С такими друзьями....

Астрид очень хотела поговорить с самой младшей из своих посвященных исключительно наедине, потому Люсьена пришлось отправить обратно в Пустоту. Разговор должен был пройти в спальне главы. — Это, похоже, важно? Или ты хочешь остаться со мной наедине? — девушка хитро щурится, начальницу всегда бесят такие подколы. Буквально доводят до белого каления. Особенно, когда Веста доводит свою игру до конца, прикусывая нижнюю губу и игриво подмигивая взрослой женатой женщине. — Да, очень. Поэтому я прошу взяться за это именно тебя, — казалось, Астрид обеспокоена чем-то. Она даже проигнорировала глупые шутки драконорожденной. Неужели рыжий шут что-то учудил? Было бы грустно пропустить нечто эдакое, что безумец мог бы в очередной раз выкинуть. — Я ведь могу на тебя рассчитывать? — Я убиваю драконов каждый день, в том числе главного из них, — поймав изумленный взгляд Астрид, младшая нордка осеклась. — То есть, конечно, ты можешь на меня положиться. — Как я и сказала. Мне нужна твоя помощь в более… личном деле, — Астрид опирается спиной на каменный свод и подозрительно осматривать лестницу, ведущую наверх из главного зала. Что-то нервирует её настолько, что она буквально дрожит всем телом, всё её мышцы напряжены. — Да? Что-то случилось? — Веста искренне пытается сымитировать заинтересованность, однако ей так все равно, что она и не пытается слушать. Мелькает имя Цицерон, но лишь можно догадываться, чем он не угодил строгой главе. Вероятно, одним своим рождением… Или прибытием в Скайрим. Но ей явно что-то не нравится в его поведении и нужно это уладить. Ну, конечно, кто же ещё может этим заняться? Самый младший и нервирующий посвящённый. Шут экстравагантен, определённо. Но достаточно интересен и умен. Возможно, им придётся объединиться в будущем, как двум отщепенцам этого убежища. Но она слишком часто ошибается в выборе друзей. И хорошим это ни разу не закончилось. — Хеееей, ты меня слышишь? — Астрид щелкает пальцами прямо перед чужими глазами. — Да-да…я просто…немного… — Уверена, что справишься? Цицерон —довольно умелый убийца. Если тебя заметят, надейся только на себя, — девушка едва не растягивает губы в ироничной усмешке. Кто бы мог подумать, что её бросят в такой ситуации. А дело ведь действительно опасное. Когда последний раз ей приходилось сталкиваться с безумцами… — Смотри, ещё раз, тебе нужно лишь спрятаться и узнать, что и с кем замышляет Цицерон. — Он что-то замышляет? — Я только об этом говорила, — Астрид устало проводит рукой по своему лицу. — Я немного задумалась… — юная девушка смущённо поднимает брови и уголки губ, пытаясь смилостивить начальницу. Но ей на чужое выражение лица абсолютно все равно. Как и на то, что перед ней фактически ребёнок с гиперактивностью, который совершенно не умеет концентрировать свое внимание. — Он запирается и с кем-то говорит. Подслушай их разговор, узнай что они замышляют. Тебе не спрятаться в тени, тебя заметят. Тебе нужно укрытие, место, куда они не подумают посмотреть. Например, — Астрид делает глубокий вдох и смотрит прямо в тёмные глаза. — в гроб Матери Ночи. — Чего?! Да! Гроб! Это же идеальное место! — Веста нервная. Очень. И она готова это признать. Истерично повышает голос, пытаясь не перейти на Крик и не разнести слова по всему убежищу. А виртуознее ничего нет? Девушка присоединилась к братству случайно… Просто помощь тому, кто о ней просил. Просто отклик на просьбу маленького мальчика. И в итоге? «Спрячься в гробу женщины, умершей ещё во 2 эре. У меня паранойя. Не буду обсуждать». Девушка злобно прикусывает язык зубами. — Спокойнее, — она читает подопечную по глазам, всегда. Это слишком крутое умение. Оно крайне не нравится девушке, ведь из-за него не всегда возможно делать то, что хочется. А это ведь было главным условием присоединения к пресловутому Братству. — Они ведь не станут заглядывать в гроб, да? Её доводы логичны, пусть и омерзительны. — Ну, в теории, да. — брюнетка тянет слова, пытаясь намекнуть, что план мерзкий. — Ну, вот и шагай. Астрид агрессивно выталкивает посвящённую в главный зал убежища, шикнув что-то о молчании. Они обе мимолетно неловко улыбаются удивленному Визаре, случайно заметившему эту сцену. Почему он всегда тут сидит? Теперь главное не попадаться никому на глаза, и аккуратно проскочить в комнату наверху. Это просто, в Гильдии её уважают (девушка очень хотела надеяться и верить, что её уважают) не только потому, что она получила почётное звание Соловея Ноктюрнал, но и ещё за отличные воровские навыки. (возможно, это глупо звучит, но для сравнения — в Коллегии магов девушку любят за то, что весёлая и за то, что привела им нового архимага, на которого они все едва ли не молятся). В Гильдии у каждого своя роль, зависящая от того, что у него получается лучше всего. Она же стала главой, а значит должна уметь все. Но скрытность — буквально её конёк. Идеально отточенный годами талант, которым одарили девушку то ли аэдра, то ли даэдра. Дверь оказывается даже не заперта. Какое безумие… Массивный металлический гроб Матери Ночи стоит прямо по центру небольшой комнаты, закрывая собой яркий витраж, изображающий Ситиса. Раньше Веста пряталась от остальных в этой комнате. С приезда Цицерона и гроба она старалась сюда не заходить. От этой громадной штуки буквально веяло смертью и чем-то ещё неприятным. И тем более не хочется сейчас трогать его и как либо осквернять. Не сказать, что Веста — человек чести. Но родители привили ей уважение к мёртвым ещё в самом раннем детстве. К тому же это не просто мертвячка — это буквально местная святыня. Она определенно не религиозная, но здесь это важно, и она должна это уважать. Правила не создаются на пустом месте, этому Скайрим учит всех своих детей. В этом месте это называется «догмы» — правила. И их нужно соблюдать, обязательно. Пока она в Братве, по крайней мере. Поэтому сейчас её разрывали первая и третья догмы, вроде: Не опозорь Мать Ночи.....а вроде… Слушайся вышестоящих членов братства..... И лучше сейчас следовать третьему догмату, и слушать Астрид. Потому что, извините, Астрид более реальная угроза, чем «гнев Матери Ночи». Что это вообще? Девушка перечитала все книги о братстве, что нашла, но их, естественно, не очень много. А из обитателей этого убежища никто толком о Матери ничего не смог рассказать. Хранитель же ушёл куда-то в безумный кураж, рисуя какие-то схемы, понимаемые только Цицероном и Ситисом. Это продолжалось несколько часов… Девушка достаёт из рукавов припрятанные отмычки и ловко поддевает замок. Ужас, такая важная вещь, казалось бы, и так легко вскрывается… Мать Ночи предстаёт перед её взглядом. Вопрос в голове возник лишь один. Зачем её забальзамировали и до сих пор не похоронили? Выглядит крайне пугающе. Рот трупа перекошен, будто она кричала перед смертью. Девушка даже чувствует, как по спине пробегает неприятный холодок. Очень не хочется знать, как она умерла. Часто, глядя на трупы, в ней просыпается тот странный звериный голод. Но сейчас, Веста смотрит в её искаженное временем лицо и чувствует лишь омерзение. Как вообще здесь можно поместиться вместе с ней? Нужно искать другое место, нордка торопливо оглядывает комнату, кроме гроба тут реально негде спрятаться. Шаги на лестнице?! Неожиданно быстро потеют ладони от ужаса. Плевать. Плевать вообще на все. Девушка залезает к Матери в гроб. Осторожно, чтобы не касаться древнего трупа. Закрывает створки и начинает молиться всем богам, которых знает. Внутри очень тесно. Безумно тесно, а девушка все ещё максимально старается не касаться бедной мёртвой женщины. И темно. Темно, как в могиле. Ну и ассоциации приходят ей в голову сегодня. Дверь открывается, это определённо шут. Кроме него, никто такие тупые песни не распевает… — Мы одни. Да…да…одни. Желанное одиночество. Никто не услышит, не побеспокоит нас, — его интонации скачут от безумно-высоких до спокойно-нормальных. — Всё идёт по плану. Так, он разговаривает с Матерью, запираясь? Все ещё хуже, чем можно было предположить. Девушка опускает голову, и поудобнее упирается руками в стенки гроба. Он, на самом деле, велик, потому что даже при её росте хватает места над головой. Однако касаться трупа все ещё не хочется, оттого, кажется, что девушка заперта в идеальной ловушке. — Остальные… Я говорил с ними. И они с нами, я знаю. Волшебник, Фестус Крекс..... Фестус?! С ним? У девушки мгновенно расширяются глаза, она делает два резких вдоха подряд. Он не может идти против Астрид. Так просто они не предадут её. Её семья крайне предана ей, хоть Фестус действительно иногда высказывает мысли о том, что когда-то Братство было лучше, круче и сильнее. И нужно идти обратно к тому курсу, хотя глава их так не думает. — Может быть даже аргонианин, и не-дитя тоже… Визара и Бабетта? В них вот нордка верит ещё больше, они останутся верны главе братства. Она заботиться о них, как о своих детях. Драконорожденная видела это неоднократно. — А как же ты? Ты…ты говорила с кем-нибудь? Нет… Нет, конечно же нет. Мать Ночи должна с кем-либо говорить? Веста поворачивается лицом к искаженному ужасом трупу. Становится ещё больше жаль эту женщину, никто не заслужил такого долгого непокоя после смерти. У этого шута совсем не осталось рассудка. Хотя он говорит о том, что она ни с кем и не говорит, что звучало бы даже логично из уст вменяемого человека. Бред. Один сплошной бред. — Моё дело говорить, выслеживать, видеть и объявлять. Моё! А что делаешь ты? Ничего! Нет…я не злюсь! Нет, Никогда! Девушка болезненно усмехается. Ага, что, чем же он тогда занят? Распевает Матери милые колыбельные? Его, кажется, действительно бесит то, что происходит. Рыжий придурок, оказывается, может говорить о себе и в первом лице… а то можно было бы оставить его в каджитском караване, они бы и не заметили. Рука затекает, поэтому девушка опускает её и аккуратно ставит чуть выше головы трупа, пытаясь перебороть отвращение. — Цицерон понимает. Эх, Цицерон всегда понимает. И повинуется! Девушка закатывает глаза. Ну да, неплохо так понимает и повинуется, закатывая истерики. — Ты заговоришь, когда будешь готова, правда? Правда же… Милая Мать Ночи! И вот тут произошло то, чего никто даже вообразить не мог, то, из-за чего в момент Веста была готова вылететь бы из гроба, как винная пробка из бутылки, и с визгом спрятаться где-то в другой провинции. В её голове зазвучал шипящий, но приятный тихий голос, женский. Именно не так, словно кто-то шепчет на ухо, а прямо в голове: « — Бедный Цицерон. Дорогой мой Цицерон. Такой верный слуга. Но он никогда не услышит мой голос. Он не слышащий». Как же она ненавидела Скайрим. Всей душой. И отлично начала понимать теперь своих родителей, которые бежали отсюда. Она искренне считала до этого, что была готова ко всему (а видела она очень много всякой фигни, причём не только в Скайриме), но вот к ТАКОМУ даже Партурнакс не подготовил бы! — О, но как же мне защитить тебя? Как нести твою волю? Если ты не говоришь? Ни с кем! Девушка путается в происходящем, в голосах, которые звучат одновременно и в голове, и в ушах. Меняет положение рук, не понимая, как удержаться в гробу, и как не упасть на труп. Теперь обе её руки стоят по бокам от чуть наклоненной головы. Это было бы, возможно, романтично, если исключить тот факт, что это ситуация происходила с трупом в его древнем гробу. Шут в отчаянии, она в отчаянии. Одной Матери, похоже, нормально: « — Но я буду говорить. Я буду говорить с тобой. Потому что ты — Слышащий. Да ты. Ты, кто делит со мной железную гробницу, кто согревает мои древние кости». Приехали, Слышащий. Новая должность. Похоже, у Весты просто был какой-то больной фетиш на всякие идиотские титулы. Довакин, Соловей, Соратник, Страж рассвета, член Коллегии магов (колдовать они её так и не научили), а теперь ещё и это! И, вообще, серьёзно воспринимать слова трупа… Если, конечно, она их произносит. Вдруг это даэдра… Или она тоже сошла с ума, как Цицерон. Или её давняя беда смогла говорить с ней вне её снов. К тому же, это нечто до неё очень прямолинейно домогалось! А девушке всегда нравились, как минимум, более нежные ухаживания. Неужели не нашлось ничего более комфортного… « — Ты должна внимать, молча. Слушай меня! Я даю тебе задание — поехать в Волундруд. Поговорить с Амоном Мотьером». Алдуинова матерь! Она слышит! А разве не должно быть наоборот? Из них двоих Слышащим назвали именно драконорожденную. Девушка едва не давится воздухом, слюной, чем только может. Все, что происходит пугает её не меньше, чем содержимое её снов. Неужели он прорвался через её сны сюда, в реальность? — Бедный Цицерон подвел тебя. Бедный Цицерон просит прощения, милая мать. Я пытался, я так старался. Но я не могу найти Слышащего. « — Скажи Цицерону, что время пришло. Скажи ему те слова, которых он ждал все эти годы — «Тьма наступает со смертью тишины». Дверцы раскрываются, причём не Вестой изнутри, и не Цицероном снаружи, а будто сами по себе. Она падает спиной на рыжего имперца, почему-то теряя свою опору на стенки гроба. — Что-о? Какая низость! Осквернение! Измена и кощунство! Осквернена святость гроба Матери ночи! — завопил шут, доставая эбонитовый кинжал из ножен. Это очень плохо. — Гроб матушки был осквернён! Бедный несчастный Цицерон не уберег свою матушку! И ты поплатишься за это! Его лицо становится по-настоящему злым. Он нападает, пока она вытаскивает свой любимый меч из ножен на поясе. Отражать атаки маленького юркого кинжала длинным мечом не очень удобно, он гораздо быстрее. Цицерон сам по себе оказывается юрким и быстрым, как хорёк. Главное не ранить его случайно — он хранитель Матери. А ему кто-нибудь может тоже самое сказать, нет? Ну, ладно. — Цицерон, послушай то, что я скажу, — пытаясь хоть как-то вразумить его, забегает за стол. Озлобленный шут стоит напротив, глаза в глаза, лицом к лицу, прожигая буквально насмерть. Как же хорошо, что взглядом нельзя убивать людей… — Ты осквернила гроб Матери! — Цицерон перепрыгнул через стол, она почти успела увернуться, но шут оказался проворнее. Даже касания не успела почувствовать, но в районе челюсти пошла кровь. Горячая… Стекает прямо по шее в воротник брони. Чёрт, это же хуже снега за шиворот от Люсьена! Она слишком тёплая и слишком хорошо впитывается, после чего навсегда останется запах дохлятины. Девушка раздражённо выпускает воздух сквозь сжатые зубы. Это теперь никогда не вымоется… — Цицерон, Мать говорила со мной. Она сказала, что избрала меня, — одной рукой зажимает глубокий порез на щеке, другой держит меч наготове, не атакует, нельзя нарушать догматы… Шут завис: — Она говорила с тобой? Предательство! Предательство и обман! Мать Ночи говорит только со слышащим! А Слышащего… Слышащего нет. — Стой! — только чудом, или велением Ситиса удаётся задержать его новый бросок. — Она велела передать тебе — «тьма наступает со смертью тишины.» — Она… Она так сказала? Она тебе это сказала? Это…это правильные слова, — шут бросил кинжал прямо на пол и стал танцевать. Очаровательно. Но это ведь Цицерон? Видимо, все в порядке. — Наша госпожа вернулась! Она избрала Слышащего! Слава Слышащему! Слава Матери Ночи! Слава Ситису!!! В этот момент в комнату вбежала Астрид с оружием наготове: — Ты в порядке? Я услышала вопли это придурка и поняла, что тебя обнаружили. Ты в порядке? О чем он вопит? — Мать Ночи говорила со мной. Она сказала, что Слышащий, — произносит медленно, вытирая кровь с шеи. Астрид скептически подняла одну бровь. — И… что же она сказала? /Цицерон пляшет и вопит на заднем фоне. Похоже, он счастлив./ — Поговорить в Волундруде с неким Амоном Мотьером. — Хммм, мы даже не знаем, кто он такой. Но я знаю, где находится Волундруд. Иди и отдохни. Может, Мать Ночи и говорила с тобой, но я по-прежнему являюсь главой этой семьи. Я дам тебе знать, когда буду готова обсудить этот вопрос. — Хей, я же не претендую. Астрид злобно смотрит прямо в глаза и исчезает, оставив новоявленного Слышащего наедине с Цицероном. P.S. — Люсь, это очень больно! Аккуратнее тебе слабо что-ли? — Я не целитель! Не дергайся, а то будет ещё больнее. У Цицерона хороший удар, поражен, что ты вообще сейчас со мной разговариваешь, он целился прямо в шею, — Люсьен обрабатывал рану нордки уже битый час, ведь никто больше не отважился. — Я приму это за комплимент. Комплимент моей удачливости… Прекрати, я сама вылечусь! Зачем мне вообще твой призыв? — А какого даэдра ты копалась там, где по рангу не положено? — Заткнись.