлз решил, что рабочее положение двух героев — официанты — вписывается к Питеру. А то, что действия Тео и Марты выглядят как действия одного человека его интерес только подпитывало, в особенности, что ни он, ни она цвета не видели, зато всех рыжеволосых определяли точно. Говорит, что для такого мошенника и убийцы, как Хейл, сесть в тюрьму из-за ограбления кафе черт пойми где, когда он мог бы сидеть за серию убийств против правительства — слишком несправедливо, даже если ему смогли приплести несколько статей. Не знаю, может, поэтому он решил, что рассказать о случившемся у меня получится лучше. Чтобы не смотреть тебе в глаза и видеть там «с ума сошёл?». К восьми часам мы едем навещать Питера Хейла, но вряд ли он просто решит все рассказать. Поэтому-то до сих пор мучают Марту. Не физически, разумеется. — Я не слишком понимаю, какая выгода у Питера Хейла делать это, но я бы могла поверить. К тому же, Тео задал мне вопрос. Вернее, его задала я, но он хотел, чтобы я поняла, что есть кто-то ещё. Мне казалось, что речь о его «гостях», которые должны были вот-вот появиться, но гостями оказались вы. Я просто… надо переварить. К тому времени, как мы с Эллисон уже оказались в палате, она развернулась ко мне с выражением легкой печали и долго смотрела так, прежде чем задать вопрос: — Хочешь о чём-то ещё поговорить? — О смерти, если честно. Её чертовски много стало в моей жизни, я никогда не сталкивалась с чем-то подобным настолько… близко. То есть… она буквально везде. Страшно осознавать, что это даже не от нас зависит. Сегодня у меня есть близкая подруга, завтра может не стать, вчера существовал некий мистер Уинстон, сегодня вы уже расследуете дело о его убийстве, сегодня я рисую первый снег, завтра на него льётся моя кровь. Мне казалось, всё шло совсем не по плану в том доме и я почти поверила, что умру, хотя по началу этой мысли даже не было, я просто была в ужасе и ошеломлена. Если и существуют какие-то способы повзрослеть, то это был не самый приятный. Я просто… рада, что вы живы. — Мы все через это прошли, — Арджент окутала меня в свои объятия, мягко улыбаясь. — Здесь это нормально. Но я хочу, чтобы ты не боялась сказать, если это всё вдруг перестанет быть нормальным для тебя. Все реагируют по-разному и если этот случай отложит отпечаток в виде психологической травмы, я бы хотела убедиться, что ты знаешь: мы рядом и мы поможем. — Спасибо, — прошептала, едва шевеля губами. Я даже не уверена, что Эллисон расслышала. — Хороший момент, чтобы позвонить маме и сказать, что все в порядке. — Она здесь, не нужно никуда звонить. Я сменила её, когда твой желудок успокоился, а она уснула. Ей разрешили занять соседнюю палату, хотя она и отказывалась. Можешь навестить её. Я двинулась к закрытой двери, но остановилась, как только хотела дернуть за ручку. Легкий холодок, пробежавший по кончикам пальцев от металла, вновь напомнил мне о медальоне. — Месяц ещё не прошёл, но мне кажется, это нужно вернуть тебе, — я потянулась к серебряной застежке, но Арджент остановила меня. — А мне кажется, он тебе ещё пригодится. Можешь отдать мне его сейчас, чтобы мы извлекли оттуда датчик, но я бы хотела, чтобы он остался у тебя. Это действительно что-то вроде семейной реликвии. — Но я не… это же важно для тебя. Мне совсем нечего дать взамен. — Ты права, важно. Поэтому и хочу, чтобы он был у тебя. И разве я просила о чем-то взамен? Конечно, она не просила, но и принять такой подарок было чем-то необычным для меня. Она буквально отдает часть себя, а мне остается только сказать «спасибо»? И тем не менее отказать ей было сложно, я даже не была уверена, что существовал хотя бы один способ сказать ей «нет», когда она так очаровательно улыбается. — Вот и чудно. Я тихим шагом пробралась к медицинской кровати, на которой спокойно спала моя мама. Как только я попыталась сделать ещё пару шагов к ней навстречу, она тут же распахнула глаза, как будто только и выжидала, что её навестят. Я слабо улыбнулась, переживая, что сейчас меня начнут отчитывать или что-то вроде, но она резво соскочила на пол, обнимая меня за плечи. — Надеюсь, ты не пыталась убить моих друзей, — слабо усмехнулась я, утыкаясь в плечо мамы. — Я пыталась им не мешать, чтобы ты вернулась живой. Пообещай мне, что такого больше не будет, — она подняла голову, заглядывая мне в глаза, и ища там, наверное, немое «конечно, всё будет хорошо», но ей так же, как и мне слабо верилось. — Ты же знаешь, что не могу. Я не хотела, чтобы ты переживала, извини. — Знаю, что не хотела. Я люблю тебя, Лидия, но ты уже довольно взрослая для того, чтобы читать тебе нотации, просто хочу напомнить, чтобы ты была хотя бы… осторожнее. Пожалуйста. — Я буду. Через пару часов в палату заглянула Эллисон, неловко переминаясь с ноги на ногу, что было странно для неё. Но когда она заговорила, стало ясно, что она просто волновалась за реакцию Натали. — Мы уже собираемся к Питеру, хочешь с нами или поедешь домой отдыхать? Разумеется, я хотела с ними, но так же боялась, что мама решит запретить, и в этот раз я бы не могла сбежать из больницы или сделать что-то в стиле предыдущих выходок, потому что уже заставила её не спать сутки, но она молчала. — Я поеду, — обратилась к Эллисон, а после повернулась к матери. — Но останусь, если ты из-за этого не вернешься домой и не ляжешь спать. — Всё нормально, езжай. — Мам, — остановилась на пороге, чтобы с улыбкой повернуться к ней. — Я тоже тебя люблю.***
Rag'n'Bone Man – Human
Тусклое освещение, особенно в здании вроде тюрьмы, всегда побуждало меня нервно оглядываться по сторонам и пугаться любого шороха, но, вероятно, усталость или почти привычка заставляли игнорировать эти вещи, молча слушая размерный стук каблуков Арджент и держа Стайлза за руку. Эллисон быстро увела меня в комнату наблюдения, когда старший и младший Стилински оказались по другую сторону стекла — в допросной, где их уже ждал Питер Хейл, склонив голову вниз. Завидев их, он тут же выпрямился и даже заулыбался, как будто его пришли освобождать, а не наоборот. Черт его знает, о чем он думал в тот момент, но сейчас мне казалось, что Питер большой любитель создавать раздоры и драмы ради собственного веселья. Он не казался мне таковым в нашу последнюю встречу, и я с легкостью сделала неверный вывод, что он неопытный в своем деле и едва ли может занимать позицию шахматиста или учителя, как выражался Тео. Если Хейл причастен к этому, у меня не останется сомнений в том, что он самый настоящий демон, но он же и напоминал о том, что все монстры — люди, как бы не хотелось свалить всё на нечисть. Питер не был приятен мне, но и ненависти к нему испытывать не получалось. Я всё ещё думала, что делать поспешные выводы рано, даже если один его вид заставлял вспоминать, что такое страх. Джон Стилински вел себя так, словно они уже знают правду, словно Питеру некуда деваться и остается только произнести «что ж, вы правы, я и есть убийца», и ложь о том, что Тео с Мартой любезно поделились этой информации легко слетала с его губ, но Питер не велся. Только качал головой и склонял голову вниз, словно сдерживал приступы смеха. Это продолжалось недолго, ему легко удалось вернуться в образ самодовольного. — В прошлый раз на меня эти уловки не сработали, в этот раз тоже не прокатит, — уголок его губ скользнул вверх, превращая обычную ухмылку в дьявольскую. Питер не был бы демоном. Питер был бы самим дьяволом. — Боюсь, я не знаю, кто такие Марта и Тео. И мне кажется, они меня тоже не знают. И это было удивительно. Он сидел за другой стороной стола, будучи в наручниках, а к вечеру ему нужно было вернуться за решетку, но он все равно был горд собой, был рад и все равно умудрялся всем своим видом заставлять не сомневаться в его причастности, в его действиях и в одной повторяющейся его мысли: «как ты меня поймаешь?». — Меня почти обижают эти заявления, но я рад вас видеть, если честно. Мне только одно интересно: если у Вас, Стайлз, появится ребёнок, он тоже попытается меня в чем-то обвинить? Это как-то связано с наследственными заболеваниями или нет? Я вздрогнула от того, как резко открылась дверь в допросной комнате, словно до этого момента была под гипнозом. Это был Джексон, прошедший к Питеру со скрытым самодовольством, чтобы показать что-то на телефоне. Я признала голос Марты спустя пару минут, и по коротким паузам в её речи, которые я сначала приняла за показатель лжи, можно было понять, что та или успокаивается от истерики или предвещает её. — Они не заставляли меня это делать, я сама. — Ты виделась с Питером или только слышала о нём? — Виделась, но не в это время. Это было давно, и я сочла его хорошим человеком. Я имею в виду не тот случай в кафе. Тогда мы уже были знакомы. — Правильно ли я понимаю, что ты была замешана в деле, за которое его тогда и взяли. Марта? Если ты будешь говорить правду, это учтут в суде. — Была. До того, как вашу сотрудницу прислали к нам работать и следить за обстановкой ещё одного. — Как вы познакомились с Питером Хейлом? — Март, 2016 год, Техас, Даллас. Мой брат погиб, а полиция совершенно ничего с этим не сделала, повесив ярлык «несчастный случай», хотя это очевидно было не так. Я разозлилась. Питер сам нашёл меня возле полицейского участка, рыдающую на задворках. Спросил, к чему слёзы, и когда я уже хотела его послать, он предложил помощь. А какая помощь могла быть? Я не согласилась, но он оставил визитку магазина «для юных принцесс» с номером телефона. Я забила примерно на неделю, пока не решилась позвонить. Я не знаю, каким образом он помогал мне, но он нашёл убийц и позволил смотреть, как их убивают. Даже спросил, не хочу ли я чего-то особенного, но мне просто хотелось побыстрее закончить. Я не могла уйти просто так и думала, что он попросит большую сумму денег, но он лишь просил мою преданность. В противном случае, запись с тем, как я смотрю на убийство двух людей попала бы в полицию. Говорил, что сможет позаботиться о том, чтобы это выглядело как сокрытие или что-то хуже. В тот день в кафе он отдал мне диск с этой записью и сказал, что я могу оставить его себе и в конце концов даже смогу уйти, но тогда его посадили. Диск… всё ещё у меня дома. Я хотела уехать в другой штат или страну, но вечером меня навестил Тео. Не для того, чтобы пригрозить или что-то в этом роде, для того, чтобы предложить. За всё свое время с Хейлом я не сделала ничего особенного, была кем-то вроде наблюдателя в нужных местах, чьей-то пассией на светских вечерах ради прикрытия, совсем редко вела переговоры. Меня не заставляли убивать, только смотреть. И я подумала, что у меня два выбора: я называю себя свободной и ухожу, и я остаюсь. Я чувствовала, что обязана, хотя на самом деле, наверное, нет. Его никто не покидал, как говорил Тео. И дело было совсем не в том, что он мог бы убить. Они все действительно становились преданы. Я даже не понимаю, как… как это работает, но он не был похож на психопата, хотя все мы знали, что он не шампуни в розовых чемоданах продает. Мы все знали, кто он, и все верили, что он нам как отец. Я… запуталась. Я знаю, что всё это неправильно по нормам, но не жалею и жалею одновременно. Питер имеет отношение к этому делу, потому что это его желание убивать именно так. Для него это… не так, как для нормальных людей или психов, получающих удовольствие от процесса убийства. Он хотел, чтобы мы делали это его мозгами и своими руками, но не всегда получалось так, как бы хотел он. Впрочем, сама задумка его устроила. Тео разговаривал с ним, потому что знаком был ещё раньше меня, я не знаю многих подробностей обсуждения. Мне пока нечего сказать. — Спасибо за сотрудничество, Марта. Это учтут в суде. — Питер увидит эту запись, верно? — Верно. — Извини меня. Марту выставят в суде, как запуганную девушку, которой легко было манипулировать, но даже если её не посадят, будет ли у неё шанс нормально жить? Трудно ответить. Джексон убрал телефон и молча вышел из комнаты, почти тут же оказываясь в нашей. Питер молчал какое-то количество минут, но после вернул улыбку. — Я не осуждаю, можете передать ей. Что же… если вы хотите услышать ответы, я хочу увидеть её. — Встречу с Мартой тебе обеспечат в суде, я бы загадал что-то другое, — сухо пробормотал Джон, свободно откидываясь на спинку стула. — Разумеется, мне стоило говорить конкретнее. Я хочу увидеть не только вас, но и Вашу спутницу. Как она? Живая? — он знал, что живая. Иначе бы не смотрел сквозь зеркало прямо на меня, словно бы видел, где я стою. Это заставило меня резко отойти на пару шагов и удивиться тому, какой дрожью меня пробрало. — Он не знает, где ты, успокойся, — Эллисон схватила меня за плечи, вставая рядом. — Лидии здесь нет, — отрезал Стайлз, в упор смотря на Хейла. — Я жду, — только после этого он соизволил опустить свой взгляд на Стайлза. — А теперь мне правда любопытно: Вы, Стайлз, ни разу не задумывались, почему рыжие? Почему Лидия? Неужели соврете мне или себе? Предположения? — Ты видишь цвета. Твоя родственная душа… — Банальщина, — фыркнул мужчина, закатывая глаза. — Неужели всё-таки соврете себе? Родственные души очень хорошая тема, если покопаетесь в своих мозгах и озвучите правду, окажетесь очень близки к пониманию моих замыслов. У меня не было никакой родственной души и это не трагичная история моего прошлого. А цвета вижу. Интересно, не правда ли? — Как? — Не спрашивай «как», — повысив голос, он с раздражением сменил свою расслабленную позу, двинувшись корпусом вперед. — Спроси «зачем», раз уж начал. Как? В мире, воспринимающем родственных душ за религию объяснить «как»? Любая система имеет сбой, вы не знали? Люди могут видеть цвета, влюбившись в другого человека, а значит ничего не мешает мне потратить своё свободное время на создание чего-то, позволяющего воссоздавать те же колебания. Позвольте преподнести вам урок, мистер Стилински: не все в нашем мире совершается ради или из-за любви. — И всё же. Чего ты пытался добиться, если месть для тебя слишком низко? — Вы правы, низко. Но досадить всё же немного хотелось. И всё же я едва понимала причину такого резкого откровения. Его слова окутывали тайной даже самые простые вещи, и сам Питер Хейл был одной большой нераскрытой загадкой, что заставляет выводить два варианта: ни одно его дело ни черта не стоит, и Питер в самом деле обыкновенный нарцисс, желающий больше внимания, выставляя всех идиотами и клоунами в своём собственном цирке; Питер Хейл жаждет хоть чьего-то понимания. — Пусть так, тогда зачем? — Я уже выдвинул свои требования. Хотите подробностей, дайте мне увидеть её. По вашему мнению я как-никак пытался убить её. — Лидии здесь не будет, тебе уже дали понять. — Тогда, полагаю, вы можете отправляться в суд. Я взглядом обратилась к Эллисон, чтобы спросить, могу ли я туда войти и не будет ли это глупостью, на что она просто слабо усмехнулась. — Глупо, если собираешься попытаться набить ему морду. Дверь открыта, если ты хочешь утолить свой и его интерес. Я взволновано остановилась возле допросной, несколько раз порываясь шагнуть за дверь, при этом будучи уверенной, что каждый в той комнате знал, что я стою снаружи. Задержав дыхание, толкнула дверь внутрь и тут же оказалась замечена Питером. Он слишком по-доброму смотрел на меня, будто я была ему хорошей знакомой или родственницей, что тут же заставляло забыть о его деятельности. — Рад видеть Вас, Лидия. Схватила стул возле стены и придвинула его к столу, опускаясь рядом со Стайлзом, почти удачно игнорируя его вопросительный взгляд и ожидающий от Питера. Однако я совершенно не знала, что сказать, хотя за стеной смелости вполне хватало, чтобы следить за движениями Хейла и задавать себе самые странные вопросы о нём. — Вы и впрямь очень красивая. Не забавно ли, что мы могли бы встретиться в другой ситуации, но в итоге в какой-то гадкой тюрьме? Ну так… неужели не накопилось вопросов? Я решила, что он собирается и дальше использовать подобие флирта, хотя вероятнее всего был асексуалом, но на этом решил закончить. Я подняла взгляд на него и осознала, как чертовски это затягивает в пустующую бездну мрачно-серых лазуритов, хотя так же казалось, что при нормальном свете цвет его глаз скорее небесно-голубой. Это ужасало, но я не могла отвести взгляд первая. Даже если то и было глупостью или правдой, мне казалось, что стоит это сделать, я признаю наше поражение перед ним. Это было похоже на схватку львов: кто первый опустит взгляд, тот и слабее, а участь второго — оставаться вожаком. И это навело меня на мысль, что люди Питера Хейла что-то вроде волчьей стаи. Он делал что-то для них, они для него и даже могли рвать глотки друг за друга. У каждого были свои причины не уходить, возможно, он даже выделил им устройство для «цветного» зрения, но раз они оставались и были действительно преданы ему, Питер был талантливым руководителем. И тогда мне вспомнились слова Марты. — Что для Вас убийства, Питер? Он обрадовался так, будто я задела его любимую тему, хотя моё «обрадовался» всего лишь означало резвое оживление на его лице. Питер постучал пальцами возле открытой папки, лежащей на столе, указывая, чтобы я открыла её. Я обратила внимание на обоих Стилински, ожидая реакции, словно не могла решить сама, а можно ли трогать это. Стайлз слегка качнул головой, и я потянулась к вложенным листам на первой странице, будто бы они не входили в само дело, но отношение к нему имели. Тогда я поняла, что о нём рассказывала мне Эллисон. Пробежав взглядом по ярким газетным заголовкам, я ощутила сухость во рту, будто бы предвкушая что-то опасное. — Открывай фотографии, давай. Разложила перед собой небольшие снимки, отчаянно не желая принимать то, что видела на них. Мне не хотелось выбежать, пожалуй, только из-за того, что это было лишь на фото, не прямо передо мной в реальности. Это шахматная доска, протяженностью в несколько городов, где каждое место преступления равно полю, занимаемому шахматной фигурой. В памяти точно воспроизвелись слова Тео:В последнее время так полюбились шахматы, что пришло научиться играть в них. И, знаешь, я неплохо освоился.
Об этих шахматах говорил он. Появилось желание выбежать из комнаты, но я оцепенела, засмотревшись на фигуру коня. Тело было человеческое, покрытое черной краской, что обычно используют на живых статуях, а голова, что предсказуемо, была настоящего коня. Тот конь, на которого сейчас смотрела я, отличался от другого. С одним убийством словно старались, тщательно обрабатывая голову лошади, избавляя от растянувшейся шерсти и кровавых ошметков, с другим же этого не сделали. Похоже, кого-то из жертв уважали меньше. — Здесь не все фигуры, — хрипло заявила я, не поднимая взгляда. — Верно. Это дело не было закончено, поскольку поймали преступника и упекли в тюрьму. Король предпочел скромно покончить жизнь самоубийством, а Королева, полагаю, доживает свои дни в гордом одиночестве и страхе. Взгляни на это, как на картину и скажи, что видишь. — Жуткую серию убийств, — сухо ответила я, отпивая глоток воды из стоящей рядом бутылки, даже не замечая, как трясутся мои руки. — Мне бы не хотелось кричать на тебя, поэтому я вежливо попрошу не отлынивать. — Я вижу смерть и не более, — он раздраженно, будто бы разочарованно откинулся назад, закатывая глаза. — Я не знаю! Это как… Чувство недовольства, порождающее душевный порыв, заставляющий тебя кричать или рыдать или… убивать. — Рисовать. — Убийства для тебя рисование? — Искусство. Как ты справляешься с эмоциями? Какой для тебя лучший способ выразить эмоции внутри? Ему не нужен был мой ответ, ему достаточно было того, что я уже задумалась и вспомнила, что чувствую то же самое. — Если везде есть художественный замысел, в чём смысл двух известных мне? Я почти могу понять «горящее солнце», как горящую надежду не заблудиться в собственной тьме и… это ведь для моих друзей, верно? Но что насчёт дела с официантками. Обычные махинации с деньгами и, кажется, даже без убийств. Я была лишь правильно подобранным звеном в этом спектакле. Вероятно, и цифры на счетчике моей жизни менялись так странно не потому, что у Питера не было терпения, а потому что ему важно было моё сближение с друзьями. Хейл чрезмерно сдержанный, достаточно, чтобы оставаться наблюдателем в этой истории, предвкушая, как могут измениться люди только потому, что он так захотел. Потому что это его игра, и в ней он имеет право проявить ребячество, обижаясь временами на весь мир, потому что его не хотят понимать, не хотят принимать то, что он видит искусство в смерти, и ищет там точку собственного равновесия. — О, в него не включен художественный замысел. Это как… пятно на стене рядом с объектом искусства. Вероятно, он подразумевал те убийства, которые я разглядывала на фотографии или ещё одно «спрятанное» преступление. Что-то вроде отвлекающего маневра у фокусников. Пока вы отвлечены, фокус происходит в другом месте. — Сдержанные преступники вроде тебя до последнего держатся за возможность быть свободными, а ты буквально раскрыл почти всю колоду карт. Почему? — Разве здесь есть свобода? — он пошевелил руками, указывая взглядом на стальные наручники, и на секунду мне стало его жаль, когда сама отчасти побывала в его мире. — А аконит? В честь чего этот цветок. — Символ яда. Он был немногословен и более не стал ничего не пояснять. Похоже, он считал себя «отравленным» и неправильным, или отравленными был мир вокруг нас, но правду мне не узнать, пока Питер сам её не озвучит. Однако он и не собирался.Natalie Taylor – Surrender; Земфира – Лампочки.
Я обернулась к Стайлзу, замечая его взгляд на себе. Не дожидаясь моего вопроса он уже кивнул, словно знал, что мне захочется уйти. Это было чертовски странное ощущение: волнение, смешанное с горьким страхом и желанием укрыться от всего происходящего дерьма, игнорируя мерзкий холодок, бегающий вдоль позвонков. Я дошла до мрачной туалетной комнаты, умывая лицо холодной водой. Меня трясло так, словно я испытала добивающий меня стресс, но я не знала в чём было дело. В предвкушении свободы, неверии в это или всё же тошноты, тщательно подавляемой в момент разговора с Хейлом. Я не узнавала собственного лица в отражении. Сейчас оно казалось более худощавым и слегка позеленевшим из-за освещения, но это и всё окружающее меня казалось неправильным. Быстро метнулась к кабинке туалета, едва держась на дрожащих ногах, пока меня не стошнило желчью. Я вспомнила, что не ела со вчерашнего дня, и, должно быть, пары бензина не выветрились до конца. Добралась до раковины, крепко сжимая пожелтевшую керамику. — Ты в порядке? — я вздрогнула от мужского голоса и отражения Стайлза в дверях. Я считала, что выглядела как призрак, но в замыленном зеркале со своим неожиданным появлением Стайлз выглядел правдоподобнее. — Да. Как Питер? — С ним разговаривает отец, но не думаю, что он добавит что-то новое. — он отдал мне бутылку воды и обнял сзади за плечи. — Поедем домой? Больше всего я хотела вернуться с ним домой и для сегодняшнего дня этого было уже достаточно и даже слишком прекрасно. Скотт ещё собирался вернуться на работу, но Эллисон уговорила его взять выходной, потому что «детективов там много, а живой парень, которому я готовлю завтрак, а он мне делает массаж, у меня один». Джексон вообще казался слишком скрытным, чтобы узнать хоть что-то о его планах, но полагаю многие из нас не откажутся компенсировать отдыхом бессонную ночь. — Приготовлю тебе что-то легкое, — едва переступив через порог дома, прошептал Стайлз. Я благодарно улыбнулась и поднялась наверх, в душевую, а после принялась расстилать кровать. Стайлз зашел с подносом, когда я задвигала его тяжелые тёмные шторы, избавляя комнату от дневного света. — Я уже говорила, что ты прелесть? — со вздохом произнесла, уставляясь на тарелки с едой. — Нет, но ты всегда можешь повторить, — я успела поцеловать его в щёку, перед тем, как он наклонился, чтобы поставить поднос на поверхность небольшого стола. — Стайлз, я хотела спросить, — положила голову ему на грудь, стараясь бороться со сном. — Что произошло после выстрела? Мне казалось, что ты потерял сознание, а Эллисон сказала, что такого не было, и я не знаю… не знаю, что это было. — Я упал и ударился головой, но был в сознании. ФБР в это время успешно пытались задержать Тео и Марту, а я найти тебя — как раз когда и увидел без сознания, но не знал, жива ли ты была в тот момент. Тогда цвета исчезли, и я замешкался, но пожарные уже были возле нас. Тебя забрали от меня, и я помню, что уже сидел в машине скорой помощи. — Вероятно, я была в каком-то бреду после того, как увидела, что ты упал. Если «возвращение» в черно-белый мир можно считать следствием уверенности в том, что один из нас на грани смерти, можно ли сказать, что, если ты умрешь, я потеряю тебя полностью? С чем это вообще связано? — Я не уверен, что хоть кто-то может дать точный ответ. Возможно, если цвета мы видим постоянно только с того момента, когда образовалась прочная связь, мы считаем, что связь обрывается вместе с жизнью человека. И… на самом деле, получить ответ на этот вопрос мне не хочется. А если быть точнее, то я… я рад, что это закончилось, потому что чертовски за тебя испугался. — Я тоже. Не смей, черт возьми, так больше делать! Он засмеялся, в удивлении опуская голову к моей макушке, но сама я по началу мало что смешного здесь наблюдала, пока это не показалось мне несусветной глупостью. — Ладно, хотя бы постарайся. Я не собираюсь жить оставшиеся лет сорок в тупой черно-белой копии. — Сорок? Спрошу у тебя в шестьдесят, не желаешь ли ты добавить перчинки в мою долголетнюю жизнь своим уходом. — Какая глупость… спокойного утра, Стайлз. Он повернулся спиной, чтобы выключить ночник с его стороны, и на обнаженной спине я заметила небольшие рубцы, которые хоть и не причинили особенного вреда здоровью, вероятно останутся шрамами на коже. Детектив вздрогнул от моего касания, и я тут же отдернула руку, как будто почувствовала, что делаю очень больно, хотя в самом деле это был его испуг. — Пройдет, — коротко улыбнулся Стилински, обнимая меня за талию. — И тебе сладких снов. Это было до жути странное начало дня. Но новая жизнь ещё никогда не начиналась с обыденного.