My obsession

– Спасибо, большое спасибо, – в который раз поблагодарил профессора Юна Донхэ, с лица которого последние полчаса не слезала совершенно по-глупому счастливая улыбка. Пожалуй, знакомство с пожилым профессором живописи было одним из самых лучших и интересных знакомств Донхэ за все время его пребывания в столице, и общение с ним… Такие захватывающие и насыщенные беседы были у Донхэ лишь с герцогом Ли, которого юноше, несмотря на все недопонимания, случившиеся между ними в последние дни, определенно следовало поблагодарить за знакомством с профессором Юном. – Не за что, молодой человек. Несказанно буду рад видеть вас на своих лекциях, – также широко улыбнулся в ответ юноше профессор, уже давно не видевший, чтобы кто-то говорил о живописи со столь неподдельными энтузиазмом и восторгом, настолько заразительными, что даже он, уже столько лет назад разочаровавшийся в собственных способностях и решивший стать лишь простым наблюдателем, ощутил острое желание снова взяться за карандаши и кисти и выплеснуть на бумагу весь тот водоворот чувств, что бурлил у него внутри. – А я буду тоже несказанно рад посещать их, – Донхэ в который раз поспешил заверить профессора в том, что ни за что в жизни не сможет отказаться от столь заманчивого приглашения – прослушать лекции по истории искусств в одном из лучших учебных заведений страны, пусть и не в качестве студента, а всего лишь гостя, но все же… Разве мог он даже мечтать о чем-то подобном? Нет, все-таки права была мама, говоря, что в столице могут сбыться любые, даже самые несбыточные мечты. Или... дело в том, кто исполняет их? Донхэ бросил украдкой взгляд на беседующего о чем-то с его кузеном и Его Высочеством герцога Ли и тут же поспешил отвести глаза в сторону, потому что мужчина, словно почувствовав, что Донхэ думает сейчас именно о нем, пристально посмотрел на юношу, однако Донхэ уже успел снова адресовать все свое внимание профессору Юну, старательно делая вид, что он совершенно не чувствует на себе опаляющего сильнее открытого пламени взгляда Его Светлости, и стараясь не обращать внимания на почему-то сбившееся с привычного ритма биения сердце. – Вот и прекрасно. А теперь, молодой человек, позвольте мне откланяться. Студенты не дремлют, так что мне еще предстоит подготовиться к завтрашним занятиям, – с доброй усмешкой пояснил мужчина и, попрощавшись с юношей, оставил несколько растерявшегося и потерявшегося Донхэ в одиночестве. Сейчас, в уже опустившихся на землю густых синих сумерках, с наступлением которых боролись лишь весело потрескивающие костры и факелы, заботливо расставленные слугами по всему периметру поляны, юноша чувствовал себя до жути неуютно. Ночной лес, окружающих их, мрачный и таящий в себе что-то жуткое, пугал его, но еще сильнее юношу пугало то, что он совершенно не представлял, что ему стоит делать здесь и сейчас. Наверное, Его Светлость был прав, когда говорил ему, что Донхэ нет места на охоте, и сейчас он отчетливо ощущал это, свое одиночество и свою чуждость всему этому миру. Не его миру, в котором он оказался по какой-то совершенно жуткой и нелепой случайности и в котором для таких, как он, не было места. Да и вряд ли будет. И правда… что он делает здесь? И почему так жаждал попасть сюда? Сейчас Донхэ решительно не понимал этого. Кожу лица неприятно стягивала засохшая кровь, а под теплый плащ, наброшенный ему на плечи Его Светлостью, все равно пробирался холод. Еще раз с отчаянием осмотревшись по сторонам и убедившись, что всем гостям, уже успевшим разбиться на свои маленькие, бурно общающиеся группки нет до него совершенно никакого дела, Донхэ попытался побороть внезапно накатившую на него неприятную дрожь и абстрагировать от всех эти дурных предчувствий и мыслей, внезапно накативших на него, и начать мыслить более трезво. Нет, и правду говорят, что тьма таит в себе много опасностей, в том числе для рассудка, и Донхэ сейчас как никогда понимал это. И откуда только взялся этот дикий, совершенно животный страх внутри него? Нет! Ему и правда следовало взять себя сейчас в руки и попытаться найти Чонсу, чтобы тот оседлал его лошадь и, возможно, проводил до города, ведь юноша даже не представлял, как ему добираться до замка по всей этой тьме, а оставаться ночевать здесь, как они собирались с самого начала… Нет, пожалуй, Донхэ был не готов к такому подвигу. – И о чем же ты так размышляешь с таким сосредоточенным и хмурым лицом? Ты же не собираешься сбежать от нас посреди ночи в лес, нет? – тихий насмешливый голос герцога Ли заставил Донхэ вздрогнуть и поднять испуганный взгляд на разрисованное кровью лицо мужчины, выглядящее в отблесках пламени тоже как-то совершенно по-особенному зловеще, вот только взгляд, заботливый и теплый, совершенно не вязался с этим образом. – Ну... Я подумал… – начал было Донхэ, даже не зная, как поделиться с мужчиной всеми теми мыслями и странными чувствами, что крутились в его голове, и стоит ли ему вообще делиться ими, но Его Светлость, как всегда, опередил его: – Только не говори, что действительно думал о чем-то подобном. Или о том, что мы все забыли о тебе на этом празднике жизни, – недовольно фыркнул Хёкджэ, снова поражая Донхэ своей проницательностью и совершенно точно никуда не собираясь сегодня отпускать его. – Мы все уже заждались, когда вы с профессором устанете обсуждать высокие материи и ты наконец-то сможешь вернуться к нам на грешную землю, – тихонько рассмеявшись, пояснил мужчина и, протянув руку ладонью вверх, вопросительно посмотрел на мальчишку: – Идем? – с улыбкой спросил Хёкджэ, уже в следующее мгновение сжимая опять непростительно холодные пальцы юноши в своих обжигающе горячих, снова, после глотка не слишком приятной реальности, затягивая Донхэ в пучину их дикарского, больше похожего на старый языческий обряд праздника. Они вместе сидели у костра, грея руки у открытого пламени и рассказывали древние легенды в такт монотонной однообразной музыке с четко отстукивающими ритм ударными, разбавляя их обжигающе горячим вином с пряностями и слишком крепким грогом, которого было много. Слишком много. Они до хрипоты в голосах спорили о вещах, о которых никогда не стали бы спорить в здравой памяти и трезвом рассудке, позабыв обо всем на свете и не замечая ничего вокруг. Ведь весь мир вокруг них, все это огромное мрачное и пугающее пространство словно сжались до размера лишь двух человек, уничтожив все вокруг. Донхэ очень хотелось пить, и в перерывах между рассказами и спорами он жадно осушал бокал за бокалом, чувствуя странную звенящую легкость во всем теле и пугающую ясность в своей голове. Но еще больше его пугал он сам. Его собственные мысли и слова. Ведь… они снова и снова возвращались с герцогом Ли к своим неизменным спорам о Боге, о вере, о церкви, и Донхэ, словно наблюдающий за самим собой и слышащий все те годами вбиваемые в его голову догмы, что выдает его рот, со стороны, с ужасом понимал, насколько они нелепы и смехотворны, все эти придуманные и навязанные кем-то принципы, и что он… во многом согласен с герцогом Ли? С этим человеком, который переворачивал привычный ему мир с ног на голову прямо здесь и сейчас. И Донхэ никак не мог понять, отталкивает ли это его, или… притягивает? Но вот герцог Ли… Юношу, насквозь пропитанного сейчас словами и мыслями мужчины, как магнитом тянуло к Его Светлости. Донхэ казалось, что оторви он хотя бы на пару мгновений взгляд от лица мужчины – и произойдет что-то совершенно ужасное, что-то, что они уже никогда не смогут исправить. Он тонул в глазах Его Светлости и захлебывался в его мыслях и словах, ощущая себя слепым котенком, которому не дано прожить в этом мире без своей матери и пары секунд и который так отчаянно нуждался в том, кто бы вел и наставлял его, в ком-то мудром, чей взгляд был не замутнен стереотипами и предрассудками. И, кажется, Донхэ по счастливой случайности удалось обнаружить ЕГО. Юноша и сам не понял, в какой момент их жаркий, но какой-то односторонний спор о значении ритуалов и всей этой помпезности, с которой они обставлены, сменился предложением отправиться на прогулку и полюбоваться на ночное небо, которое и правда казалось сейчас Донхэ каким-то совершенно необыкновенным и потрясающе красивым, немного похожим на любимое платье графини Ли из темно-синего бархата, расшитого россыпью звездочек-бриллиантов. Внезапно Донхэ подумалось, что сейчас он настолько невесом, что раскинь он руки в стороны – и с легкостью смог бы взлететь к этой красоте, и лишь обжигающе горячие пальцы Его Светлости на запястье все еще удерживали его на этой грешной земле. Кстати о Его Светлости! Поймав за хвост весь вечер ускользающую от него, очень важную мысль, Донхэ резко обернулся к герцогу Ли, чуть покачнувшись от немного подведшего его и, видимо, тоже желающего куда-то ускользнуть равновесия и встречаясь взглядом с черными, как сама ночь, глазами мужчины, затягивающими в себя быстрее любого даже самого опасного и глубоко омута: – Я так переживал за вас, как вы могли… – Я хотел бы извиниться перед тобой за нашу вчерашнюю ссору… Два их голоса, один – полный недовольства и неподдельного волнения, второй – искренней вины и раскаяния, раздались практически одновременно, заставляя их сначала наградить друг друга изумленными взглядами, а затем рассмеяться. Громко. Вслух. Совершенно искренне. Мгновенно забыв обо всех их проблемах, недопониманиях и недовольствах. – Вот она, магия подобной обстановки, – отсмеявшись, хрипло выдохнул Хёкджэ, пристально глядя на даже не представляющего, насколько притягательно он выглядит сейчас, мальчишку. – Значит, мне стоит извиниться не только за мой запрет и нашу ссору, но и за… сегодня? – Было бы совсем неплохо, – недовольно фыркнул Донхэ, чувствуя, что его до краев переполняет странная бравада, хотя на самом деле ему уже было достаточно тех слов, что сказал ему герцог Ли, и то, КАК он их сказал. Да и если быть до конца откровенным, то Донхэ и сам был немного виноват в их вчерашней ссоре; наверное, ему не стоило так категорично и непримиримо воспринимать запрет Его Светлости, однако… все уже случилось. И вряд ли ему сейчас стоит тратить такое драгоценное и такое волнующее время на то, чтобы думать об этом. Ведь в этот самый момент намного лучше было бы думать о том, что Его Светлость стоит к нему настолько непозволительно близко, что Донхэ буквально каждой клеточкой своего тела чувствовал исходящее от мужчины тепло, а эти черные совершенно гипнотические глаза… В них так и хотелось утонуть и захлебнуться. Кажется, Его Светлость о чем-то говорил Донхэ, наверное, пытался извиниться перед ним, но тот, оглушенный стуком собственного пульса и шумом крови в ушах, не слышал ни слова, думая лишь об одном, совершенно не случайно появившемся внутри него желании, до которого была всего пара сантиметров и пара мгновений. Всего лишь податься вперед и… накрыть губы изумленно замолчавшего мужчины своими, подарить ему пару секунд растерянного промедления, а затем позволить ему затянуть себя в совершенно противоестественный, головокружительный и сумасшедший поцелуй, который не был похож ни на один из тех, что уже были между ними и у каждого из них по отдельности. Поцелуй, которому, кажется, суждено изменить очень и очень многое. Ведь эти двое, слишком увлекшись друг другом, даже не заметили, что у этой весьма значимой и пикантной сцены было еще целых два совершенно не желательных свидетеля.