Веста лежит на снегу, закинув руки на голову. Облака как-то неспешно плывут над головой. Только в этой точке удается избежать давящей серости и прикоснуться к истинно-белой буре в небе над вечно заснеженной горой. Во рту что-то тает, как сладкий рулет, но с явным привкусом крови и вываренной кожи. В голове сильно ощущение, что она ест что-то максимально несъедобное, но выплевывать тоже не хочется. Брюнетка дожевывает невнятную кровавую кашу и проглатывает. Хмурит брови, пытаясь понять, что это все-таки было… Поднимает руки, протягиваясь в спине, и медленно садится. Глазам открывается отличный вид на разорванное в клочья тело какого-то паломника. Тошнота подступает к горлу, в глазах темнеет, а сердце бьётся так, словно не хочет быть в этом теле.
— Шоровы кости… — нордка закидывает голову назад, сдерживая более грубые ругательства, которые рвутся наружу. Руки по самые плечи в крови, лидо трогать даже не хочется. И все это стекает на белоснежный покров Глотки мира. Человеческая кровь. Скоро снег пропитается окончательно… Партурнакс приоткрывает глаз и шумно выдыхает. Дракон молча составлял компанию единственному человеку, что рискует подняться на эту высоту. Тело словно ватное, девушка просто раскидывается на земле максимально свободно и лениво доедает какого-то бретона в собственном безумном припадке. Здесь легко скрывать свой порок, который мучает Весту не один месяц. И это все благодаря старому Партурнаксу… Партурнакс — дракон, он осуждает, но хочет и главное может помочь это пережить. Как бы это не звучало. В особенно тяжкие моменты дова обдает её горячим дыханием, чтобы девушка успокоилась и не думала о еде. Только это еще может ненадолго помочь. Даже Люсьену, своему спутнику и верному компаньону, проводящему с ней целые дни напролет, Веста никогда бы не сказала, что постоянно чувствует невыносимый голод, сравнимый только с вампирской жаждой.
Уж в этом-то Веста шарит — бегать вампиром было весело, пугая души Каирна длинными клыками у шеи, но вынести жажду… Но даже мудрый дракон, проживший несколько столетий, не может сказать, что с ней происходит. Партурнакс почти родственник, тот самый ворчливый дед, вынести которого бывает тяжело, но его обязательно пригласят к столу. У них обоих драконья кровь в жилах, обоим плевать с высокой башни на всяких там людишек (не в счёт идут умные и вменяемые люди, вроде Седобородых)… Дракон давал ей знания из прошлого — учиться она обожала и схватывала всё на лету. Лучший из учеников Партурнакса, если бы не дурной нрав… В начале обучения она просто отпускала какие-то язвительный комментарии себе под нос, сейчас она уже может полноценно вступать в спор со своим учителем. Даже с помощью Ту’ума. Наглость девчонки не имеет границ абсолютно. Она любопытна, как ребенок, может трогать рога и шипы на морде, тайком пытаясь это полировать. Может ухватить морду целиком, прижимаясь всем телом, обнимая. Может забраться на спину. Дракон сначала яростно сопротивлялся, потом смирился с тем, что нордка не отстанет. В ответ драконорожденная приносит ему какие-то очень абсурдные истории, которые тем не менее веселят древнего ящера. К тому же — в ней бурлила жизнь и молодость, которые разжигали подобное яркое пламя внутри всех присутствующих.
— Мне не нравится твой запах. Он снова не такой чистый, как раньше, — дракон опускает голову ближе и начинает разговор с отвлеченной темы.
— Да ты не понимаешь… Это просто вино, — хрипит в ответ драконорожденная, горло будто отвыкло произносить человеческие слова. — Виноградный сок, что плохого?
— Я не думаю, что это хорошо для тебя. Я чувствую, как ты слабеешь, — Партурнакс специально выдыхает горячий воздух поверх человеческой макушки. Себе под нос девчонка бормочет что-то вроде «какой же я старый мудрый дова, такой важный — хуй бумажный», но вслух не решается огрызнуться. Достает из сумки большое одеяло из шкуры медведя и падает рядом с драконом. Хочется быть уверенной, что он точно услышит все её слова.
— Парт, а ты ел людей когда-нибудь? — Внутри что-то дрожит, когда Веста, наконец, решается задать этот вопрос. Диалог теперь станет глупым, с таким переводом темы, но спросить-то ей хочется уже не один месяц…
— Было когда-то, очень давно, — честно признался дракон. Взглядом он, кажется, гипнотизирует скалу напротив своей Стены. — К чему ты спрашиваешь? Ты волнуешься из-за того, что становишься дова?
— Что?! Становлюсь дова…?! А может, на вашем языке не хватает слова «безумный каннибал»? — обиженно язвит нордка, сморщив нос. Он что… совсем не понимает серьезность этой проблемы? Отчасти она готова с ним согласиться: да, кричит, как дракон (и речь идет не только о мастерстве Голоса
бедные жители Виндхельма, слышавшие тот скорбный вой, когда драконорожденная поняла, что потеряла весь свой запас зачарованных колец на продажу, грустно смахивают слезу понимания), да, в бою это таран, несмотря на то, что вор по призванию. Мало, кто мог бы стать достойным противником для Весты, она сметала, словно вихрь каждого: хоть человека, хоть мера, хоть дракона, хоть.......нет, великана ей так легко не победить. Великаны очень страшные… Особенно, когда их несколько. Многие проявляет жестокую сущность, нападая на людей без разбора, особенно во время войны. Но речи про драконов? Это старческий маразм одного огнедышащего ящера. — Я просто драконорожденная. Но я человек. Я как бы… не смогу стать драконом, это просто смешно.
— Тайбер Септим тоже не должен был стать божеством, ты так не думаешь? — ловко осаждает чужой пыл ящер, хитро прищуривая зеленые глаза. Замечает, что его оппонент уже открыла рот, чтобы парировать столь острый комментарий, поэтому начинает говорить раньше, прерывая девчонку. — Мне кажется, ты поглощаешь слишком много драконьих душ. Никто до тебя не поглощал столько, в силу обстоятельств, конечно… Изменения в тебе более реальны, чем ты считаешь. — Возможно, если бы он был человеком, сейчас он бы поднял брови, как бы говоря: «Я ни на что не намекаю, но это уже звучит не весело».
В воздухе застывает тишина. Обволакивающая, как и должна быть на Глотке мира. Партурнакс закрывает глаза и размеренно дышит свежим морозным воздухом, снежинки медленно опускаются на широкую морду. Сегодня еще и безветренно. Потрясающая погода. Дракон ждет если не комментария с её стороны, то хотя бы осознания его слов. Веста молчит, уверенно сказать, что она действительно размышляет о чем-то важном или опять пытается понять, на что похоже облако — Боэтию, паслен или все же это надвигающаяся метель…
— Ты прекратила нападки на своих фадон? — Дракон «плавно» ещё раз сменил тему. Ну, спорить с огнедышащим — себе убыток. Поэтому этот факт был просто проигнорирован. Дракон — что хочу, то и ворочу.....весь в братца. — Твое мнение не смягчилось?
— Да, конечно, это же просто нападки в сторону друзей, — язвительно отзывается брюнетка, не скрывая явный сарказм. — Я, помимо прочего, недавно попала в тусовку одержимых маньяков. Воры не верят в то, что я могу за себя отвечать. Мага я споила и потеряла где-то в канаве (я так и не нашла архимага, а я по всему каналу пролезла вообще-то). Соратники требуют хоть кого-то регулировать их, а я даже не Предвестник! Это все просто цирк.....«Только сегодня знаменитейшее представление труппы Дрожащих островов!» — весьма энергично пародирует громкую речь зазывал на площади, привлекающих внимание к различным представлениям. Партурнакс гулко хихикает.
— Направляешься к безумному меру в город камня? — полностью игнорируя фразу о том, что она направляется к соратникам, интересуется дракон. Он чувствует, куда она на самом деле хочет идти. Дракону было приятно общество наглой девчонки, но её ждут друзья и странноватые приключения. Её друзья определенно неплохие йорре, просто один маленький недовольный довакин вечно ими недоволен. Будь от них какая-то угроза или дискомфорт, он бы это почувствовал. Запахи йорре очень точно всегда отражают их желания, настроение и состояние. Вообще-то он был уверен, что драконорожденная никогда больше не появится на его горе после победы над Алдуином, но нордка продолжала навещать старого дракона, хотя бы раза два в месяц. Но если появлялось свободное время, то она старалась лишний раз нанести визит Партурнаксу. Компания любого её друга-дракона была в разы приятнее компании многих людей. С драконом можно говорить о том, о чем нордка не заговорила бы ни с кем… О своих многочисленных интересах, о людях и эльфах, о других драконах, об Обливионе… Знания, доступные драконам, затеряны в веках. Партурнакс, например, очень нелестно выражался о двемерах, застав их еще живых. Если есть возможность, то почему бы её не использовать на полную?
Знания дракона помогли быстро отсеять странное влияние Намиры, и перестать вообще думать в сторону даэдра. На всякий случай даже было найдено кольцо, то самое, что полетело в дальний угол, когда девушке показалось, что даэдра пытается проникнуть в её голову. (никто не смеет быть в её голове, кроме голосов, которые она сама себе придумала) И очень искусно разбито камнем, это заняло, конечно трое суток и несколько сотен камней, но девушка была собой очень довольна. Кольцо вернется в Нирн, но через многие столетия. Дело было в самой Весте, где-то внутри неё засел очень злой и голодный монстр, который жаждет получить вообще все вокруг и которому абсолютно неважно, что пустить на еду: пробегающего между деревьев оленя или идущего по дороге паломника. Началось все очень странно. Воспоминания очень размыты. Веста лишь помнит, что было в порядке, а потом резко закружилась голова в один из дней во время путешествия. Очнулась девушка через пару часов, сожрав около пяти кролей прямо в сыром виде. Это было странно, но тогда она списала это на очень сильный голод, потому что тогда она была в пути почти трое суток без остановки на перекус. Но вот потом странности только увеличивались в геометрической прогрессии. После кролей под руку попали лисы (И откуда в ней было столько ловкости, чтобы их догнать… обычно девушка сначала понимала, что зверь уже убежал, а после уже до нее доходило, что так-то можно охотиться). Потом Веста голыми руками перебила и съела стаю волков. Потом были медведи и саблезубы, кто раньше попадался в руки, тот и оказывался разорван на лоскуты. Потом дошла очередь людей. Драконорожденная никогда не помнила, как убивает и начинает есть. И что более настораживает до сих пор — в промежутке между очень странным знакомством с целым культом каннибалов и победой в Совнгарде девушка никогда не чувствовала этот неутолимый голод. Он появился практически сразу после того, как она покинула Скулдафн… Она просидела там почти неделю, пока не смогла дозваться Одавинга, чтобы он ее забрал, все это время отстреливая каких-то заблудших коз и птиц.
Партурнакс сразу сказал искать любые знаки, чтобы разобраться в этом, потому что эта история пока что загадка, на которую не существует ответа. Однако, помимо еды, хотелось вообще всего и сразу. Голод ничем не ограничивался, Веста и сама сразу поняла, что собирает больше безделушек, чем обычно; поглощает больше знаний, чем раньше — за последние пару месяцев она освоила примерно двадцать новых заклинаний, никогда раньше она не набирала такого темпа; хотелось буквально получить весь мир только в свои руки. Хотелось сожрать все, что попадалось на глаза…
— Колсельмо — не безумный мер! Он весьма одарённый учёный, лучший специалист по двемерам Скайрима и мой надёжный партнёр в исследованиях, — нордка подносит руку, сжатую в кулак, ко рту, задумавшись, и поспешно добавляет. — Хотя Сорин Журар тоже авторитетный эксперт. Но все же…
— Дались тебе эти гномы~… — Партурнакс зевает, обнажив ряд длинных острых клыков.
Девушка испуганно сжимается. Дракон зевнул слишком близко к ее голове, пробудив какой-то нездоровый интерес к количеству зубов в драконьей пасти… Интересно, насколько неприлично спрашивать, сколько их там?.. Хуже, чем залезть в пасть самостоятельно или нет…?
— Они были не гномами, а подземными эльфами! Их механизмы потрясают воображение… Они продолжают работать и охранять двемерские города, даже без присутствия их создателей! Да ладно, это же так круто! Сколько работы они сокращают создателям, это настоящий восторг! — что-то закипало внутри каждый раз, когда тема разговора с кем бы то ни было сводилась к двемерам. Для Весты они давно стали одержимостью, а не простым хобби. Но она быстро успокаивает сама себя, помня, что никогда нельзя кричать на более сильного мастера Ту’ума. — Нет, сейчас я иду в Вайтран.....я же, вроде, говорила, не дракон, а фазан глухой… — Вспомнив вопрос, Веста, наконец-то, решилась на него ответить.
Окинув взглядом труп несчастного бретонца, так некстати для него, оказавшегося в паломничестве на пути на Высокий Хротгар, в то же время, что и голодный каннибал в лице драконорожденной, она подошла к телу и села на корточки. Приходится зажать рот рукой, чтобы её не вырвало повторно. Конечно, она видела вещи и похуже, например, те же самые драугры. Но они хотя бы цельные… А вот зомби Сиродила., по уровню перфоманса, они были уже ближе. Жалко беднягу. Веста поспешно читает упокойную молитву, как это делают жрецы Аркея, тяжело вздыхает и закрывает ладонью распахнутые глаза трупа. Накрывает своим одеялом, собираясь вытащить его обратно вниз, чтобы нормально похоронить. Однако пронести через Высокий Хротгар не получится, тело слишком сильно истекает кровью, она зальет все полы. Седобородые не осуждают, но вот второй раз надраивать все поверхности в крепости… Нет, спасибо пожалуйста не надо… Старики бывают очень суровыми.
Слова выходят неловкими, извиняющимися:
— Это… Парт, ты не возражаешь, если я оставлю его тело здесь, у тебя?
— Ты про это? Пустяки, оставляй… Не потащишь же ты его обратно через крепость…— Дракон небрежно кивает на окровавленные останки с вырванной рукой, что валяется неподалёку, практически полностью лишённые органов. Партурнакс, определённо, любит смертных, но… это ведь уже и не человек.
— Он был человеком, — голос из неловкого и сконфуженного становится злым. Глаза, даже при медово-карем цвете, кажутся ледяными серыми. Страшная перемена в лице, пугающая любого смертного, но Партурнакс никогда не боится. Веста не представляет опасности для него. И он твёрдо уверен в этом, ведь она уже между его жизнью и восстановлением Клинков выбрала первое.
Веста чувствительно относилась к пренебрежению человеческой расы, в особенности нордской, другими. Это был риск перерасти в серьёзный односторонний
потому что задевает это только Весту, а Партурнакс просто устал от этого дерьма конфликт. Явно это осознавая, девушка остановилась, совсем замерев. Она делает глубокий вздох, фокусируя взгляд в одной белой точке. Партурнакс — её друг, на его нельзя нападать, а тем более убивать… Дракон просто спокойно замер, ловя носом снежинки. Приступы агрессии для этой маленькой йор частое явление, не реагировать же на неё все время.
— Ну, ладно, Парт… в следующем месяце увидимся… — фраза окончательно добавляет скомканности и неловкости разговору, и даже дракон, изначально уверенный в себе, прочувствовал всю нескладность этого диалога, когда Веста, глубоко закопав в снегу тело, начала спускаться вниз.
***
В мрачном настроении темноволосая нордка снова брела по Вайтрану. Стражники, чувствуя гнетущую ауру над городом, срочно отправились на патруль окрестностей города… Многие, знавшие эту девушку и её скверный характер, мысленно молили всех известных богов о спасении душ Соратников и сохранении гордости города в сохранности и, если уж получится, в целости, — Йоррваскра.
Двери пиршественного зала никогда не были рассчитаны на щедрую подачу с ноги вовнутрь. Но, на удивление/облегчение всех двери выжили. Более того они еще и отомстили мгновенно, отлетев торцом ровно в лоб посередине. Второй раз Веста не решилась драться с дверью, оценив силу более крепкого противника, поэтому зашла спокойно. Тяжелым взглядом оглядывает всех вокруг, кто попал на случайное явление. Осталось выжить обитателям сего места и все было бы, как ни стать — «заебись» — как сказал бы Предвестник (человек, всегда описывающий ситуацию крайне точно) в хорошем настроении… На переговоры отправили (в самом прямом смысле толкнули Весте под ноги) парламентера — Вилкаса. Почему же не пожалели именно его?! А потому, что все обитатели Йоррваскра знали о его симпатии к девушке, кроме, естественно, самой Весты и человека, назначенного Предвестником, но скрывающегося от этой должности… Нордка, так сказать…«немножко» не догадывалась, а если бы ей об этом сказали напрямую, то она бы громко расхохоталась со словами — «Нет, что вы, не может такого быть, Вилкас мне, как брат родной». Это была самая жестокая френдзона за всю огромную историю Соратников…
Веста не стала Предвестником, по поводу чего особо не печалилась. Эта честь была отдана старшему брату девушки — Хáкану. Сама же она заняла место погибшего ранее Скьора в Кругу, не более, чем советник и почетный воин.
— Веста! Ты снова одна? Нам здесь нормально., — как-то чересчур нервно отзывается соратник, оборачиваясь куда-то в зал. Он не стремился к этому специально, но на последнем слове голос недвусмысленно дрогнул. — Но Предвестник нам нужен. Очень. И, если Хак не вернётся, им станешь ты! — Вилкас переходит сразу к делу.
— Я попытаюсь ещё раз с ним связаться, но он игнорирует мои письма. Вилкас, я же не могу, ты знаешь…
— Тебе придётся это сделать. — Грозно обрывается соратник.
— Тогда будь Предвестником сам! Меня же здесь не бывает никогда почти.
— Я не могу справиться сам, но вот один из вас сможет, и вы должны это сделать, иначе скоро начнутся проблемы.
Веста нервно закусывает нижнюю губу, вот чего ей точно не хочется делать, так это брать на себя ответственность ещё и за соратников.
— Я помню, что у вас не все гладко, но верни его к нам. Я про то, что ты должна съездить к нему. Ты ведь знаешь, где он… Можешь даже не уклоняться сейчас.
— Хорошо, я разберусь с этим. Теперь, может, ты дашь мне поспать? — девушка недовольно ворчит и отталкивает друга в сторону. Будет ещё ей кто-то указывать, как общаться с братом. Ещё чего не хватало…
— Я сказал все серьёзно!
— А я серьёзно иду спать, — Веста специально хлопает дверью в жилые помещения посильнее, чтобы остальные побоялись туда спускаться.
— Все щенки всегда становятся такими, когда растут, — издаёт смешок Эйла, подпихнув локтем раздраженного брата по оружию. Вилкас недовольно встряхивает головой и быстро выходит на улицу. — Она его приведёт, не волнуйся, Вилкас.
***
Люсьен с отвращением бросает взгляд на напарницу. Спит на широкой кровати Предвестника, раскинувшись по всем подушкам. Девушка вызвала призрака прямо перед тем, как провалиться в сон. Лашанс скрипит зубами, ему хотелось бы находиться в Пустоте сейчас, и так же сладко отдыхать, как и она. В этом мире у него нет покоя… Волны отчаяния накатывают друг на друга в уставшем сознании призрака. У Весты постоянная паранойя, поэтому она просит того, кто будет ей стопроцентно верен, подежурить даже в казалось бы безопасном месте. Многие в Скайриме готовы составить ей компанию и стать её компаньоном… Но призрак связан с ней заклятием, догмами Братства и собственной смертью. Поэтому ей незачем подвергать живых опасности, если есть такой удобный вариант буквально в ладони. Лашанс при жизни был очень серьезным и собранным человеком, поэтому работа с кем-то вроде Весты… оказалась абсолютно новым жизненным опытом, ну и что, что получен он был после смерти… Обычно он ловил таких за шкирку и выкалывал глаза за украденный кошелек, а теперь ему приходится работать с подобной пакостницей. Спина к спине, рука об руку, клинок с клинком. Она определенно сложный напарник, возможно, самый сложный из тех, с кем работал когда-либо Уведомитель, но даже с ней можно сработаться. В конце концов, он уже начинает чувствовать в себе изменения. Лашанс множество раз при жизни слышал комментарии в свою сторону, что он злобный или угрюмый. Жестокий. Нелюдимый. Жуткий. Однако за последние шесть месяцев ежедневного нахождения рядом с Вестой он язвил и шутил столько раз, сколько не делал за всю свою жизнь. К тому же успел узнать от новой напарницы, что он «забавный и, вообще-то, местами даже очаровашка». Понятно, что в некоторые дни его специально не призывают. Например, когда она опять совершает свои невыносимо долгие паломничества. И было бы кому! А так… просто старые развалины высоко в горах. Поначалу Люсьен воспринимал такие дни, как подарок судьбы — наконец-то, желанный покой и тишина… Однако со временем все перетекло в противоположную позицию. Он начинал испытывать беспокойство и беспокоить тем самым пустоту вокруг себя, если его компаньонка слишком задерживала новый призыв. Веста любит одиночество, как бы она не выглядела со стороны. Много раз у костра вечером он наблюдал, как она развлекает сама себя поодаль от призрака. Читает книги, готовит зелья, играет на флейте. Но долго находиться в одиночестве не может быть никто. Уж это он точно знает. Ощущение абсолютной опустошенности в холодных стенах своего старого форта не отпускает до конца даже после смерти. Поэтому Уведомитель точно знает, что он ей нужен. Почти также, как был необходим своему последнему ученику две сотни лет назад. Хотя… Люсьен бросает скептический взгляд на девушку, которая как раз в этот же момент решила перевернуться во сне ровно поперек кровати. Черные волосы падают кровати, зависая над полом. Призрак тяжело вздыхает, нехотя встает с места и закидывает всю копну обратно на кровать. Девушка чувствует движение и сжимается в комок, путаясь в одеяле. Себастьян был того же возраста, но внутренне был гораздо старше. Его ученик часто думал, какой шаг ему совершить дальше, чтобы не оступиться. Он всегда любил думать наперед и часто просил советов своего наставника. Как у старшего брата или отца. Веста же скорее считает его помехой на пути своего бесконтрольного веселья. Девчонка не выглядит достаточно адекватной и взрослой, чтобы путешествовать по провинции, охваченной гражданской войной, в одиночку. Однако её знакомые часто говорят, что она может быть гораздо серьезнее. Два года назад она была раненым брошенным всеми зверем, боровшимся за выживание везде. Воин, героиня и живая легенда. Но Веста категорически отказывается рассказывать об этом… Любая другая история, но только не путь драконорожденного.
У неё удивительно аккуратное лицо, в отрыве от характера. Сейчас бы зарисовать её, и этот портрет можно было бы продать за высокую цену в Сиродиле. У нордов часто очень грубые тела и лица, Веста всегда против вообще всех правил. Её можно было бы вырастить во что-то утонченное и прекрасное, если уж рассудительное и спокойное она в себе отринула.
— Люсь, отстань и отвернись, очень неприятно спать, когда кто-то пялится, — «леди» ядовито бубнит себе под нос, посильнее укрываясь одеялом. Призрак фыркает, сколько еще он будет поражаться столь отвратительным манерам, учитывая, что росла она в Корроле, а не в захудалой нордской деревушке. Отстаивать своё имя он уже устал. Но ненавидеть это сокращение он не перестал, переговоры вести бесполезно, угрозы делать просто глупо, игнорировать просто невозможно. Поэтому Уведомитель просто раздраженно закатывает глаза и продолжает свой дозор. Как же скучно тут сидеть…
Выйти отсюда он не может, чтобы найти, как скоротать время. Напарница даже не планирует пробуждение, очевидно. Бродить по Йоррваскру идея более, чем отвратительная. Он получит чем-то тяжелым по затылку раньше, чем занесет ногу над порогом. А если все же как-то выскользнет за пределы комнаты — будет жестоко убит метлой старой женщины, которая только мила на вид… Но стоит Весте только зайти в сапогах испачканных мокрым песком… Ситис будет бессилен в защите своих подопечных… И все же быть здесь невыносимо. Это место чужое, пропитано чужими традициями и чужими идеалами. Люсьен возвращается в Нирн не для того, чтобы пребывать в местах, подобным пиршественному залу знаменитейших наемников Скайрима. Жизнь ему просто противна. Охотиться бы, как раньше…
— Вайтран, дом Небесной кузницы… — произносит сам для себя с досадой Уведомитель. — Говорят, клинок, выкованный в тамошнем огне, режет сухожилия, как пергамент.
Веста резко встаёт и оборачивается в его сторону. Взгляд по эмоциям застревает между недовольным и обеспокоенным. Что ж, её сон крайне чуткий. Лашанс опускает голову, пряча глаза, и усмехается. Хорошее качество для ассасина. Она щурится и склоняет голову вбок.
— Сестра, мы выступаем? — иногда он подчиняет догматам даже в отношении этой девчонки и соблюдает все традиции. Однако она точно ему не сестра по догмам, по крайней мере, на данный момент. Она посвященная. Она состоит в Братстве. И эта ячейка устроена, как положено. Но что-то в нем не так, иначе. Что-то в здесь было утрачено, они скорее небольшая семья, чем сложная структурная организация. Казалось бы, что в этом такого? Братство так и строилось всегда… Но оно никогда не было настолько закрытым от окружающего мира. Веста буквально сорока в стае ворон. Чужая. И пустота подсказывает Люсьену, что это закончится очень плохо. Девчонка не колебалась бы так сильно, как сейчас, если бы её сочли полноценным членом семьи. Если бы радушие было схоже с тем, что встретило его ученика в Чейдинхоле, она бы растаяла, как кусочек сахара под дождем. Но она чувствует колкость и холод отношения, может быть, хотя бы Отец Ужаса примет её… Будущее подскажет. Однако её убийства вряд ли его удовлетворят. Она следует только за деньгами… Без красоты и утонченности этого дела. Без наказания виновного. Без особого искусства убийства, когда ты чувствуешь себя, минимум, художником или музыкантом.
Брюнетка сидит, зависнув стеклянным взглядом куда-то в стену напротив. Машет лохматой макушкой, пытаясь прийти в сознание. Кажется, замечает, что компаньон ушел куда-то совсем далеко в собственное сознание, потому хихикает и неожиданно лучезарно улыбается. Люсьен удрученно вздыхает. И этот человек является ассасином братства… Докатились… В рекруты принимают кого попало…
Веста весело наблюдает, как недовольно изгибает бровь её напарник, и тихо смеется себе под нос. Громкий смех может спровоцировать призрака на шипение, ядовитые комментарии, приступы агрессивного нападения или несанкционированное самоубийство с целью возвращения в Пустоту, подальше от источника раздражения. Откинув одеяло в сторону и потянувшись во всех возможных плоскостях, садится на краю кровати. Для полного эффекта она зевнула и, наконец, опустили ноги на пол. Выспавшись на хорошей кровати впервые за очень долгое время, послав Люсьена, недовольно закатившего глаза в другую вселенную, в бездну и поняв, что обижаться на дракона за его природу, которую он пусть и победил, но не полностью, — глупо, девушка решила отправиться в конце-концов в свой любимый дом в Маркарте, и по дороге, раз уж позволяет случай, заскочить к Колсельмо.
— Люсь, как думаешь, на нас нападут? Мне лёгкую надеть или утяжеленную? — нордка поправила одежду, в которой спала, и принялась рыться в сундуке со своими вещами.
— Как хочешь… Знаешь, я удивлён, что с твоим полным отсутствием манер, ты всегда в одежде, когда мы наедине. Хоть раз ты вспоминаешь, что я, пусть и мертвый, но вменяемый взрослый человек.
Веста действительно всегда остаётся в одежде, причём обязательно в такой, которая закрывала бы все её тело.
— Дело не в тебе. Я вообще никогда не снимаю одежду. Не думай, что это ради тебя, — она, наконец, выкапывает из горы доспехов, тряпок и украшений броню Братства и начинает искать остатки комплекта.
— Серьёзно? То есть какие-то моральные нормы ещё не умерли? — Люсьен скептически поднимает бровь, не веря тому, что услышал. — Ты снова врешь.
— Дело и не в морали или аморальности. Просто… нам некогда об этом говорить.
Собрав на конюшнях свою лошадь, Веста поправила чёрную челку и запрыгнула в седло. Люсьен буркнул — «Ну, и перед кем ты рисуешься ночью-то? Перед лошадью?»..... И напарники, «связанные настолько прочными узами, что не проживут и дня друг без друга», двинулись в путь, в каменный город крови и серебра — Маркарт. (Посылая к даэдра свои прямые обязанности).
