My obsession

– Нет, я, конечно, понимаю, что ты никогда не отличался особой рассудительностью и здравым смыслом, но каким же нужно быть идиотом, Ваша Светлость, чтобы пойти на медведя в одиночестве?! О чем ты вообще думал, Ли Хёкджэ?! А если бы с тобой что-то случилось?! Ты подумал об этом?! Ладно я, тебе всегда было плевать на мое мнение, но у тебя же есть жена и еще даже не родившийся ребенок! Ты подумал о них хотя бы на пару мгновений, а?! – бледная заплаканная Саын со злостью посмотрела на перемазанного с ног и до головы своей и чужой кровью брата, вокруг которого все еще суетились лекари, с трудом сдерживая жгучее желание влепить этому безрассудному идиоту хорошую оплеуху. Как же он перепугал их всех! Сначала – когда в установленное время не вернулся из лесу вместе с остальными охотниками, затем – когда не вернулся и спустя три часа и выяснилось, что герцога Ли никто не видел с самого начала охоты, но хуже всего пришлось, когда в табун пасущихся неподалеку взмыленных и уставших после многочасовых скачек по лесу лошадей ворвался окровавленный Ветер, к седлу которого была приторочена немногочисленная добыча, но вот сам Хёкджэ… Стоило только Саын подумать о том, что с ее братом действительно могло случиться что-то нехорошее, как ее сердце прямо здесь и сейчас, пока она сама наблюдала за снаряжением поисковых экспедиций, рассыпается миллионами болезненных, хрупких осколков, все вонзающихся и вонзающихся в нее изнутри. Но, слава Богу, эти чертовы экспедиции не потребовались. Ведь буквально спустя полчаса после появления Ветра на поляну ввалился окровавленный, грязный, хромающий, но совершенно живой Хёкджэ, которого девушке одновременно хотелось обнять и зацеловать до смерти, да хотя бы просто прикоснуться к нему, чтобы убедиться, что вот он, ее брат, совершенно живой и настоящий, а с другой стороны – влепить ему тяжелую оплеуху за то, что он посмел так сильно испугать ее! А уж когда она узнала о поединке этого упрямого идиота с медведем, то ярости Саын не была предела. Вот только далеко не все разделяли ее злость, окружив «героя дня», умудрившегося завалить медведя, за которым отправилась одна из снаряженных на поиски герцога экспедиций, голыми руками в поединке один на один, сияющим флером внимания и восхищенных расспросов, и это раздражало Саын еще сильнее и делало желание влепить пощечину по самодовольной и буквально сияющей от осознания собственной значимости братца просто-таки невыносимым! Как и его самодовольный и снисходительный тон, которым он смел отвечать ей, своей сестре, которую обещал любить и хранить всю свою жизнь и сейчас чуть не доведший ее до сердечного приступа своей совершенно дурацкой выходкой! – Да ладно вам, Ваше Сиятельство, не ругайтесь на меня так сильно. Все же обошлось, и я не нарушил ни одного из данных вам обещаний, так что… – слишком довольно, как объевшийся сметаны кот, улыбнулся Хёкджэ, упиваясь всеобщим вниманием, которое стало еще больше, когда гневно взвизгнувшая графиня Ли все-таки не сдержала своих чувств и, подлетев к брату и совершенно забыв обо всех его «боевых ранениях», изо всех сил влепила подзатыльник, да с такой силой, что медведь не шел ни в какое сравнение с его маленькой разгневанной сестрой, которую от герцога Ли едва-едва удалось оттащить вовремя подоспевшему к началу драки Сонмину, спасшему друга от слишком долгой и мучительной смерти в руках его разгневанной жены, но все равно устроившей отличное шоу, о котором будут еще долго сплетничать во всех кулуарах и салонах столицы едва ли не больше самого безумного подвига герцога Ли, действительно в одиночку голыми руками умудрившегося справиться с огромным медведем. – Прошу прощения за эту неприятную сцену, Ее Сиятельство просто немного перенервничала и не смогла сдержать чувств, – бормоча извинения, Сонмин поспешил оттащить тяжело дышащую и так и норовящую влепить брату еще пару оплеух девушку. – Да уж, правду говорят, что страшнее злой женщины зверя нет, – к Хёкджэ подошел насмешливо наблюдающий за происходящей сценой высокий статный темноволосый мужчина, волосы которого уже начала серебрить седина и единственной примечательной деталью во внешности которого был тонкий белый шрам, пересекающий изящную переносицу, – герцог Йорг, владеющий огромными землями на востоке, который пусть никогда и не являлся лучшим другом герцога Ли, но всегда активно поддерживал его самого и его политику, а также все нововведения, и поэтому сейчас оказался в одной лодке немилости с Хёкджэ, как и все члены Совета Герцогов, которому осталась всего пара шагов и пара королевских указов до роспуска. – Это точно, – криво улыбнулся Хёкджэ, впечатленный поведением сестры, правда далеко не в самом лучшем смысле этого слова, и, чуть поморщившись от боли в вывихнутом плече, протянул герцогу Йоргу руку для рукопожатия, искренне жалея о том, что здесь нет Аи, ведь та уже давно бы справилась и с вывихом, и со всеми ранами, не такими уж глубокими и опасными, как могло показаться на первый взгляд, и все, что оставалось Хёкджэ, – терпеть нерасторопность королевских лекарей и зорко следить за тем, чтобы в его раны не попало ничего, кроме целебных порошков и обезболивающих мазей. Вообще, как казалось мужчине, безопаснее всего было бы отказаться от услуг королевских лекарей и сделать себе перевязку самостоятельно, вот только… вряд ли бы Его Величество простил столь явно выраженное недоверие к своей персоне, поэтому ему приходилось терпеть эти больше похожие на пытки лечебные процедуры. – Я вижу, вы хорошо напрактиковались в укрощении и тех и других, – довольно усмехнулся герцог Йорг и, оценив размеры втаскиваемой на поляну бездвижной туши, восхищенно присвистнул: – Это не может не впечатлять. Что, и правда голыми руками? – мужчина постарался на взгляд оценить размеры медведя, которого с трудом перетаскивали с места на место пятеро мужчин и чей рост в холке наверняка был намного больше двух метров, а вес ушел за две сотни килограмм – смертельно опасная зверюга, справиться с которой дано далеко не каждому. – Вы сомневаетесь в моей силе, Ваша Светлость? Или в навыках? – склонив голову набок, чтобы продолжающему суетиться рядом с ним лекарю было удобно обработать неглубокие ссадины на щеке, полученные в пылу битвы с медведем, насмешливо поинтересовался Хёкджэ, хотя сейчас, когда оглушительная волна адреналина наконец-то начала спадать, уступая место здравому рассудку, он лучше всех понимал, каким безрассудным было его поведение и какой удачей была победа в этой совершенно неравной схватке. Но кто же знал, что первый же попавшийся ему на пути медведь окажется разгневанной махиной, мечтающей разодрать любого встречного человека на сотни мелких кровавых клочьев?! Волнение и пламя неравной битвы уже стерли из памяти Хёкджэ подробности этой схватки, и их дело довершит время, но эти маленькие, налитые кровью и бесконечным желанием убивать глаза-бусины будет еще долго сниться ему по ночам, так же, как будут долго болеть раны, оставленные бритвенно-острыми когтями, едва не оборвавшими его жизнь. – Ни в том, ни в другом, Ваша Светлость. Просто с каждым днем вы все сильнее удивляете и поражаете меня. Справиться с таким зверем… Это не может не впечатлять, – восхищенно выдохнул герцог Йорг, подошедший к Хёкджэ вовсе не затем, чтобы восхвалять его подвиги, а для того, чтобы обсудить пару очень и очень важных вопросов, но… С таким количеством глаз и ушей… Пожалуй, им следовало поговорить несколько позже, в как можно более приватной обстановке. – На самом деле, если говорить откровенно, то в этом нет ничего такого впечатляющего. Он бросился на меня совершенно неожиданно и умудрился выбить из рук меч, так что… Пришлось отбиваться тем, что попалось под руку… – признавшись, недовольно поджал губы Хёкджэ, чувствуя, что ему до сих пор что-то кажется в этом поединке не совсем правильным, вернее совершенно неправильным. И он даже подозревал, что именно. – Хм… Разве медведи обычно нападают первыми? – озвучив самое главное сомнение Хёкджэ, вопросительно поднял брови герцог Йорг, пусть и не так хорошо разбирающийся в звериных повадках и охоте, но все же наслышанный о некоторых вещах. – Обычно – нет. По крайней мере, я еще ни разу не видел, чтобы не раненный и не защищающий свое потомство медведь бросался на человека с такой яростью, но этот… Что-то было с ним не так… – закусив губу, задумчиво протянул Хёкджэ, вспоминая обезумевшего хищника, чье поведение не укладывалось ни в какие предписанные природой рамки. – Может быть, где-то рядом была его лежка или медвежата? – нахмурившийся и тоже умеющий сложить два и два герцог вопросительно посмотрел на Хёкджэ, уже по лицу мужчины предугадывая его ответ. – Нет, я все проверил на сотню метров вокруг, – скривился Хёкджэ, но, увидев, что их решил почтить своим обществом сам король, приближающийся к импровизированному лазарету быстрым размашистым шагом, тут же поспешил надеть на лицо самую дружелюбную и приятную маску из всех имеющихся в его арсенале и, договорившись с герцогом Йоргом побеседовать через два дня у себя дома, полностью посвятил себя витиеватой лести и лжи для Его Величества, который, впрочем, вопреки всем заверениям Кюхёна о смягчении лишь наградил Хёкджэ сухой похвалой, тут же поспешив вернуться к обществу придворных дам и своих новых советников, оставляя герцога Ли на растерзание всех его знакомых, жаждущих знать подробности схватки неравных противников. Лекари уже закончили обрабатывать его раны и, наложив все повязки и напоив мужчину горьким предотвращающим развитие инфекции в организме отваром, наконец-то оставили Хёкджэ в покое, но вот пестрая и слишком говорливая толпа никак не желала выпускать его из своих сетей. Он пытался найти взглядом Сонмина и Саын в надежде, что те смогут избавить его от всех этих наиглупейших бесед, или еще кого-нибудь из знакомых, желающих составить ему компанию, но… все более-менее близкие знакомые Хёкджэ словно испарились с этого праздника жизни. Отчаянно осматриваясь по сторонам и пытаясь найти пути отхода, Хёкджэ внезапно вспомнил о еще одном своем знакомом, которого он не видел и не слышал с самого своего отъезда на охоту. Донхэ. И куда же черти дели этого мальчишку? Извинившись перед щебечущими перед ним двумя дамами, имен и титулов которых он то ли не знал, то ли не помнил, мужчина отправился на поиски мальчишки, искренне молясь о том, чтобы тот не вляпался в очередные неприятности, а еще лучше – просто заскучал и отправился домой, однако внезапно обнаружившийся и находящийся уже изрядно навеселе Сонмин сказал, что его кузен никуда не уезжал, а значит… Где же он? Чувствуя, как в груди нарастает странное, тяжелое, не очень хорошее волнение, Хёкджэ отчаянно метался от шатра к шатру, виртуозно уклоняясь от любых попыток завести беседу, и уже было приготовился к самому худшему, но… К его величайшему облегчению, мальчишка нашелся на самой дальней части поляны, где почти не было людей, разве что кроме пары скучающих на карауле стражников, за расставленными на самой кромке леса огромными шатрами, служащими для Донхэ надежным укрытием от посторонних взоров. Для Донхэ, который… молился? Смертельно бледный юноша, вставший на колени прямо на землю и не пожалевший дорогой ткани костюма, закрыв глаза, шептал слова молитвы с таким отчаянием, что это скорее было даже похоже на… остервенение? И это было настолько завораживающее в своей волнующей красоте и интимности зрелище, что Хёкджэ, уже собравшийся было окликнуть мальчишку, так и не решился раскрыть рта, завороженно наблюдая за тем, как кто-то так искренне, так отчаянно и так надрывно молит у Бога счастья, здоровья и благополучия для… него самого? И чувствуя себя последним грешником и святотатцем, решившим посягнуть на самое ценное, самое невинное и самое святое, что есть в этом мире. На того, кто был рожден для того, чтобы служить Богу, но… вряд ли хоть когда-нибудь сможет исполнить свое предназначение.