My obsession

– Ваше Величество… – переступив порог малой бархатной гостиной, Кюхён тут же поспешил склониться перед расположившимся на низкой обитой синим бархатом софе отцом, всегда отдыхающим по вечерам четвергов в этой комнате, наслаждаясь уединением, тишиной под аккомпанемент треска поленьев в камине и хорошим вином. И сегодняшний вечер не стал исключением. Разве что… отец по какой-то причине решил нарушить давнюю традицию уединения и пригласил до крайности изумленного и настороженного сына составить ему компанию. – Зачем же так формально, сын мой? Это не официальная встреча, так что ты можешь звать меня просто «отец», – улыбнулся мужчина, усаживаясь в более удобную позу и беря со стоящего перед софой сервированного низкого столика бокал с вином. – Отец… – Кюхён не слишком уверенно произнес это почти незнакомое ему обращение, словно пробуя его на вкус и мгновенно решая, что это слово ему совершенно не нравится. Слишком чужое. Особенно в отношении этого насмешливо смотрящего на него пожилого человека с совершенно безразличными, выцветшими глазами. Человека, который сейчас, пожалуй, был самым главным и самым страшным его врагом. Но не отцом… Кюхён скорее мог бы так называть Хёкджэ, даже несмотря на незначительную разницу в их возрасте, но… не этого человека. Совершенно точно не его. – Вы хотели видеть меня? – юноша вопросительно посмотрел на короля. – Я просто хотел провести немного времени со своим сыном. Мы слишком мало видимся в последние месяцы. Разве это преступление? – добродушно усмехнулся мужчина, вот только эта усмешка вкупе с совершенно безразличными и пустыми глазами придавала его облику особую зловещесть. – Конечно, нет, Ваше… отец, – получив суровый взгляд от отца, поспешил исправиться Кюхён, искренне не понимая, к чему все это радушие и иллюзия задушевных бесед, которых между ними никогда не было… – Вот и хорошо. Ну что же ты стоишь, присаживайся, – спохватившись, кивнул на стоящее напротив софы кресло мужчина и, дождавшись, пока его сын неловко усядется на указанное ему место, предложил окончательно растерявшемуся юноше бокал вина. Решив, что отец вряд ли станет травить его так явно, Кюхён не без опаски принял бокал из рук родителя, осторожно пробуя один из самых редчайших, дорогих и вкуснейших напитков, и без малейших угрызений совести солгал едва ли не раздувающемуся от гордости отцу, что это самое вкусное вино, что он пробовал в своей жизни, хотя на самом деле герцог Ли из своих винных погребов доставал куда более редкие и куда более вкусные напитки. Сидя как на иголках и изо всех сил стараясь сохранить хотя бы иллюзию самообладания, Кюхён неумело, так, словно делал это впервые в собственной жизни, поддерживал светскую, совершенно ничего не значащую болтовню с отцом, пытаясь отыскать подвох в каждом его слове, и, когда Его Величество, устав ходить вокруг да около и обсуждать не слишком приятную осеннюю погоду и нынешний урожай репы и пшеницы, все-таки наконец-то решил перейти к вопросу, ради которого и затевался весь этот спектакль, Кюхён едва-едва сдержал облегченный вздох. – Так что ты думаешь о маркизе Киме? – этот вопрос прозвучал слишком неожиданно среди «горячего» обсуждения небольшого неурожая из-за засухи на юге Аарона, однако Кюхён, ждавший чего-то подобного, ничем не выдал своего изумления. Он лишь состроил гримасу вежливого недоумения и, сделав вид, что то ли не совсем понял, то ли не совсем расслышал вопрос, переспросил у отца: – Что-что? – Я хотел узнать, что ты думаешь о маркизе Киме, – Его Величество совершенно спокойно повторил свой вопрос, равнодушно глядя на сына – так, словно ему было вовсе не интересно знать мнение Кюхёна, а все эти расспросы были лишь очередной формальностью, но… за ними явно было скрыто нечто намного большее. – А что я должен думать о нем? Мы не знакомы с ним слишком близко, поэтому… – раздраженно передернул плечами Кюхён, решив, что, пожалуй, следует умолчать о своем желании повесить на ближайшем суку эту тварь, отправившую его родного брата на плаху и претендующую на место Кюхёна столь активно, что это, кажется, было очевидно уже всем в Аароне, кроме, разумеется, Его Величества, почему-то не желающего видеть хоть что-то дальше собственных носа и зоны комфорта. И куда только делся его настоящий отец, чье имя заставляло трепетать в ужасе сердца недругов и друзей, тот, кто славился своей несгибаемостью, справедливостью и суровостью, тот, кто был надеждой, защитой и опорой не только для всего Аарона, но и для их семьи? И Кюхён прекрасно знал, куда исчез этот человек. Умер в тот самый день, когда скончалась их мать. О, кто бы знал, как он хотел, чтобы мама была жива! Ведь тогда все было бы совершенно иначе! Отец бы не превратился в безвольную тряпичную куклу, которой может крутить во все стороны каждая более-менее изворотливая и умная сволочь. Был бы жив Генри. Среди аристократии не шла бы самая настоящая война, и в стране бы не назревал не просто дворцовый переворот, а полноценный бунт по всей стране, ведь недаром гонцы приносили вести о волнениях в южных и северных провинциях, которые отец старательно игнорировал и которые очень и очень скоро могли вырасти в нечто намного большее. Но Кюхёну и их планам с герцогом Ли бунт был только на руку, поэтому они, как и король, не спешили предпринимать хоть какие-нибудь действия, чтобы предотвратить подступающую все ближе и ближе угрозу. А его отец… он и правда не видел ничего дальше собственного носа, ну или того, что ему показывал и рассказывал маркиз Ким – единственный источник «достоверной» информации для Его Величества. – Я слышал, что между вами есть некоторая неприязнь… – задумчиво закусил нижнюю губу король, продолжая пристально смотреть на сына. – Я думаю, что это ложные слухи, Ваше Величество. Мы слишком мало общаемся с маркизом Кимом, чтобы давать повод для подобных суждений, – равнодушно пожал плечами Кюхён, мысленно одергивая себя за столь неуместную оговорку. Если отец хочет, чтобы он называл его так, то… Кюхёну стоило как можно безупречнее играть роль хорошего сына. – А почему? – вопросительно вскинул брови король, все так же не отрывая от Кюхёна внимательного взгляда и пытаясь понять, какие же чувства испытывает его сын на самом деле и что прячет под этой маской безупречной светской вежливости. – Что – почему? – снова сделал вид, что он совершенно не понимает, о чем идет речь, переспросил Кюхён, чувствуя, что этот «семейный» вечер и внеплановый отеческий допрос уже начинают утомлять его. – Почему вы мало общаетесь с маркизом Кимом? Он – очень умный, интересный и образованный мужчина, к тому же один из главных моих советников сейчас, я думаю, что ты мог бы многому у него поучиться… – Отец, я бы сделал это с огромным удовольствием, но… у меня не так много свободного времени, вы же сами прекрасно знаете, какое плотное у меня расписание занятий, а если включить в него все те дела, что поручаете мне вы, то… Моего свободного времени хватает лишь на приемы пищи и на сон… – начал было объясняться Кюхён, но король со смешком перебил его: – А еще на дружеские визиты к герцогу Ли и таинственные ночные отлучки, – мужчина насмешливо посмотрел на явно неприятно шокированного сына, который даже не подозревал о том, что его отец в курсе всех его отлучек и визитов, в том числе тех, которые он так тщательно скрывал от окружающих. – Да ладно, не пугайся так сильно, я все понимаю: дело молодое, дама сердца и все дела…. – тихонько рассмеялся мужчина, даже не представляя, какой груз тревог снял с плеч сына своими словами о прекрасной даме, ведь если бы его отец на самом деле знал, кто же эта «прекрасная дама», оставившая в последнюю ночь на теле Кюхёна слишком много отметок, то… вряд ли бы им удалось сохранить головы, а так… Пусть лучше считает, что сын завел себе любовницу в городе, чем… нечто другое, куда более постыдное и доставляющее куда больше наслаждения. – Но вот общение с герцогом Ли… Я бы искренне советовал тебе свести его к минимуму, если ты не хочешь в ближайшем будущем оказаться в весьма неприятной и щекотливой ситуации… – король многозначительно посмотрел на мгновенно насторожившегося и внимательно прислушивающегося к каждому его слову сына. – Отец, не знаю, откуда до тебя доходят эти слухи, но мы далеко не так близки с герцогом Ли, как говорят. Последний раз я виделся с ним больше двух недель назад, да и то лишь затем, чтобы получить протоколы заседаний Совета Герцогов и проинспектировать их, как ты и просил, и ни для чего более, поэтому я совершенно не понимаю, о чем идет речь… – состроив самое невинное выражение лица из всех возможных, как можно беззаботнее поспешил произнести Кюхён, стараясь не обращать внимания на начавшее разгораться у него внутри очень и очень нехорошее предчувствие. Кажется, маркиз Ким начал очередную кампанию против Его Светлости, но вот какую… Конечно, можно было бы попробовать расспросить об этом отца, однако… Вряд ли он станет делится с ним хоть какими-нибудь подробностями, а вот вызвать своими вопросами лишние подозрения, которые им сейчас ох как не нужны… Нет, пожалуй, ему сейчас и правда стоило промолчать, а затем постараться вызнать хоть что-нибудь другими путями и средствами, ведь в королевских дворцах уши и глаза есть даже у стен, и в большинстве своем это создает множество проблем, но иногда эти самые глаза и уши можно использовать для своих собственных, далеко не самых благих целей. – Вот и хорошо. Я просто предупредил тебя. Не хочу, чтобы ты пошел по стопам своего брата и оказался втянутым в то, во что тебе не стоит быть втянутым. Я надеюсь на тебя, Кюхён, и… несмотря ни на что я в тебя и тебе верю. Ты – мой сын. Всегда помни об этом. Всегда, – король пристально посмотрел на сына, словно пытаясь убедить его в правдивости своих слов, однако… все они знали, что это всего лишь очередная ложь, ведь у Его Величества был еще один сын, которому он говорил всего пару месяцев назад те же самые слова на этом же самом месте, и… все они прекрасно знали, к чему это привело. И Кюхён даже не сомневался, что при малейших подозрениях отец и маркиз Ким уничтожат его – так же, как они уничтожили Генри. И у них с Хёкджэ был лишь один шанс – добраться до Его Величества и маркиза Ким прежде, чем те доберутся до них. Только так. И никак иначе. И никакие слова и заверения в отеческой любви не могли их изменить. Игра началась. И в ней может быть только один победитель. Только так.