My obsession

За все свое время пребывания в столице и даже еще только подготовки к поездке в Арвей Донхэ удалось насладиться таким маленьким количеством приятных пробуждений, что он и забыл, каково это – просыпаться в томной блаженной неге с прекрасным настроением и предвкушением хорошего дня. Странное нехорошее предчувствие, день изо дня преследующее юношу ровно с того самого момента, как он узнал о своем визите в самый главный город королевства, никак не желало оставлять его, заставляя захлебывающегося собственными кошмарами юношу просыпаться по утрам в холодном поту и силком возвращая его в не слишком радужную реальность. Но сегодня… Сегодня все было совершенно иначе. Впервые за последние несколько месяцев, а может, даже за целых полгода пробуждение Донхэ было мучительно медленным и до невозможности приятным, настолько, что будь у него возможность – и он бы не открывал глаза целую вечность, просто лежа вот так вот, в тепле и спокойствии приятной утренней неги, и наслаждаясь ощущением чего-то неуловимо хорошего и приятного, так и витающего вокруг него, вот только… И в этот раз удовольствию юноши не было суждено продлиться слишком долго, ведь вместе с пробуждением разума Донхэ внутри его головы пробуждались и воспоминания о вчерашнем вечере. Слишком яркие и волнующие и слишком пугающие и тревожные для столь безмятежного утра. Вспомнив все, что произошло вчера, а самое главное – ТО, чем был завершен вчерашний вечер, и чувствуя, что еще чуть-чуть – и его голова и сердце просто взорвутся от слишком большого количества внезапно нахлынувших на него воспоминаний, мыслей и чувств, Донхэ испуганно распахнул глаза, жадно глотая свежий прохладный воздух и пытаясь успокоить судорожно колотящееся сердце, вот только… это не помогало ему. Совсем. И у юноши в запасе было лишь одно по-настоящему действенное средство – молитва. Даже не пытаясь понять, сколько сейчас времени и где он находится, а также упорядочить весь тот бурный водоворот, что крутился внутри него, Донхэ попытался встать, чтобы сделать то, что неизменно, изо дня в день дарило ему душевный покой и ощущение твердой, совершенно незыблемой почвы под ногами, однако и этим его – так отчаянно нужным сейчас – планам не было суждено сбыться: чужая рука, вольготно раскинувшаяся на его талии, чересчур тяжелая и обжигающе горячая, не дела ему сесть на постели, а до боли знакомый, немного хриплый и насмешливый голос, раздавшийся у Донхэ прямо над ухом, заставил юношу испуганно вздрогнуть и зажмуриться, словно это могло спасти его от очередного доказательства содеянного, которых и так накопилось уже слишком много, чтобы счесть все эти картинки и воспоминания в его голове дурной шуткой подсознания или просто плохим сном. Да и голос и объятия Его Светлости, с которым они, судя по всему, не только предавались всяческим непристойностям вчера вечером, но и провели целую ночь вместе, был слишком реальным и окончательно развеивающим любые иллюзии того, что Донхэ все же удалось сберечь свою нравственность вчера вечером и что все эти жуткие греховные желания и действа лишь привиделись ему. Господи… Неужели он и правда делал все ЭТО на самом деле? Но хуже было даже не то, что он делал, а то, что он хотел это делать. Поддавшись греховному искушению и позабыв обо всех законах Божьих и с готовностью проваливаясь в этот порочный омут, который если куда-то и сможет привести его, то лишь в бездну… Бездну, полную адского пламени, в котором ему гореть веки вечные, пытаясь хоть как-то загладить совершенные пусть и не намеренно, но все же злодеяния… Ведь он же знал… прекрасно знал, каков герцог Ли на самом деле и как сильны в его душе темные стороны и желания! И он же должен был помочь мужчине избавиться от них! А вместо этого он… он… Донхэ зажмурился еще сильнее, до боли в глазах. Так сильно, словно это могло помочь ему избавиться от воспоминаний о вчерашнем вечере, но… если бы все было так просто. И почему же все в этой жизни столь сложно? И что ему вообще сейчас делать? О, кто бы знал, как Донхэ нужен был сейчас мудрый наставник и его совет! Однако… кажется, ему опять придется во всем разбираться самому, но… Хотя бы исповедь? Да.. Ему срочно нужно было поделиться с Богом и тем, кто верой и правдой служит Ему, своими горестями и проблемами, чтобы понять, что же ему делать дальше и как жить… Причем сегодня же! Господи, спаси и сохрани его насквозь погрязшую во грехах и пороках душу. От этих совершенно нерадостных, полных лишь самоосуждения и упреков и уж точно не доставляющих никакого удовольствия мыслей юношу отвлекли легкие, теплые, едва ощутимые и полные нежности касания к его лицу. Сначала лоб, потом правое веко, затем – левое, нос, и самое долгое и сладкое касание, так невыносимо похожее на поцелуй, досталось его губам, заставляя Донхэ вздрогнуть, зажмуриться еще сильнее и поджать губы, а всю его кожу – покрыться слишком приятными для того, кто так отчаянно и мучительно раскаивался в содеянном, мурашками. – Можешь даже не притворяться, я знаю, что ты не спишь, – с трудом оторвавшись от губ Донхэ, герцог Ли с усмешкой посмотрел на сжавшегося в его руках юношу, пытаясь вспомнить, когда он просыпался вот так вот, сжимая в своих объятиях симпатичного ему человека, с которым он просто спал и с которым у него не было ничего больше поцелуев, в большинстве своем настолько невинных, что их вполне можно было бы счесть за братские. И… кажется, такого не было очень и очень давно. Если… было ли вообще? Да и в любом случае сейчас, в этот самый момент, когда сонный и разомлевший Донхэ все еще был в его объятиях, Его Светлости почему-то совершенно не хотелось думать о череде своих бывших любовников и любовниц, воспоминания о которых не вызывали в нем более ничего, кроме отвращения. Интересно, займет ли однажды этот мальчишка свое место среди них? Или все же попадет в копилку самых значимых людей в его жизни? Людей, ради которых он готов был на все, в том числе без малейших сомнений отдать за них свою жизнь, однако… разве это не слишком серьезные размышления для столь приятного утра и пробуждения? Усмехнувшись своим мыслям, мужчина наградил все никак не желающего открывать глаза мальчишку еще одним мимолетным, едва-едва ощутимым поцелуем в щеку и, видя, что ни его слова, ни его слишком нежные действия не возымели нужного эффекта, приступил к действиям куда более активным. Хёкджэ с большим удовольствием тормошил, щипал за бока, щекотал и целовал мальчишку, пока тот наконец-то не решился распахнуть свои огромные и полные какого-то совершенно детского испуга глаза, в которых не было даже намека на сонливость. – Ну что, доброе утро, соня? – склонившись над мальчишкой, прошептал ему прямо в губы Хёкджэ, пристально глядя в широко распахнутые глаза и продолжая эту странную и совершенно невозможную игру в нормальность. Так, словно это было действительно совершенно обычное для них утро, а не очередная больше похожая на прелюдию иллюзия, которые Хёкджэ всегда строил с особой легкостью и изяществом, хотя бы на пару мгновений превращая реальность в сказку, вот и сейчас… Он так отчаянно выдавал желаемое за действительное, что почти верил это. По крайней мере, хотел верить. Очень. – Как спалось? – тихонько спросил мужчина, даже не представляя, какой ответ сейчас прозвучит на его вопрос и прозвучит ли вообще, ведь с этого маленького испуганного упрямца вполне бы сталось сейчас снова подбить ему глаз или выкинуть что-нибудь еще похлеще, однако… кажется, ему сегодня было совсем не суждено узнать ответ на свой вопрос, ведь буквально спустя пару мгновений снаружи господина позвал перепуганный насмерть Чонсу, даже не побоявшийся нарушить утренний сон Его Светлости, чтобы сообщить мужчине о том, что его разыскивает по какому-то до невозможности срочному и важному делу герцог Йорг, находящийся в тех ярости и отчаянии, что с него вполне может статься без разрешения вломиться в ночное убежище герцога Ли. И не только герцога. Поэтому тяжело вздохнувшему Хёкджэ пришлось как можно скорее выбираться из походной постели, искренне радуясь тому, что он спал в дорожном костюме, который пусть и был немного измят и неказист в своей простоте, но все же выглядел намного приятнее, чем белоснежные портки и уж тем более намного лучше чем голый зад. Убедившись, что его внешний вид по меньшей мере не является отталкивающим, мужчина позволил себе еще пару секунд промедления – лишь для того, чтобы опуститься на край постели рядом с уже усевшимся и наблюдающим за ним немного ошалелым взглядом мальчишкой,тихим шепотом пообещать ему, что они обязательно поговорят о случившемся сегодня вечером, и попросить его не думать до этого момента слишком много, ведь… Хёкджэ прекрасно представлял, до чего за день может дойти этот воспитанный в лучших традициях церковных догм и никому не нужных моральных ограничений (ну… по крайней мере, в свободе выбора партнера для любовных утех) разум. И он понимал, насколько опасно сейчас оставлять мальчишку в одиночестве, ведь его сдвинутое с места душевное равновесие было сейчас таким хрупким, но… герцог Йорг вряд ли бы стал искать Хёкджэ, да еще столь настойчиво, просто так. И ком плохого предчувствия, поселившийся в его груди, лишь подтверждал эту совсем не догадку. Поэтому он должен был сейчас как можно скорее увидеться с Его Светлостью, перепоручив заботу о мальчишке Чонсу, получившему четкий приказ не оставлять Донхэ в одиночестве даже на пару секунд, а также Сонмину и Саын, которые, проникнувшись звучащим в голосе герцога Ли волнением и излишней серьезностью его просьбы, даже забыли о всех своих привычных колкостях и глупых вопросах. Отдав все приказания и озвучив все просьбы, Хёкджэ быстрым шагом покинул находящуюся всего в паре шагов от их с Донхэ места ночевки палатку все еще нежащихся в постели сестры и ее супруга, под пышным пуховым одеялом которых явно угадывались очертания еще одного человека, так и не решившегося явить свой царственный лик взору герцога, однако Хёкджэ сейчас не слишком волновало, где и с кем предпочитает проводить свои ночи наследный принц (потому что он и так прекрасно знал это), ведь сейчас весь его разум был занят лишь двумя вопросами: чем же таким важным с утра пораньше жаждал поделиться с ним герцог Йорг и какие плохие новости обрушатся на них в этот раз. – Ваша Светлость… – стоило только герцогу Йоргу увидеть встрепанного и спешащего ему навстречу герцога Ли, как он тут же склонил голову в почтительном поклоне, до боли сжимая в руках повод не расседланной и взмыленной после слишком быстрой скачки лошади. – Герцог Йорг… – склонился в поклоне Хёкджэ, но тут же нетерпеливо выпрямился и вопросительно посмотрел на мужчину, который выглядел так, словно пару минут назад за ним гналась сама смерть. – Прошу за беспокойство в столь ранний час, но… у меня новости для вас. Срочные, – рвано выдохнул мужчина, даже не представляя, с чего ему следует начать и КАК ему сообщить те нерадостные вести герцогу Ли, что он принес. – И какие же? – изо всех сил стараясь сохранить самообладание, как можно спокойнее постарался спросить Хёкджэ, гадая, какие из самых худших его предчувствий и предположений оправдались в этот раз, вот только новости, самолично сообщенные ему герцогом Йоргом, намного превосходили самые худшие ожидания Хёкджэ. – Во-первых, сегодня утром состоялось экстренное заседание Малого королевского совета, на котором были утверждены роспуск Совета герцогов, расширение полномочий Комиссии по нравственности, а также был назначен новый глава Комиссии – архиепископ Транквийский, двоюродный дядюшка супруги всеми нами горячо любимого маркиза Кима, но важно даже не это… – пресекая все вопросы уже открывшего рот герцога Ли, поспешил остановить мужчину герцог Йорг. – Важно то, что сегодня ночью в загородной усадьбе семьи Леманн произошел пожар… – Пожар? – глухо переспросил Хёкджэ, недоуменно глядя на своего собеседника и словно не до конца понимая смысл его слов. – Пожар, Ваша Светлость. Огромный пожар… – Насколько огромный? – прервав герцога Йорга, снова совсем по-глупому переспросил мужчина, в этот самый момент, пожалуй, впервые в своей жизни жалея о том, что он не знает ни одной молитвы, а ведь сейчас… Кажется, сейчас ему бы не помешало помолиться о том, чтобы на этом плохие вести на сегодня были закончены, однако… у герцога Йорга был подготовлен для Хёкджэ на сегодня еще не один удар. – Все поместье и сад сгорели дотла в считанные часы… – начал было мужчина, но Хёкджэ снова перебил его: – Погибшие? – отчаянно надеясь на то, что его дорогой друг со своей семьей остался на ночь в городе, хотя… кого он обманывает? Супруга Вильгельма так сильно ненавидела их городской дом, что не осталась бы там даже на пару часов, что уж говорить про ночь… А это значит... – Все, Ваша Светлость. Погибли все. Скот, прислуга, охрана и… герцог Леманн со всей семьей. Выжить удалось лишь двум конюшим, которые предпочли своим постелям в крыле для прислуги городской дом развлечений. Именно они, утром вернувшись дом, и обнаружили пожар, вернее, то, что он оставил, и вызвали на место представителей Департамента безопасности, а затем уже сообщили всем знакомым и друзьям семьи… Полиция еще только обследует пепелище, но уже установлено, что на момент пожара герцог Леманн, его супруга и их дети находились в замке и никому из них не удалось покинуть его пределы…