My obsession

– Ты понимаешь, какими последствиями может обернуться то, что ты сейчас собираешься сделать? – мужчина наградил Хёкджэ до мурашек тяжелым взглядом невыразительных глаз, однако… герцога Ли уже давно не задевали все эти игры в гляделки. Ровно с того самого момента, когда он понял, что ни одному из его двух отцов нет до него ровным счетом никакого дела и что он всего лишь еще одна из пешек в их играх, вот только… кажется, еще один его отец не заметил, как пешка превратилась в ферзя, вот-вот готового поставить ему шах и мат в их главной, длящейся уже много лет партии. – Ты даже не представляешь, насколько хорошо, – еще шире усмехнулся Хёкджэ, наслаждаясь растерянностью сидящего напротив мужчины, который явно не ожидал от своего сына подобной выходки. Да, внебрачного и даже не признанного, но… все же сына. – Маркиз Ким… – Плевать на маркиза Кима, отец. Ты сам выбрал сторону, и теперь… – Хёкджэ с удовольствием выдержал театральную паузу. – Пожинай плоды. Это все, что я могу сказать тебе сейчас, – хмыкнул герцог Ли и, не намереваясь более тратить время на пустые беседы, поднялся из-за столика и отвесил отцу полный презрительного уважения, слишком глубокий и нарочито формальный поклон: – Удачи вам, Ваше Величество, и дай бог, чтобы она и маркиз Ким помогли вам сохранить ваши власть и трон. Хотя… – задумчиво протянул Хёкджэ, насмешливо глядя на отца: – Власти у вас уже нет. Ну, значит, пусть они помогут вам сохранить хотя бы трон, – слишком довольно фыркнул герцог Ли и, бросив напоследок выразительный взгляд на шумную толпу что-то бурно обсуждающих в весьма недружелюбном тоне мужчин не самой законной наружности, предупредил: – И не задерживайтесь в этом месте слишком долго: кажется, тут назревает драка, и для Аарона будет невосполнимым уроном потерять вас вот так вот, – Хёкджэ подарил отцу еще одну полной снисходительной насмешливости улыбку и поспешил покинуть это не самое приятное и безопасное для посещений место, которое тем не менее идеально подходило для их с отцом крайне тайных встреч, ведь кому могло прийти в голову, что король и герцог Ли могут встречаться в подобном заведении, спокойно сидя среди воров, мошенников, разбойников, бывших и будущих заключенных и прочего сброда. Да что уж там, вряд ли кто-нибудь вообще мог заподозрить их в подобных встречах и уж тем более в подобном, столь губительном родстве. Интересно, как бы сильно перекосило маркиза Кима, если бы в его руки попали настоящие документы, подтверждающие происхождение Хёкджэ? Но, слава богу, все экземпляры этих бумаг наконец-то были уничтожены, и теперь их с Его Величеством не мог бы связать ни единый документ на этой земле, и это было более чем прекрасно. Ведь, вопреки всем многолетним опасениям его отца, Хёкджэ даже помыслить не мог о том, чтобы претендовать на престол, и все, чего ему хотелось, – чтобы это место по праву занял Кюхён, не более. И он все еще собирался сделать все возможное, чтобы это было именно так и никак иначе. Даже если ради этого ему придется собственноручно – или будет правильнее сказать собственнозубно – перегрызть глотки и отцу, и маркизу Киму, с чего-то решившему, что кто-то позволит ему занять не принадлежащее ему ни по какому праву место. Эх, мечты-мечты. Жаль только, что Хёкджэ слишком поздно понял, насколько опасно может быть это рыжее чучело, иначе бы они его убрали сразу, как только тот появился в столице и начал плести свою паутину, но… сами виноваты. И теперь самим приходится расхлебываться с последствиями собственной невнимательности и беспечности. Недовольно фыркнув и едва ли не до полусмерти испугав протягивающего ему поводья Ветра мгновенно побледневшего конюха, Хёкджэ буквально взлетел в седло и, забрав поводья из рук перепуганного мальчишки и бросив тому мелкую серебряную монетку, пришпорил коня, наконец-то направляясь к дому и с каким-то странным удовольствием понимая, что сегодня ему предстоит еще один не самый легкий, но далеко не самый неприятный разговор. Дорога до дома все равно пронеслась для не слишком спешащего и решившего на загонять коня Хёкджэ как один миг. Слишком быстро. Слишком волнующе. Въезжая на до боли знакомую подъездную дорожку, мужчина почувствовал, что каждая эмоция, каждая мысль, каждое ощущение и каждое чувство внутри него натянуты как струны на скрипке. Так же звеняще и туго. Вот-вот и порвутся. На две части. Одна из которых мучительно жаждала увидеть Донхэ и его реакцию на появление Хёкджэ, а вторая столь же мучительно боялась этой самой встречи и этой самой реакции. Забавно, но Хёкджэ даже немного расстроился, увидев, что во внутреннем дворике в уже подступающих ранних осенних сумерках его не встречает никто, кроме младшего конюха, который все еще, как и любой младший служка, пребывая в благоговейном трепете перед господином, помог герцогу Ли спешиться и, получив от мужчины поводья Ветра и строжайшие указания по уходу за ним после двух столь тяжелых суток, поспешил скрыться, оставляя почему-то не решающегося зайти в дом Хёкджэ в одиночестве посреди дворика. Однако герцог Ли никогда не относился к людям, страдающим излишней нерешительностью, поэтому, сделав глубокий вдох и решив, что лучше раньше, чем поздно, Хёкджэ быстрым шагом направился к массивным дверям парадного входа в замок, будучи готовым к чему угодно: к скандалу, крикам, слезам, ссоре и даже драке, вот только замковый холл встретил его доселе непривычной тишиной и пустотой, нарушаемой лишь стуком шагов быстро-быстро спускающегося вниз по лестнице Чонсу, который на всех парах мчался, чтобы встретить внезапно вернувшегося домой господина: – Ваша Светлость… – сбежав в холл к герцогу, тут же поспешил склониться в приветственном поклоне камердинер и, получив в ответ кивок, выпрямился, чтобы принять из рук господина отчетливо пахнущий гарью и лошадиным потом запыленный дорожный плащ. – Желаете, чтобы я распорядился подать чай и легкий ужин, или сначала наполнить ванну и подготовить чистую одежду? – Чонсу с беспокойством смотрел на непривычно хмурого и молчаливого господина, думая, что он уже слишком давно не видел Его Светлость в столь дурном расположении духа и что, кажется, совершенно позабыл о том, как следует вести себя с ним в подобных случаях. – Сначала ванна, потом ужин и не чай, а что-нибудь… более согревающее, – рвано выдохнул Хёкджэ, понимая, что заснуть сегодня без бокалов эля, а еще лучше – чего-нибудь покрепче ему будет очень и очень сложно. – Хорошо. Я распоряжусь об этом, а еще попрошу помощника лекаря зайти к вам… – Помощника лекаря? – удивленно вскинув брови, перебил камердинера Хёкджэ, не совсем понимая, к чему он это и на кой черт ему сдался лекарь. Неужели после столь напряженного дня он выглядит НАСТОЛЬКО плохо, что ему требуются услуги врача? – Да, помощника лекаря. Ваши раны… – со спокойной, едва заметной улыбкой кивнул Чонсу, глядя на запекшиеся царапины на щеке Его Светлости, который, как всегда в столь трудные моменты, слишком много думал о других и совершенно не думал о себе. – Точно, – спохватившись, Хёкджэ коснулся, как оказалось, все еще болезненно ноющих царапин на своем лице, которые, вспыхнув острой вспышкой боли, рассыпались болезненными отголосками по ранам на всем теле. Ранам, нанесенным всего лишь вчера, но Хёкджэ казалось, что со времени схватки с медведем прошла целая вечность. А на самом деле миновало едва ли больше суток. Просто очень и очень насыщенных суток. – Я и забыл про них… – растерянно пробормотал мужчина, думая, какая же все-таки забавная и коварная штука время и его ход, которые вроде бы должны быть до зубовного скрежета постоянными единицами, но на деле… Они всегда ведут себя так, как им того хочется, то растягиваясь до бесконечности, то за мгновения сжимаясь удушливым поводком вокруг горла без совершенно объяснимых и объективных на то причин. – Именно поэтому у вас есть я, Ваша Светлость. Чтобы заботиться о вас, – позволив себе улыбнуться еще шире, кивнул Чонсу, радуясь тому, что он действительно есть у Его Светлости и что на его плечи возложена забота о столь важном и дорогом для него человеке, ведь герцог Ли уже давно был для Чонсу не просто хозяином, но и добрым другом, как и Чонсу для него. По крайней мере, камердинеру казалось именно так. Да и вообще… герцог Ли доверял ему куда больше поручений, тайн и секретов, чем кому-либо из своих так называемых друзей, равных по происхождению и положению, и это что-то да значило. – И ты не представляешь, как я благодарен тебе за это, – с нечитаемой усмешкой кивнул Хёкджэ и, осмотрев холл еще раз, немного нахмурившись поинтересовался: – А где все? – наконец-то понимая, что же было сегодня не так в его доме кроме непривычной тишины. Полное отсутствие слуг. Всех, кроме мальчишки-конюха и Чонсу. Ни обычно шумящих во внутреннем дворе стражников, ни хихикающих и перешептывающихся по углам горничных, ни мчащихся куда-то посыльных, ни степенно шествующего дворецкого, ни старших, ни младших лакеев в их пестрых ливреях – Хёкджэ так и не увидел никого из них, хотя и пробыл дома уже куда дольше пары минут. – Все готовятся к завтрашней похоронной церемонии, Ваша Светлость, – вздохнул Чонсу, чувствуя, что ему тяжело даже просто думать о чем-то подобном, что уж говорить про все остальное. Хотя… он все равно должен держаться лучше всех. Чтобы на правах одного из самых старших среди прислуги в этом доме подавать положительный пример. – Горничные и лакеи драпируют зеркала по всему замку и готовят малую залу, мы также уже составили меню, пригласили священника и отправили часть людей за телами. Управляющий Сон зайдет к вам после ужина и расскажет все в деталях, вы же знаете, что это он у нас… ведает подобными делами. – Да-да, конечно, – понимающе закивал Хёкджэ, лишь сейчас обращая внимание, что все зеркала в массивных позолоченных рамах, украшающие и визуально расширяющие замковый холл, уже закрыты белыми драпировками, чего этот замок не видел уже очень и очень давно, но… все рано или поздно возвращается на круги своя. И что-то неприятное внутри подсказывало Хёкджэ, что это далеко не последняя похоронная церемония, которой суждено состояться в их замке в этом году. Однако сейчас герцог Ли чувствовал себя настолько уставшим и опустошенным, что у него почти не было сил переживать по этому поводу и все, чего ему действительно хотелось сейчас, – горячей ванны, чистой одежды, сытного ужина и мягкой постели – и ничего больше. Однако непривычно расстроенный и какой-то излишне нервный Чонсу не спешил приступать к выполнению этого вполне себе простого и очевидного плана. – К тому же… Ваша Светлость, у многих наших людей родные и близкие служили в доме Его Светлости герцога Леманна… Такое невозможное горе. Для всех нас, – надрывно вздохнул камердинер и, столкнувшись взглядом с бесконечно уставшими глазами герцога Ли, в которых сквозило легкое недоумение, вызванное несколько излишними и ненужными эмоциональностью и откровенностью, тут же спешно одернул себя: – Но что же это мы держим вас на пороге, Ваша Светлость! Поднимайтесь наверх, а я сейчас распоряжусь и по поводу ванны, и по поводу ужина, – всплеснув руками, тут же засуетился Чонсу, изо всех сил стараясь загладить свою оплошность, вот только в тот самый момент, когда он уже собирался броситься на кухню, чтобы отдать все нужные распоряжения, его остановил голос герцога Ли и весьма неожиданно заданный вопрос: – А где виконт Ли? Он успешно добрался домой с охоты? Так неловко вышло, что я сам не смог сопроводить его… – Хёкджэ изо всех сил старался, чтобы его голос звучал как можно спокойнее и небрежнее и чтобы в нем не звучало даже и сотой доли того волнения, что он испытывал сейчас, произнося вслух эти совершенно простые и ничего не значащие слова. – О, не переживайте, Ваша Светлость. Их Сиятельства милостиво привезли виконта Ли домой. К тому же он настолько добрый, чуткий и понимающий юноша, что вряд ли станет обижаться на вас из-за подобных пустяков, – с готовностью обернувшись к господину, тут же поспешил успокоить Его Светлость Чонсу. – Сейчас виконт Ли изволит отдыхать. Его самочувствие сегодня после охоты и этой ночевки в лесу было не самым лучшим, а тут еще все эти дурные вести… Все это сказалось на его слабом здоровье не самым лучшим образом. Я даже отправил к нему помощника лекаря, чтобы тот осмотрел виконта. Лекарь сказал, что это все еще последствия отравления, а также усталость и нервы, поэтому мы позаботились о том, чтобы виконт хорошо поужинал и принял отвар успокоительных трав, чтобы те помогли ему быстро заснуть и хорошо отдохнуть, – скороговоркой выпалил камердинер, словно пытаясь оправдаться за плохое самочувствие молодого господина, хотя и прекрасно знал, что причиной его волнений был совершенно точно не он, однако о таких вещах не то что не следовало говорить вслух, но… не стоило даже и просто думать. – Хорошо. Я понял. Спасибо, – с немного напряженной улыбкой кивнул Хёкджэ, тоже прекрасно понимающий, что именно стало истинной причиной дурного самочувствия виконта Ли, однако… разве он мог сделать сейчас хоть что-то для него? Кажется, здоровый сон и полноценный отдых сейчас были лучшим лекарством. Для всех них. Ведь, как говаривал один из наставников Хёкджэ, с проблемой нужно переспать – и тогда наутро она станет чуть легче. Возможно, это немного поможет и Донхэ, однако… Хёкджэ прекрасно понимал, что это вряд ли избавит их от одной беседы на весьма и весьма щекотливую тему, которая должна была состояться в любом случае. – Ты можешь идти, – герцог Ли кивнул напряженно замершему в ожидании града вопросов и упреков камердинеру, и, когда тот, отвесив господину еще один полный уважения и безоговорочной преданности поклон, уже почти скрылся в одном из коридоров, до его слуха донеслись едва слышимые, но такие значимые слова: – И да… Это действительно горе. Большое горе для всех нас. И хорошо, что мы можем разделить его бремя все вместе.